Хорошо, что отменили 7-е ноября. Иначе снова, как и раньше, по радио запускали бы «революционные куплеты», сопровождая комментарием, что из песни слова не выкинешь: как вы там относитесь к революции — неважно, можете называть «переворотом», но — что было, то было. И сводный хор песни и пляски со свистом и гиканьем спел бы по радио про конармейские штыки: «На Дону и в Замостье тлеют белые кости, над костями шумят ветерки, помнят польские паны, помнят псы-атаманы…»

Я не знаю, чьи останки тлеют в Замостье. Даже не представляю, где оно находится. Но то, что белые кости жены и дочери величайшего хирурга прошлого века Николая Васильевича Склифосовского тлеют где-то под Полтавой, — определенно знаю.

Вишневый сад

…Старых деревьев почти не осталось: и фруктовый сад, и старинный парк вырубили еще до войны, землю поделили на сотки. Но картошка на участках не хотела расти, поэтому занятие бросили. Теперь здесь лишь пырей да пасутся коровы. Скотину загоняют в бывшее имение Склифосовских на целый день. И даже не привязывают к колышкам. Никуда не денутся коровы: они привыкли тут пастись.

От бывшего парка сохранился только старый дуб. Его не смогли выкорчевать, и даже срубить не удалось — настолько дерево огромное. Правда, поговаривали в селе, что не срубили потому, что это — память. Одному — печальная, другому — на радость.

Под деревом этим, говорят, и зарубили вдову Склифосовского Софью Александровну да младшую дочь врача Тамару.

…Дворянское имение, как и сад, хотели уничтожить. Да только стены оказались слишком крепки — не поддавались. Дом устоял. Внутри сделали фанерные перегородки. Вышло, как общежитие. Перегородки заменили стенами в полкирпича. Получились квартирки. Зал, детские, кабинет, гостиную, прихожую, кухню поделили на 20 семей.

Поначалу соседи ссорились: неравноценное жилье досталось. Одним — с печкой, другим — без. Но главное неудобство — лампы. Они должны висеть посередине потолка. Но когда потолки делили, то получилось, что абажуры у всех новых хозяев могут висеть только у самой стенки.

За восемьдесят лет, конечно, кое-что следующие поколения хозяев переделали, но у некоторых так и остались абажуры рядом со стеной. И тройные оконные рамы кое-где остались. И дубовый паркет — старинный, «ромбический» — тоже сохранился.

Один из нынешних хозяев говорил, что хотел как-то раз ремонт делать, пол разбирать, внешнюю стену подновить. Взялся за работу и ахнул. Сейчас, говорит, так не строят: в стенах балки конским волосом проложены — для сохранения тепла, кирпичом красным поверх, а потом еще и глиной. А под паркетом, под струганными досками, уголь насыпан и сухие кукурузные початки: это чтобы влага впитывалась, а заодно от тараканов верное средство. Еще никогда в этом доме за весь век не встречали таракана.

Имение — «ведомственное жилье». Комнатки давали работникам Института свиноводства. После войны здесь жило 15 семей, сейчас осталось 7.

Старики умирают, их комнаты достаются соседям. Соседи раздвигают перегородки. Поэтому у некоторых уже абажуры посередине потолка.

…И, может быть, нынешнему поколению жильцов ничто бы не напомнило о том, что некогда тут жили дворяне, если бы не остатки фонтанов в бывшем парке, а ныне — на пастбище коров. Да еще резные цветочные вазы у парадной двери.

Вазы в дворянском имении, конечно, революционные бойцы уничтожили бы, если б смогли. Но они оказались каменными. И сабли понапрасну тупить не стали.

История имения

Село Яковцы — рядом со знаменитым полем, где была Полтавская битва. Поле от Яковцов отделяет лишь роща. Ее посадил Склифосовский в честь маленькой дочки Тамары. Роща так и называется — Тамарина.

А вообще-то имение для Николая Васильевича в 70-х годах прошлого века купила супруга его, Софья Александровна. У них было семеро детей. И хозяйский дом, и сад, и дачу, и даже конюшню Склифосовские сделали светлыми и теплыми.

Здесь играла музыка: и старшие, и младшие, как и отец, и мать, играли на фортепиано и виолончели. Когда старшие дети уезжали в Москву или Петербург, младшие писали им письма, в подробностях рассказывая, что делается в Яковцах.

