В память подвига солдат Русской Императорской армии в войне с Японией.

«У меня осталась одна рука; но эта одна – правая.
А потому, желая по-прежнему делить с товарищами
боевую жизнь, прошу ходатайства Вашего благородия
о выдаче мне шашки и револьвера».

Из рапорта ефрейтора 7-й роты Иосифа Трумпельдора
своему ротному командиру при обороне Порт-Артура
24 ноября 1904 г.

1 марта 1920 г. укрепленная усадьба еврейских поселенцев Тель Хай, неподалеку от поселения Кфар Гилади в Верхней Галилее, была окружена отрядом арабов-бедуинов из армии эмира Фейсала, ведшего партизанскую войну против оккупационных сил Антанты (преимущественно – французов) на Ближнем Востоке. Начальник еврейского гарнизона, однорукий Иосиф Трумпельдор, вступил с арабами в переговоры, неожиданно перешедшие в перестрелку, и был смертельно ранен пулей в живот, но успел передать командование своему заместителю Пинхасу Шнеерсону. Евреев было всего 30 человек. Для большинства это был первый бой, но они продержались до вечера, отбивая атаки значительно превосходящих их численно бедуинов, хотя приходилось беречь патроны. К вечеру бедуины отступили, унося убитых и раненых. Евреи потеряли убитыми шесть человек. Тель Хай им пришлось оставить, ибо наличных сил не хватало для обороны двух других, более важных укрепленных пунктов – Метулы и Кфар Гилади.

Так закончилось первое вооруженное столкновение между евреями и арабами в Святой Земле с момента начала вторичной колонизации Палестины евреями.

Иосиф Трумпельдор скончался от полученной раны в Кфар Гилади в возрасте 40 лет. Между тем, он вполне мог погибнуть и гораздо раньше – например, в годы Гражданской войны в России, при штурме Галлиполи в 1915 г. или в 1905 г. – русским солдатом под Порт-Артуром. Об этом знают ныне не все. Слишком уж непривычно для русского уха звучит сегодня история этого первого русского офицера не просто еврейского происхождения, но и иудейского вероисповедания (умудрившегося в то же время быть толстовцем и вегетарианцем!), полного Георгиевского кавалера, потерявшего в бою кисть левой руки от разрыва японского снаряда и получившего (поскольку больше не мог владеть винтовкой!) в виде исключения дозволение ходить в бой, как офицер, с револьвером и шашкой! И тем не менее, хотя в Израиле он считается национальным героем, «Львом – потомком Иуды Маккавея», хотя именно в честь него был назван знаменитый «Бейтар», или «Бетар», аббревиатура полного названия организации «Брит Трумпельдор» («Союз Трумпельдора»), для нас он останется прежде всего русским солдатом. Впрочем, начнем по порядку…

В ряды Русской Императорской армии евреи были призваны впервые в 1827 г. (хотя и имеются сведения о планах светлейшего князя Потемкина-Таврического сформировать несколько полков исключительно из евреев). До того времени воинская обязанность (или, как тогда говорили, «рекрутская повинность») заменялась для подданных иудейского вероисповедания податью: евреи платили 500 рублей с рекрута, то есть ровно столько, сколько платило за избавление от службы в армии русское купечество (в то время, как русские мещане уплачивали за освобождение от рекрутской повинности по 360 рублей). Поголовное освобождение еврейского (а если быть точнее — иудейского) населения Российской Империи, как принадлежавшего исключительно к купеческому и мещанскому сословиям, от военной службы в рядах Русской Императорской армии вызывало казавшееся вполне законным и оправданным недовольство среди основной, христианской, части населения Империи.

Так, авторы двух записок представленных еще в правление Императора Александра I Благословенного, в 1802 г., Еврейскому Комитету (занимавшемуся вопросами обустройства подданных Российской Империи иудейского вероисповедания), указывали, что: «…когда все нации в России дают рекрут, то почему с одних жидов взимают вдвое деньгами за рекрута? За что они таковыми выгодами пользуются против Россиян? (любопытно, что авторы записок, противопоставлявшие друг другу «жидов» и «Россиян», первых, судя по всему, «Россиянами» еще не считали, хотя основная часть компактно проживавшего еврейского населения России являлась российскими подданными еще со времен трех «разделов Польши», то есть, по крайней мере, с конца правления Императрицы Екатерины II Великой! – В.А.). Авторы записок рекомендовали русскому правительству распространить воинскую повинность и на евреев, отмечая, что те могли бы, в соответствии со своими склонностями и особенностями своего национального характера, служить «расторопнейшими деньщиками» (так!), «проворными и дело свое знающее погонщиками» (вспомним многократно описанных в нашей классической литературе еврейских «балагул»!), «курьерами для посылок» и т.д. Впрочем, существуют упоминания о том, что евреи служили в рядах Русской Императорской армии еще до 1827 г.

Так, например, евреи принимали многократно засвидетельствованное русскими авторами участие в Отечественной войне 1812 г. Один из более ярких наших героев этой славной эпохи, прославленный поэт-партизан Денис Васильевич Давыдов, описывая подвиг одного русского улана, отмечал: «Весьма странно то, что сей улан, получив за этот подвиг Георгиевский знак (имеется в виду знак отличия Военного Ордена, именуемый в просторечии «солдатским Георгиевским крестом» — В.А.), не мог носить его: он был бердичевский еврей, завербованный в уланы». Император Николай I, впервые в России официально распространив воинскую обязанность на российских евреев, заявил, что считает привлечение евреев к службе в армии «справедливым, чтобы рекрутская повинность к облегчению наших верноподданных уравнена была для всех состояний, на коих сия повинность лежит» (Высочайший Указ от 26 августа 1827 г.).