Вот такое письмо. Написал его один из братьев Владимир старшей сестре: «Милая Оля!.. Так грустно и пусто без тебя. Шура весь день пищит и плачет… На лбу у меня два фонаря, один весь в крови… Вчера папа нам дал «на кутеж» — Коле, Косте и мне… Костя и я ходили сегодня в церковь, а вчера вечером отправились в оперу. Параша на билет в 50 копеек выиграла огромные золотые часы с цепочкой…

К несчастью, у виолончели пробит бок, и папа говорит, что если бы ты была тут, то этого бы не случилось. Ты не думай, это не я сделал, а Коля и Костя… Все тебе все кланяются».

Яковецкие крестьяне хозяев любили за добродушный нрав, за то, что обедом непременно накормят и еще за то, что хозяин Николай Васильевич все годы, что жил здесь, сельских лечил бесплатно.

Возможно, в Яковцах не знали (да и откуда им знать?), что перед их доктором Николаем Васильевичем преклонялись известнейшие хирурги, светила с мировым именем. Университеты считали за честь, если он читал там лекции.

Склифосовский первым применил на практике теоретические выводы хирурга Листера о необходимости стерилизации хирургических инструментов и операционного поля. Представьте, еще в середине прошлого века большинство хирургов считали стерилизацию совершенно необязательной и даже вредной!

Клиника на Девичьем поле

… Профессор, директор Императорского клинического института великой княгини Елены Павловны в Санкт-Петербурге, родился в южноукраинском городе Дубоссары, учился в Одессе, потом окончил курс медицинского факультета Московского университета. Принял на себя заведование хирургическим отделением одесской городской больницы. А степень доктора медицины получил в Харькове в 1863 г. Работал в Германии в патологоанатомическом институте профессора Вирхова и хирургической клинике профессора Лангенбека; затем во Франции у доктора Кломарта и в клинике Нелатона, в Англии — у знаменитого хирурга Симпсона.

По возвращении в Россию выпустил целую серию трудов (перечень их — в диссертации К. Э. Лопатто «Кафедра хирургической патологии при Императорской военно-медицинской академии», 1898), благодаря которым в начале 1870 г. был приглашен на кафедру хирургии в Киевский университет. Он первым из профессоров читал лекции на украинском языке.

При Склифосовском в Москве на Девичьем поле обустроили новые клиники, а затем — и целый медицинский городок. «Клиника Склифосовского», 4-я московская городская больница — кто сейчас ее не знает?

Николай Васильевич организовал Общество врачей Российской империи. XII международный съезд хирургов проходил в Москве в 1897 году. На нем присутствовали крупнейшие ученые из многих стран мира, в том числе выдающийся немецкий физиолог Рудольф Вирхов. Посетив клинику Склифосовского, он воскликнул: «Вы стоите во главе учреждения, которому завидуют другие народы Европы!»

…А уездный врач, писатель Чехов, который изучал хирургию в факультетской хирургической клинике Склифосовского, вместе с Николаем Васильевичем пытались спасти медицинский журнал «Хирургическая летопись», детище Склифосовского.

«Я в ужасе, — писал Антон Павлович, — и вот по какому поводу. В Москве издается «Хирургическая летопись», великолепный журнал, имеющий успех даже за границей. Редактируют известные хирурги-ученые: Склифосовский и Дьяконов. Число подписчиков с каждым годом растет, но все еще к концу года — убыток. Покрываем сей убыток был все время (до января будущего 1896 г.) Склифосовским; но сей последний, будучи переведен в Петербург, практику свою утерял, денег у него не стало лишних, и теперь ни ему и никому на свете неизвестно, кто в 1896 г. покроет долг».

Мраморный свинарник

…В Яковцах на пригорке стояла церковь. А рядом с нею — кладбище, где хоронили только достойных прихожан. Сына Склифосовского Владимира в 1900 году тоже похоронили здесь. Хотя по всем канонам самоубийц не должны были предавать земле в таком святом месте.

История гибели Владимира Николаевича, молодого писаря Полтавского вице-губернатора, была столь трагична, что ее помнят в Яковцах уж целый век.