Тем не менее, фактически военной службе российских евреев после окончания эпохи наполеоновских войн был придан характер некой «воспитательной меры». Служба в рядах Русской Императорской армии должна была искоренить в евреях так называемый «иудейский фанатизм» и, по возможности, иметь своим результатом склонение евреев-солдат к переходу в Христианство (желательно, в Православие). В соответствии с этими негласными установками, «Устав рекрутской повинности и военной службы евреев» 1827 г. создал для евреев достаточно тяжелые условия несения военной службы. В то время, как с подданных-христиан брали рекрут лишь в один из двух объявленных рекрутских наборов, и притом только по семь рекрут с 1000 «душ», с евреев брали при каждом рекрутском наборе по 10 рекрут с 1000 «душ». Евреи принимались на службу в возрасте от 12 лет, причем при приемке обращалось внимание лишь на то, чтобы они не имели «болезни и недостатков, несовместимых с военной службой. Прочие, требуемые общими правилами качества, оставляются без рассмотрения» (§ 10 «Устава рекрутской повинности и военной службы евреев», далее для краткости – «Рекрутский устав» — В.А.). Принятые на службу евреи немедленно помещались на квартирах у обывателей-христиан. Малолетние (то есть, не достигшие 18 лет) еврейские рекруты направлялись в «заведения, учрежденные для приготовления к военной службе», то есть в так называемые «школы кантонистов», причем все время, проведенное ими в этих школах, не засчитывалось им в служебный срок. Совершеннолетние же сразу определялись на действительную службу (§§ 70, 71, 74 и 75 «Рекрутского устава»).

Во время следования к назначенному месту службы рекруты-евреи содержались «особо» (отдельно – В.А.) от товарищей-христиан, но на стоянках помещались непременно в домах христиан, а не евреев. Сопровождавшие рекрутов обер-офицеры и «дядьки»-унтера обращались с ними достаточно сурово. Рекрутский устав формально охранял неприкосновенность религиозных верований евреев-рекрутов, но фактически с первого же шага по пути военной карьеры все толкало еврея-солдата к переходу в Христианство, поскольку, чем большего количества обращенных в Православие рекрутов мог добиться обер-офицер, конвоировавший партию рекрутов, тем более благосклонно на него взирало начальство. «Как перевалили в русские губернии, — писал в своих воспоминаниях один из бывших кантонистов, В. Никитин, — так Меренцов (начальник партии кантонистов – В.А.) начал подготовлять нас к переходу в Православие… издеваясь над нашими верованиями».

Каждый смотр партии кантонистов армейским начальством открывался вызовом желающих принять Святое Крещение. Последние сейчас же переходили в привилегированное положение. Их лучше одевали, хорошо кормили, освобождали от побегушек и т.д. Еврейских детей-рекрутов отправляли обыкновенно в отдаленные губернии, где не имелось местного еврейского населения – например, в губернии Пермскую, Вятскую, Казанскую, Нижегородскую. По дороге некоторые рекруты бежали. За эти случаи исчезновения рекрутов (впрочем, достаточно редкие) в пути отвечала вся партия – секли каждого десятого. По прибытии в назначенный город, малолетние еврейские рекруты направлялись в батальон кантонистов, где их ожидал не менее суровый режим. Переписка с родными (по-еврейски) запрещалась, солдат-евреев к ним не допускали, для побуждения к переходу в Христианскую веру многих отправляли в русские деревни, на постой в крестьянские дворы.

На 19-м году жизни евреи приводились к особой присяге, с клятвой служить «с полным повиновением военному начальству так же верно, как если бы были обязаны служить для защиты законов земли Израильской». К тому времени они, однако, как правило, уже успевали настолько «обрусеть», что, сменив веру, в дальнейшем несли военную службу, не испытывая никаких ограничений как евреи по происхождению, ибо в Царской России ограничения существовали по признаку исключительно религиозному, но не племенному или расовому. «Рекрутский устав» не устанавливал никаких ограничений относительно распределения солдат-евреев по воинским частям.

Но уже в 1829 г. был издан указ о неназначении, «впредь до особого повеления», солдат-евреев в «деньщики» (вопреки намерениям авторов «записок» 1802 г., предлагавших определять евреев как раз в «деньщики», этот запрет оставался в силе чуть ли не до 1914 г.). Несколько позднее последовало запрещение определять солдат-евреев в карантинную стражу, в некоторые инвалидные и мастеровые роты. Указом от 10 февраля 1844 г. было запрещено назначать евреев в нестроевые роты и отделения, состоящие при войсках Гвардейского корпуса, в «служительские команды» военно-учебных заведений, батальонов кантонистов, комиссариатского и провиантского ведомств, а также при домах Генерального штаба, Второго отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии и Инженерного замка. Впрочем, Указ 1844 г. застал солдат-евреев исправно несущими службу во многих армейских частях, отныне объявленных для них «закрытыми», и местное начальство (вероятно, дорожа евреями, как хорошими солдатами и работниками), судя по всему, не слишком торопилось приводить его в действие. Иначе не потребовались бы неоднократные напоминания о необходимости неукоснительного осуществления Указа на практике.

Приказ 16 июня 1845 г. по Морскому ведомству запретил определять евреев в ластовую роту и нестроевые мастеровые Гвардейского экипажа и служительские команды морских учебных заведений, департамента морского министерства и зданий Главного адмиралтейства. Как видно, эти ограничительные меры вызывались недоверием высшего начальства к моральным качествам солдат-евреев. Так, еще в указе от 20 апреля 1837 г. о непринятии евреев в карантинную стражу говорилось, что в стражу часто назначаются нижние чины, которые «по ненадежному поведению и дурной нравственности, оказываются для службы сего рода совершенно не соответствующими», а посему Высочайше повелевалось, чтобы в стражу «не назначались молодые люди, а тем менее рекруты, люди дурной нравственности и нижние чины из евреев».

Судя по всему, личное отношение Императора Николая I к евреям-солдатам было достаточно неприязненным. Так, в 1832 г. он разрешил производить солдат-евреев в унтер-офицеры «лишь за отличия в сражениях против неприятеля». В 1837 г. комитет министров хотел разрешить право жительства в городах Николаеве и Севастополе престарелым родителям евреев-матросов, отбывавших там службу, на что Государь положил резолюцию: «Дозволять одним вдовым матерям». Тем не менее, Государь пользовался каждым удобным случаем, чтобы увеличить число еврейских солдат в Русской Императорской армии.

Когда в 1841 г., в виду проектировавшегося «разбора» (разделения) евреев на «полезных» и «неполезных», Еврейский Комитет предложил брать с признанных «неполезными» евреев «рекрут втрое более противу обыкновенного», Государь счел «тройное число недостаточным, полагая возможным взимать рекрут впятеро против обыкновенного набора». С этой же целью евреям-солдатам было разрешено вступать в брак (если у них рождались сыновья, их зачисляли в кантонисты).

В 1838 г. комитет министров вошел с представлением о разрешении проживать в столице до достижения совершеннолетия матроса-малярного мастера второго рабочего экипажа еврея Маркуса, на что Государь положил резолюцию:

«Согласен, но сыну не иначе, как ежели отец согласен включить его в военные кантонисты, что впредь принять за правило». В одной сибирской местности евреям было дозволено остаться на поселении по истечении срока военной службы, с тем условием, чтобы их дети были сданы в солдаты.

Несмотря на достаточно тяжелые условия армейской службы, необходимо отметить, что евреи в массе своей отбывали воинскую повинность с усердием и старательностью, удостаивавшихся заслуженных наград. Последнее явствует хотя бы из того, что уже в 1832 г. возник вопрос о производстве евреев в унтер-офицеры (на что Император Николай I и положил упомянутую выше резолюцию «лишь за отличия в сражениях»).

В 1836 г. было издано распоряжение о награждении евреев знаком Военного Ордена (солдатским Георгиевским крестом) за боевые подвиги (хотя фактически, как это явствует хотя бы из цитировавшихся нами выше «Записок» Дениса Давыдова, солдат-евреев Русской армии награждали этим знаком отличия и раньше — во всяком случае, в эпоху войн с Наполеоном I Бонапартом). В 1850 г. было воспрещено производить солдат-евреев за отличие в унтер-офицеры иначе, как с Высочайшего разрешения.

Нет сведений о том, сколько всего евреев было призвано под знамена в царствование Императора Николая I, однако известно, что, вследствие действовавшей в отношении «русских подданных Моисеева закона» большей нормы рекрутского призыва по сравнению с остальным населением Российской Империи, еврейские общины («общества» или «кагалы») оказались не в состоянии давать требуемого от них количества рекрутов. С 1850 г. было велено брать, без зачета, рекрут за прежние «рекрутские недоимки», а потому зачастую сдавали в рекруты калек, стариков и детей от восьмилетнего возраста (!). Однако и этого на поверку оказалось недостаточно.

Тогда в 1853 г. еврейским общинам было дозволено ловить у себя в местности всех евреев, не имевших паспортов и принадлежавших к другим еврейским «обществам» и отдавать их в зачет своей собственной рекрутской повинности.

Главам еврейских семейств, кто бы они ни были, предоставлялось даже право самим, без указания кагального начальства, ловить таких «беспаспортных» или «чужих» евреев и сдавать их в рекруты за себя или же за кого-либо из своих сыновей. И началась повсеместная, в местах компактного проживания еврейского населения Российской Империи, ловля беспаспортных евреев (даже получивших особое название — «пойманников»). Некоторые «предприимчивые» отцы семейств, быстро сообразив, что из этого дела можно, при желании, извлечь немалый доход, стали, с целью продажи евреев в другие общины, где требовались рекруты, ловить даже людей, имевших паспорт. Обычно их пускали на постой, после чего, напоив допьяна, выкрадывали и уничтожали их паспорта – и «пойманники» шли в солдаты. Стало даже опасно отлучаться из дома; бывало, что и местные российские власти, из корыстных побуждений, подкупаемые верхушкой общин или «главами семейств», закрывали глаза на эту торговлю «беспаспортными».

Особенно часто эти «ловцы» (или «хаперы» — от слова «хапать»!) охотились за еврейскими детьми. Среди бела дня, хитростью, а то и силой, вырывали их у матерей и продавали под видом «беспаспортных». Естественно, в первую очередь ото всего этого страдали еврейские «капцоним» (бедняки).

Для надобностей Севастопольской кампании в Крымскую войну было произведено два рекрутских набора. При этом христиане западной части Российской Империи дали по 19 рекрут с каждой 1000 жителей, христиане восточной полосы – по девять рекрут с 1000, а евреи – по 30 рекрут с 1000. В память героической Севастопольской обороны в 1866 г. в городе Севастополе над могилой 500 (а по другим сведениям – 3000) павших русских воинов-евреев был сооружен памятник, увенчанный обелиском из белого мрамора, как зримое свидетельство того, что и евреи (а таковыми в России тогда считались лишь лица иудейского вероисповедания, в то время, как принявшие Христианство «евреями» уже не считались и никаким ограничениям не подвергались) наряду с сынами других народностей Российской Империи, принимали достойное участие в «Севастопольской страде».