— Прилежно работал сын Склифосовского у вице-губернатора по фамилии Катеринич. И любил он своего начальника, потому как человек тот был заслуженный, кавалер ордена святой Анны, бухарской Золотой Звезды… Но Владимир Склифосовский был членом местного офицерского собрания, которое готовило террористическую акцию, а целью было убить вице-губернатора. Бросили жребий. Выпала карта Владимиру. Как офицер он должен был казнить Катеринича. Но как порядочный человек не хотел. Да и не смог бы. Поэтому взял и застрелился, — так говорят в Яковцах. А уж как на самом деле — никто не знает. И даже то, был ли вице-губернатором человек по фамилии Катеринич.

…Хоронили Владимира с почестями: в знак уважения и к нему, и к его отцу. После этого дня Николай Васильевич надолго из имения больше не уезжал— ни в Петербург, ни в Москву, ни в Берн. А когда случился инсульт, то и подавну…

Сына отец пережил лишь на четыре года. Поздней осенью 1904 он скончался от кровоизлияния в мозг. Его похоронили рядом с Владимиром. Софья Александровна приказала построить просторный склеп из красного крепкого кирпича. «Здесь и меня положите», — наказала она яковецким крестьянам.

Возле церкви сейчас ничего не осталось. И церкви давным-давно уже нет. Кладбищенские мраморные плиты в 20-м году грузили на подводы и тащили в другое село. Там хотели из них построить свинарник. Но мрамор оказался слишком холоден для теплолюбивых животных. Строение разбили, новое соорудили попроще — из глины да соломы.

…Только две могилы — отца и сына Склифосовских — остались на месте, где когда-то был церковный погост. В 70-х в Полтаве проходил всесоюзный симпозиум хирургов. По такому случаю власти решили на могиле Николая Васильевича положить плиту черного мрамора. На ней написали: «Светя другим, сгораю сам».

А еще здесь пытались облагородить местность: высадили разные лиственные деревья, а у самых могилок — четыре роскошные ели. Три елки местные жители уже успели срубить. Четвертая оказалась как бы за забором: хозяева огородили свою картошку частоколом. Получилось, что Склифосовский похоронен прямо под забором.

«Засидевшись в Петрограде…»

…Заросшие могилы несколько лет назад нашла студентка Полтавского медицинского лицея Наталия Синицына. Она готовила реферат о жизни и деятельности Николая Васильевича Склифосовского. Для реферата нужны были материалы из архивов. Но в полтавском архиве документов было очень мало, да и то лишь те, что подарила местный краевед Вера Никаноровна Жук.

Работать в архиве Наталье не позволили, потому что ей не было 18. К поискам всего, что было связано с именем Склифосовского, была привлечена мама — врач-стоматолог Наталья Андреевна. На защите реферата высокая комиссия онемела, потому что студентка раскопала такие факты, о которых не знали не только преподаватели лицея, но и краеведы.

По крайней мере то, что похоронен Склифосовский в Яковцах, подавляющее большинство, оказывается, и не слышало. И о том, что сельскую школу хирург построил в конце прошлого века, — тоже не знали.

Сейчас в этой школе — общежитие. Да, собственно, после революции никто не помнит, чтобы дети ходили учиться сюда. При Склифосовском — ходили. И до 17-го ходили. А потом нет. И из классов сделали квартирки.

Ксерокопии писем Склифосовских Наталия Синицына читает вслух и с выражением. Она говорит, что оригиналы — на тонкой лощеной дорогой бумаге с вензелем «Н. В. С.». Датированные 1896-м годом, в архив они, вероятно, попали от местного краеведа Веры Никаноровны, которой в свою очередь письма передала внучка Николая Васильевича, дочь старшей дочери Ольги Елизавета.

«… Когда я выеду из Петрограда? Да я не знаю, когда!— писал в мае Ольге в село Яковцы Николай Васильевич, — Может быть, тронусь на днях, и тогда пошлю вам телеграмму, чтобы повидаться хотя бы на вокзале, а тут новое соображение.

Третьего дня по предложению Министра финансов получил приглашение взять на себя обязанности эксперта по хирургии на выставке Нижнего Новгорода. И вот, пожалуй, вместо поездки в Полтавскую губернию придется направиться на северо-восток, а затем уже повернуть в Полтаву. Плана еще не составил окончательно, думаю однако ж, что засидевшись в Петрограде, предпочту сначала побывать в Н. Новгороде, и потом уже отправлюсь для отдыха в Полтаву».