По иронии судьбы, эти евреи пали при защите города, в котором тогда было запрещено проживать их единоверцам! Памятник был разрушен советскими властями в начале 20-х гг. ХХ в., когда большевики уничтожали любые проявления памяти о воинской славе исторической России (и уж тем более — памяти о «неправильных» евреях – верных слугах и воинах «проклятого царского режима»!) и восстановлен лишь в 2004 г.

Начало царствования Императора-реформатора Александра II Освободителя было для российских евреев-солдат не особенно благоприятным. С введением в России всеобщей воинской повинности все евреи, достигшие 21 года, должны были отбывать ее на общих основаниях, и никаких «замен» уже не допускалось.

10 мая 1856 г. был издан Высочайший указ о неназначении впредь евреев в Русский Императорский флот и о переводе всех матросов-евреев в сухопутные войска. Этот указ свидетельствовал о крайнем недоверии правительства к боевым достоинствам евреев, служивших в Русском флоте. Но будущее вскоре показало, что данный акт лишь завершал собою уходившую в глубь истории николаевскую политику по отношению к евреям, а отнюдь не характеризовал образ действий нового, либерального правительства. Рядом последовавших за ним распоряжений положение военнослужащих-евреев было, напротив, существенно облегчено.

Так, указом 26 августа 1856 г. (по случаю Коронации) предписывалось «рекрут из евреев взимать наравне с другими состояниями», «рекрут из евреев принимать тех же лет и качеств, кои определены для рекрут из других состояний и затем прием в рекруты малолетних евреев отменить»; Коронационный манифест 26 августа 1856 г. отменил заведения военных кантонистов и возвратил всех находившихся на военной службе евреев моложе 20 лет их родителям. Приказом военного министра от 8 сентября 1859 г. на солдат-евреев было распространено общее право на бессрочный отпуск за беспорочную выслугу 15-летнего срока. 22 ноября 1860 г. было разрешено отставным и бессрочно-отпускным нижним чинам-евреям Гвардейского корпуса проживать с семьями в столице. В 1861 г. эта льгота была распространена и на проживавших в окрестностях Петербурга. В 1867 г. евреям — отставным солдатам — было дано право повсеместного жительства в пределах всей Российской Империи.

Таким образом, Царь Освободитель значительно облегчил условия поступления своих подданных-евреев на военную службу и расширил круг прав евреев – отставных солдат. Изменились к лучшему и условия прохождения евреями военной службы. Прежнее недоверие к ним начальства сменилось мерами поощрения; характерный для всей сферы государственной жизни «эпохи реформ» дух гуманности сказался и на военной среде.

В 1858 г. было издано постановление о награждении евреев всеми орденами, которыми награждались и мусульмане. В 1860 г. солдаты-евреи были впервые официально допущены к службе в Императорской гвардии. В 1861 г. последовало разрешение производить рядовых из евреев в строевые и нестроевые унтер-офицеры, в том числе и в писаря, на общих основаниях; прослужившим же в унтер-офицерском звании 10 или 12 лет предоставлялось право пользоваться всеми обычными в таких случаях преимуществами, связанными с отказом от производства в офицеры (Высочайше утвержденное положение Военного совета от 13 ноября 1861 г.).

В 60-х гг. XIX в. был впервые поднят вопрос о производстве евреев в офицеры Русских Императорских армии и флота. Комитет об устройстве евреев еще в 1860 г. высказался в пользу утвердительного разрешения его («Новое Время» №65 за 1874 г.), однако, военный министр Милютин, несмотря на всю свою «прогрессивность», заявил, что право на производство в офицерские чины «едва ли может быть даровано евреям (здесь опять-таки имеются в виду военнослужащие иудейского вероисповедания – В.А.) и в том случае, если бы оказалось возможным допустить их к поступлению вовсе без изъятия гражданские должности, так как солдат-христианин с пренебрежением будет смотреть на офицера-еврея и самая строгая дисциплина окажется бессильной в борьбе с религиозными чувствами и убеждениями».

Именно к периоду Великих реформ Царя-Освободителя относится упоминание в некоторых источниках первого офицера Русской Императорской армии не только еврейского происхождения, но и иудейского вероисповедания — штабс-капитана Герцля-Янкеля Цама (ушедшего в отставку в 1881 г. в чине капитана) как якобы первого (задолго до Иосифа Трумпельдора) офицера Русской Императорской армии не только еврейского происхождения, но и иудейского вероисповедания. Увы — факты свидетельствуют о другом. Цам был крещен еще кантонистом.

Позднее, по мере нарастания противостояния правительства Всероссийской Империи с террористическим революционным подпольем, рекрутировавшимся, в значительной своей части, из евреев, и возраставшей в этой связи опасностью проникновения подрывных элементов в русскую военную среду (чему имелось, к сожалению, немало примеров), произошел определенный поворот правительственной политики в сторону «реакции» (заметим, кстати, что это слово означает «ответ» на враждебные действия другой, революционно-террористической стороны!). В этом контексте началось и обратное движение в сфере военной службы.

В 1876 г. были опубликованы первые «меры к ограждению правильного исполнения евреями воинской повинности», за которыми последовали и другие, носившие все более ограничительный характер. Эти меры свидетельствовали о все возраставшем недоверии российского правительства к добросовестности внесению евреями долга по несению «повинности крови», хотя данные повседневной практики, в сущности, никаких оснований к такому отрицательному отношению не давали. Путем тайных циркуляров и устных распоряжений на инспекторских смотрах было приостановлено действие некоторых законоположений (так, например, был прекращен прием евреев-вольноопределяющихся в саперные батальоны).

Хотя поведение евреев в Русско-турецкую кампанию 1877-78 гг. (войну за освобождение балканских славян от османского ига) показало, что евреи оказались столь же мужественными и способными к самопожертвованию русскими солдатами, как и прочие их товарищи по оружию. О подвигах русских солдат-евреев в Балканскую кампанию сохранилось немало свидетельств современников. Наибольшее число евреев служило в 16-й и 30-й боевых пехотных дивизиях, контингент которых был навербован в Могилевской и Минской губерниях. Эти две дивизии включали в свой состав почти четверть всех евреев-новобранцев; в некоторых ротах число евреев превышало половину общего числа солдат. 16-я и 30-я дивизии участвовали в нескольких решающих боях с турками, причем не было недостатка в проявлении евреями-солдатами исключительного мужества.

Так, в бою под Горным Дубняком в Болгарии 13 августа 1878 г., когда нашим войскам пришлось брать сильно укрепленный турецкий редут, внезапно открытый турками артиллерийский огонь произвел замешательство в рядах русского отряда, который уже начал отступать, как вдруг раздался громкий крик: «Шма Исроэль!» («Слушай, Израиль!» — обычное восклицание верующего иудея перед лицом неминуемой гибели).

Оказалось, что горсть солдат-евреев с криком: «Шма Исроэль!» бросилась в штыки, увлекая за собой всю русскую штурмовую колонну, которая, с бессознательным, но огромным воодушевлением подхватив: «Шма Исроэль!», ворвалась в турецкие траншеи, переколов всех турок. Так был взят один из важнейших плевненских редутов.

При переходе русской армии через Сельченский перевал 24 декабря 1877 г. одна из рот 16-й дивизии неожиданно очутилась плечом к плечу с турецким отрядом, в пять раз превосходившим ее по численности.

«Пришлось отступать, но куда? Посмотришь вниз по спуску – мраморная стена, с навесами… Голова закружится – верная смерть. Уныние охватило солдат, как вдруг раздалось несколько голосов: «Валяй турка! Валяй турка!» — и моментально моим глазам, рассказывает очевидец, майор Г., представилась бесподобная картина: 7-8 еврейских солдат перебежали к неприятелю и через несколько секунд, таща за собой каждый по 2, по 3 турка, держа их у пояса, и с криком «валяй его» бросались в неведомую пропасть; их отчаянному примеру последовали многие другие храбрецы роты». По произведенному потом подсчету, оказалось, что турок было брошено в пропасть 67 чел., с русской же стороны добровольно бросилось 26 чел., из них 19 евреев. (С.Е. Корнгольд, Русские евреи на войне 1877/8 г., Русский Еврей, 1879, №7).

Генерал М.Г. Черняев, известный герой покорения Туркестана и вождь русских добровольцев в борьбе балканских славян за освобождение, описывал боевую деятельность одного из своих соратников, еврея Д.А. Гольдштейна, в следующих выражениях:

«С прибытием его сюда (в Сербию – В.А.) и до конца, он постоянно находился в огне. 11-го августа, при нападении турок на Шуматовский редут (под Алексинцем) Гольдштейн обратил на себя собственное мое внимание отвагой и хладнокровием, и когда был убит начальник редута Протич (серб – В.А.), я тотчас назначил Гольдштейна вместо него. Под начальством Гольдштейна гарнизон окончательно отбил отчаянную атаку турецких масс, за что ему дана мною медаль за храбрость. По отражении турок под Алексинцем, я взял его в главный штаб. 30-го августа, при Бобившите, находясь на батарее, наиболее подвергавшейся неприятельскому огню, Гольдштейн был ранен в правое плечо. На перевязочном пункте я присутствовал при наложении гипсовой повязки. Он был бодр. Я объявил ему о пожаловании ему креста Такова (сербского ордена – В.А.). С перевязочного пункта Гольдштейн был перевезен в Рафаны, где и скончался. В продолжительную мою боевую карьеру мне редко случалось встречать такое безупречное мужество и хладнокровие, которые Гольдштейн выказал среди величайшей опасности, и я считаю священным для себя долгом этим заявлением почтить память покойного» (цит. по: Г.К. Градовский. В защиту русских, 1906, с. 15).

Помимо храбрости, русские солдаты из евреев не уступали своим товарищам по оружию других вероисповеданий также в сообразительности, находчивости и солдатской смекалке. Так, в одну из лунных ночей после неудачного для нас сражением под Плевной отряду русских войск, на 20% состоявшему из евреев, было приказано занять турецкую позицию у Полишета. Дорога шла полем, устланным турецкими трупами. Подпустив к себе русский отряд на 50 шагов, турки открыли по нему губительный огонь. Преобладание неприятельских сил было несомненным, и отряд заколебался; тогда еврею-унтеру пришла в голову счастливая мысль: «Ваше благородие, одевайте феску, кричите: Аллах!», обратился он к офицеру. Совет был исполнен. Русские в фесках, снятых с убитых турок, с криками «Аллах!», заставившими умолкнуть оторопевших турецких артиллеристов, ворвались в турецкие траншеи, захватили их без особого труда и овладели неприятельскими орудиями.