…Кроме просторного склепа, Софья Александровна заказала себе и цинковый гроб. «Чтобы никому потом хлопот не было», — так объясняла домашним вдова хирурга свое желание.

Гроб поставили в подвале. Все дворовые знали, кому он предназначен.

И настал страшный день.

Изуродованное тело хозяйки, пролежавшее на цветнике у старого дуба четверо суток, дворовые тайно сложили в цинковый гроб. Они сделали это, лишь только красный отряд покинул Яковцы.

«Портрет генерала»

1-го августа 1919 года красноармейцы оставили Полтаву, не дожидаясь прорыва Южного фронта конницей генерала Мамонтова. Но уже 18-го красные нанесли по частям белых контрудар. В сентябре отряды Деникина начали новое наступление. В лесах формировались банды из крестьян, которым красные перед уходом пообещали все — дворянские земли, лошадей, дома, мебель с гнутыми ножками и багрового цвета гладкие бархатные скатерти.

Третьего октября 1919 года в Петрограде началась мобилизация коммунистов на Южный фронт, 5-го — мобилизация московских. 7-го октября всероссийская партийная «неделя» постановила отправлять партийцев в качестве политических руководителей партизанских отрядов на юг, в Малороссию. 8-го октября II съезд РКСМ объявил о мобилизации членов союза на Южный фронт.

…Осень 1919-го в моем школьном учебнике по истории называлась так «Победное шествие советской власти». В основном там говорилось о раскрытии белогвардейских заговоров. Самым громким был петроградский — Люндквист, Быков и другие. «Заговор» — расстрел, «заговор» — расстрел. И так на целую страницу.

Конечно, в моем учебнике не было ни слова о том, что с 1917-го целых пять лет в Полтавской губернии не утихали бунты против большевиков. За один только год вспыхивало несколько тысяч! Впрочем, «красная» история и мне, и, думаю, вам тоже преподносила все это как «заговоры белой контры».

Один из таких «раскрыли» в Яковцах. Участников «заговора против советской власти» было двое — дочь Склифосовского и вдова.

…Вся вина Софьи Александровны состояла в том, что повенчана она была с потомственным дворянином да и жила не в нищете. И даже то, что некогда работала гувернанткой в семье Склифосовских (после смерти первой жены Николай Васильевич женился на Софье), — вряд ли эта причина остановила бы красных партизан от казни.

И уж совсем рассерчали непрошеные гости, завидя в гостиной картину, на которой был изображен «белый генерал». На портрете Николай Васильевич Склифосовский был действительно в генеральском мундире — эту форму он заслужил на войне. На четырех войнах.

Когда началась австро-прусская война, Склифосовский получил разрешение австрийского правительства и отправился на фронт. Там он впервые применил методику хирургического обеззараживания. Потом началась франко-прусская война и он снова уехал на фронт. И на балканской, и на русско-турецкой служил военврачом Николай Васильевич. Там он работал вместе с хирургом Пироговым.

Во время тяжелых боев под Плевной и у подножия Шипки случалось, что по трое-четверо суток он глаз не смыкал, не отходя от операционного стола.

…Она знала, что кончина близка. После смерти мужа Софья Александровна часто и тяжело болела, с трудом передвигалась по дому. В сад на воздух уже без посторонней помощи выйти не могла.

Единственное, чего она не знала, что умрет не своей смертью.

Тамарины косы

Вина же профессорской дочери Тамары была в том, что вышла замуж она за белогвардейского офицера. Когда к Яковцам почти вплотную приблизился фронт, он умолял жену уехать отсюда.

Муж Тамары служил в частях генерал-лейтенанта Май-Маевского, командующего Добровольческой армией. В августе 1919 г. именно части Май-Маевского отражали контрнаступление красных, одновременно наступая через Полтаву. После Май-Маевского Добровольческой армией командовал барон Врангель.

…Тамара осталась в селе. Бросить парализованную маму не смогла бы, даже если бы и понимала, что ждет ее вскоре.

Через клумбы, усаженные розами и хризантемами, взбивая копытами октябрьскую грязь, неслись к усадьбе красные всадники.