В сражении под Шипкой 28 декабря 1877 г. в нашей передовой линии находился Устюжский полк 16-й дивизии. Сильный турецкий ружейный огонь вызвал в его рядах замешательство. Чтобы воодушевить русских солдат, командир схватил знамя и бросился со знаменем вперед. Первым из солдат за ним устремился еврей-барабанщик, который под градом турецких пуль начал бить «наступление». Барабанный бой и пример начальника ободрили солдат, и неприятель в беспорядке отступил.

Под Ловчей русский рекогносцировочный отряд был неожиданно окружен многочисленной шайкой иррегулярной кавалерии турецкой армии («башибузуков», букв.: «сорви-голов»). При виде численного превосходства неприятеля, солдаты пришли в смятение. Но среди них нашелся еврей-унтер, скомандовавший образовать оборонительное кольцо. «Мы, под командой унтера-еврея, вспоминал сам начальник отряда, прапорщик Д., стали один к другому спиной, защищаясь от осадившей нас шайки обнаженными саблями; осада, однако, длилась недолго: еврей, ловко маневрируя саблею, вскоре приколол трех, а я одного турка, что и навело панику на остальных; турки начали отступать, и мы без потерь вернулись в бивуак». (С.Е. Корнгольд. Русские евреи на войне 1877/8 г. Русский Еврей, 1879, №7-8). Еврей-унтер был награжден Знаком отличия Ордена Святого Георгия (и с тех пор с гордостью носил свой Георгиевский крест — в отличие от ортодоксального иудея-улана, упомянутого в «Записках» Дениса Давыдова).

Вообще случаи, когда в разгар боя солдаты-евреи принимали на себя командование, были не редки. Так, в августовском сражении под Плевной одна русская рота потеряла убитыми или ранеными всех своих офицеров; тогда рядовой-еврей надел мундир, снятый с лежавшего подле него трупа офицера, и, с обнаженной саблей в руках, устремился вперед с криком: «За мною, ребята! Ура!». Он был убит в этом сражении и похоронен со всеми почестями в офицерском мундире. Подвиг солдата-еврея, поймавшего на лету пушечное ядро (вероятно, находившееся на излете) и тем спасшего множество жизней, был упомянут в специальном приказе по армии Главнокомандующего Великого Князя Николая Николаевича (Старшего), и о нем много сообщалось в печати (Корнгольд, Ibid.). Будущий военный министр генерал Куропаткин охарактеризовал боевые качества евреев-солдат в Русско-турецкой кампании 1877-78 гг., следующим образом: «И татары, и евреи умели и будут вперед уметь так же геройски драться и умирать, как и прочие русские солдаты» («Военный Сборник», 1883, № 7).

После злодейского убийства Царя-Освободителя «народовольцами» (среди которых, как известно, к сожалению, были и евреи) в 1881 г. и вступлением на Прародительский Престол Императора Александра III Миротворца, положение военнослужащих-евреев в русской армии вновь осложнилось. Со вступлением в должность военного министра Ванновского, озабоченного необходимостью ограждения Русской Императорской армии от «тлетворного влияния евреев» (которых министр, как и многие, однозначно и всем скопом зачислял в революционеры), был издан особый циркуляр 1882 г. о размещении евреев-новобранцев.

Это распоряжение, отчасти восстанавливавшее действие давно позабытых постановлений, отчасти отменявшее принятые в правление Царя-Освободителя либеральные законы, воспрещало назначение евреев в крепостную артиллерию, во флот, в пограничную и карантинную стражу, в резервные и местные батальоны и команды. Однако выполнение данного циркуляра, очевидно, повсеместно наталкивалось на существенные препятствия «снизу», ибо Главному штабу всего 2 года спустя пришлось вновь напомнить о нем («Заря», 1884, № 215).

В 1883 и 1884 гг. были случаи, когда евреев-новобранцев, вопреки закону, арестовывали до доставки в воинское присутствие, из одного только подозрения, что они могут скрыться. При этом воинские присутствия нередко предъявляли к новобранцам-евреям требования, нигде в законе не указанные.

Так, Николаевское присутствие предписывало им представлять вместе с другими документами фотографическую карточку (требование, связанное по тем временам с немалыми расходами). Одесское присутствие, освобождая от явки на призыв христиан-первольготников, обязывало к ней евреев той же категории (Недельная Хроника Восхода, 1885, № 45). С 1887 г. евреев-вольноопределяющихся перестали допускать к сдаче экзамена на офицерский чин. В 1889 г. было запрещено определять евреев на места военных капельмейстеров (причем количество их среди штатских музыкантов ограничивалось одной третью от общего числа). Евреев-новобранцев чаще всего направляли к месту службы в части, расположенные во внутренней России или на окраины – в Средней Азии (Туркестане), Сибири и на Дальнем Востоке.

За время пребывания на службе такие евреи обычно успевали освоиться с новым местом, обзавестись связями, нередко даже наметить себе занятие по выходе в запас. Но, стоило им покинуть службу, или даже взять кратковременный отпуск, как их, как не имевших права жительства вне «черты оседлости», немедленно выселяли на «малую родину», с которой они, как правило, уже не имели ничего общего (Циркуляр министерства внутренних дел 14 февраля 1888 г., №1; Высочайше утвержденное положение Военного совета 9 марта 1896 г.).

Стеснениям подвергся и военно-медицинский персонал из евреев. В 1882 г. последовало распоряжение об ограничении числа евреев-военных врачей и фельдшеров, причем предельной нормой их численности было установлено 5%; в части, где по расписанию полагался один врач, в окружные и главное военно-медицинское управления, равно как и в лечебные заведения и управления, расположенные в крепостях, было приказано врачей-евреев вовсе не назначать. Повышение их по службе допускалось лишь до должности V медицинского разряда, не выше, да и то не иначе, как с согласия главных начальников военных округов, с непременным соблюдением 5%-ной нормы относительно общего числа лиц V разряда. В тех округах, где численность военврачей-евреев превышало предписанную норму, последние в течение двух лет подлежали переводу в другие районы, пока число их не снижалось до предписанного уровня.

Данное распоряжение мотивировалось опять-таки не вполне добросовестным, будто бы, исполнением врачами-евреями служебных обязанностей. Столь незаслуженное обвинение вызвало осуждение в российской печати. Многие из лучших представителей корпорации врачей-евреев в знак протеста добровольно вышли в отставку. Одновременно прием евреев в Военно-медицинскую академию был ограничен «процентной нормой» в 5% от общего числа слушателей.

Повторимся еще раз: речь во всех этих случаях шла об ограничениях в отношении евреев, не желавших сменить свое вероисповедание. Между тем, в офицерскую среду, считавшуюся в царской России, пожалуй, наиболее замкнутой, проникало все больше евреев, сменивших свою иудейскую религию на одну из Христианских (причем не обязательно не обязательно на Православие; чаще всего евреи-выкресты принимали евангелически-лютеранскую или еще какую-либо протестантскую веру).

Генерал А.И. Деникин в своей известной книге «Путь русского офицера» (впервые изданной в 1955 г. в Нью-Йорке) вспоминал, что в рядах Русской Императорской армии были не только низшие офицеры, но и генералы, чисто еврейского происхождения. Об этом же писал в своих мемуарах «Записки генерала-еврея» и генерал Генерального штаба М.В. Грулев – русский еврей, достигший высоких должностей и даже кандидат в военные министры Российской Империи, имевший огромные заслуги в деле изучения Дальнего Востока и Маньчжурии, где в выбранном им пункте и по его указанию был основан центр будущей «Желтороссии» — г. Харбин. Нам же представляется важным подчеркнуть в данной связи и следующий несомненный факт (на который, в частности, обращал внимание еще русский эмигрантский исследователь А.И. Дикий в своем фундаментальном труде «Евреи России и в СССР»; первое издание: Нью-Йорк, 1967 г.).

Сыновьями евреев-кантонистов были известные генералы, сыгравшие важную роль в истории Февральской революции 1917 г. — Н.И. Иванов (предпринявший по приказу Императора Николая II безуспешную попытку подавить мятеж в Петрограде в феврале 1917 г., а позднее, в 1918 г., возглавивший белую монархическую Южную Армию) и М.В. Алексеев («дедушка русской армии» и член петербургской «гучковско-гурковской военной ложи», способствовавший отстранению от власти Императора Николая II в феврале 1917 г., а затем принявший участие в выступлении генерала Л.Г. Корнилова против Временного правительства и в организации белой «непредрешенческой» Добровольческой армии).

С.В. Цейль, сын еврея-кантониста, окончил Михайловское артиллерийское училище и Николаевскую Академию Генерального Штаба. В 1904 г. получил чин полковника. В годы Русско-японской войны был начальником штаба 3 пехотной дивизии, а в 1908-1913 гг. — начальником Азиатского отдела Управления генерал-квартирмейстера Генштаба (с 1910 г. — в чине генерал-майора). В 1914 г., с началом Великой (Первой мировой) войны принял командование пехотной дивизией и погиб в бою в 1915 г.

А.П. Хануков, сын крещеного солдата из евреев и кантонист, также окончил Михайловское артиллерийское училище и Николаевскую Академию Генерального Штаба, дослужившись к 1914 г. до генерал-майора и начальника штаба армейского корпуса. В 1918 г. генерал Хануков — кавалер Военного Ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия IV степени — был расстрелян большевиками за категорический отказ служить в Красной Армии.

Известному во второй половине XIX-начале ХХ в. художнику Моисею Маймону (1860-1924), выпускнику Российской Императорской Академии Художеств, автору картин «Смерть Иоанна Грозного» (1887 г.), «Александр I у Серафима Саровского» (1904 г.) и «Иван Грозный» (1911 г.), позировал для главного образа его картины «Нападение инквизиции на марранов (испанских иудеев, притворно принявших в XV в. Христианство, но втайне продолжавших исповедовать иудаизм — В.А.) за пасхальной трапезой» (1893 г.) русский генерал от артиллерии Н.К. Арнольди, признавшийся Маймону по окончании картины, что и он «еврей, крещеный в кантонистах» (Кандель Ф. Книга времен и событий. Т. 2, с. 323).

Генерал Арнольди заявил художнику, что согласился помочь ему потому, что тот «угадал в нем еврейскую душу, которую», как выразился старый кантонист,  «я ношу уже восьмой десяток, хотя вместе с крестом на шее» (М. Бейзер. Евреи в Петербурге, с. 25).

А вот покоритель Хивы, «первый гражданин Ташкента» и устроитель русского Туркестана (Средней Азии) — генерал К.П. фон Кауфман (известный как Кауфман-«Туркестанский», хотя официально эта почетная приставка к фамилии была присвоена Царем не ему самому, а его сыну), зачисляемый не только русским историком-эмигрантом А.И. Диким («Евреи в России и СССР»), но и столь авторитетным автором, как А.И. Солженицыным («Двести лет вместе»), в «евреи-кантонисты», в действительности являлся отпрыском аристократического рода австрийского происхождения, внуком австрийского дворянина, поступившего в 1771 г. на русскую службу с чином капитана, и сыном генерал-лейтенанта П.Ф. фон Кауфмана.