Софья Александровна сидела на крылечке, закутанная в белую шерстяную шаль. Рядом с мамой стояла Тамара. Тяжелые свои русые косы она всегда укладывала венцом. Косы оттягивали голову, и от этого казалась Тамарина осанка еще более стройной и строгой.

Всадники, схватив за волосы женщин, потащили к дереву. Не хотели пачкать кровью белые стены дома и чистый пол на крыльце. Знали, что теперь все имущество достанется им. Могли, конечно, расправиться с хозяевами и попроще: поколоть штыками и уйти, спалив усадьбу. Но это, наверное, показалось бы слишком просто.

…Рубили саблями, особо не целясь: то по шее полоснут, то по плечу… Софья Александровна скончалась сразу. Тамару убивали долго: толстые косы мешали лезвию сабли достать до горла. Озверевшие от запаха и вида крови красные изверги раскроили женщине череп. И только тогда все стихло. Дворовым было приказано под страхом смерти не прикасаться к телам: пусть все видят и насмотрятся вдоволь. Революция, мол, без убийства не бывает.

Хризантемы с запекшейся на листьях кровью казались зловещими, пока их не срезали. А земля на том месте, говорили, и несколько лет спустя оставалась бурой.

…Останки дочери Склифосовского дворовые тайно закопали рядом со склепом, заложили могилку камнями, чтобы не разрыли собаки.

Никто из старожилов этого, конечно, не помнит. Потому что в октябре 19-го они были малолетними. А кто ж позволит детям на такие страхи смотреть? Но рассказывать — рассказывали.

Вот теперь и они помнят.

Свиньи в доме

Из хозяйского дома сделали жилье, а в соседнее здание имения ( Наталья Синицына предполагает, что это был «гостевой дом», хотя архивы этого и не подтверждают) запустили свиней. Назвали «станция искусственного осеменения».

Внешне, как впрочем и внутри, «станция» выглядела несколько странно. А где еще можно увидеть свинарник с фигурными окнами или гипсовыми ангелами на потолке?

Впрочем, лепку сбили сразу, чтобы ангелы не смущали свинарок.

В августе этого года животных вывезли из имения. Хотя вовсе не потому, что в ком-то проснулось сознание, и он вдруг решил искупить страшный грех святотатства. Просто свинарник перевели в другое место, потому что работникам станции далеко добираться до Яковцов, а автобус ходит только четыре раза в сутки.

Сейчас в этом здании — лишь неубранный помет, густая паутина да зловоние. Председатель поселкового совета сказал, что он понятия не имеет, как распорядятся зданием: «Может, для каких-то нужд употребят, а может, разберут на кирпичи».

Церковь, ту самую, возле которой похоронили Склифосовского, разобрали в 49-м на кирпичи. Хотели из них построить свинарник. Но не построили. Потому что кирпичи пропили.

…Сколько помнит себя село Яковцы, сколько помнит свою церковь, каждый день, говорят, лет десять подряд прилетал сюда сыч. И сидел на верхушке — на кресте. Когда от церкви остался только фундамент, сыч все равно прилетал: покружит, покружит, да и назад, в лес.

И сейчас, бывает, нет, нет, да и увидят сыча, кружащего над церковным фундаментом, похороненным и почти забытым.

… Зимой 1920-го отец отечественного анархизма, бывший школьный учитель Нестор Иванович Махно в личном письме написал такие слова: «Я спросил себя: для чего они отняли у буржуазии такое роскошное по обстановке и большое здание? Для чего оно им, когда здесь, среди этой кричащей толпы, нет никакого порядка даже в криках, которыми они разрешают ряд важнейших проблем революции, когда зал не подметен, во многих местах стулья опрокинуты, на большом столе, покрытом роскошным бархатом, валяются куски хлеба, головки селедок, обглоданные кости?»

И даже если это описание некоего поместья в Екатеринославской губернии, а вовсе не о Полтавской речь, — все равно похоже. До невозможности похоже.

Еще не раз и не два будет переписываться история того ужаса, который семьдесят лет назывался гордо «революцией». Кто-то будет вновь и вновь искать оправдания злу, называя его добродетелью. И кто-то однажды снова поверит в эту свистопляску и в то, что диктатура — неизбежна.

И тогда, не дай Бог, появятся новые всадники — предвестники красного террора.