В описываемое время все больше и больше русских образованных евреев, относившихся к религии вообще, и к ее смене – в частности, вполне равнодушно, смотрели на необходимость перемены религии, в сущности, как на маловажную формальность, выполнение которой, однако, освобождало их от всех ограничений, и в первую очередь – от ограничения «черты оседлости» — и потому легко переходили в какую-либо Христианскую религию (главным образом – в различные протестантские ответвления Христианской конфессии).

Но даже эта смена веры требовалась далеко не всегда! Блестящий командир «дроздовцев» в годы Гражданской войны А.В. Туркул повествует в своих воспоминаниях «За Русь Святую» («Дроздовцы в огне») о своем боевом товарище – офицере Дроздовской дивизии, доблестно павшем в бою с большевиками (о котором соратники узнали, что он еврей, только встретив случайно иудейскую похоронную процессию с малиновой дроздовской фуражкой своего геройски погибшего соратника на крышке гроба). Примеров такого рода можно было бы привести великое множество. Скажем, подвиг адъютанта генерала Корнилова — ротмистра Натансона, побудившего своей пылкой патриотической речью с седла коня взбунтовавшихся туркменов-текинцев личного конвоя Корнилова забыть о своем малодушном намерении бросить в заснеженной степи вызволенного ими из Быховской тюрьмы и спасавшегося бегством от красных на белый Дон генерала («Уллы-бояр, совсем плохи дела — что один текинец может сделать, когда вся Россия — большевик?») и тем самым сохранившего для национальной России жизнь будущего Главнокомандующего Добровольческой армией и вождя Ледяного похода…

Прежде чем продолжить наше повествование, мы расскажем несколько подробнее о уже несколько раз упомянутой нами «черте оседлости» («тхум-гамойшев»). После «трех разделов Польши» (а точнее — Речи Посполитой) между «тремя черными орлами» (Россией, Пруссией и Австрией) в конце XVIII в., на территории Российской Империи впервые оказались более миллиона подданных иудейского вероисповедания.

С целью разрушения их самоизоляции, прочно установившейся за столетия их проживания в Польше, Императрица Екатерина II уже в 1791 г. начала проводить меры, направленные на уравнение евреев с не-евреями во вновь присоединенных к России областях. В описываемую эпоху все российские подданные, принадлежавшие к т.н. «податным сословиям» (крестьяне, мещане, ремесленники и купцы) не имели права повсеместного поселения и свободного передвижения по территории Российской Империи (в отличие, например, от дворян). Каждый «податной» был «приписан» к местному «обществу» и мог заниматься своим ремеслом лишь в месте своего проживания. В соответствии с этим общим порядком евреи, оказавшиеся российскими подданными после «разделов Польши», были приписаны к мещанским и купеческим «обществам» тех местностей Юго-Западного и Северо-Западного Края, в которых они проживали еще при польской власти и при переходе этих областей к России.

Своим Указом 1791 г. Императрица Екатерина Великая подтвердила этот порядок и даже распространила его, а тем самым, и право поселения российских евреев – на территории вновь образованных, после успешных войн с турками и крымскими татарами, Екатеринославского наместничества и Таврической области (лежавших далеко за пределами территорий еврейских поселений в Речи Посполитой)! Так возникла пресловутая «черта оседлости» для российских евреев, причем основная цель екатерининского Указа заключалась именно в том, чтобы подтвердить для евреев права, равные с правами остального населения присоединенных к России территорий (А. Гольденвейзер. «Книга о русском еврействе», Нью-Йорк, 1960 г.).

Справедливости ради следует, однако, добавить, что в своем Указе Императрица, снисходя к ходатайству московских купцов, опасавшихся конкуренции со стороны еврейского купечества, особо оговорила, что евреи не имеют права записываться в купечество во внутренние российские города и порты».

Из-за этой оговорки «черта оседлости», задуманная как мера уравнения евреев в правах со всем населением Российской Империи, превратилась в меру ограничительную.

Конечно «черта оседлости», при наличии определенных средств и связей, переступалась на удивлением легко (даже не вступая в конфликт с буквой закона), но все же формально она существовала и вызывала острое недовольство всех евреев (независимо от того, распространялась ли она лично на них или на их родственников) – не зря ведь сказано, что «ничто так не оскорбляет человека, как несправедливость».

Не следует, конечно, забывать, что ограничения «черты оседлости» никогда не распространялись — не говоря уже о евреях не-иудейского вероисповедания (которые, как нам уже известно, в царской России и «евреями»-то не считались!) — и, кстати, о караимах! – на многочисленные категории евреев иудейского вероисповедания, а именно:

1) на евреев – купцов I и II гильдии (то есть на самых состоятельных);

2) на евреев – выпускников университетов, других высших и средних учебных заведений;

3) на евреев – дантистов, аптекарей, фельдшеров, механиков, винокуров, пивоваров и, говоря словами екатерининского указа «вообще мастеров и ремесленников»;

4) на евреев – приказчиков купцов I и II гильдии. Причем число таких «приказчиков» не было ограничено законом (место «приказчика» можно было попросту купить).

В свете вышеизложенного, представляется совсем не удивительным, что к началу ХХ в. в Российской Империи не было практически ни одного города, в котором не проживали бы евреи. Наличие богатейших еврейских общин в обеих столицах – Санкт-Петербурге и «первопрестольной белокаменной» Москве – строивших там такие роскошные здания, как, например, Московская хоральная синагога – лучшее доказательство того, как легко было при желании переступить «черту оседлости». Другое дело, что для этого, как уже говорилось выше, надо было иметь связи и средства – чтобы платить, как минимум, рубль в месяц швейцару собственного дома, чтобы он не донес в полицию (таких проживавших в российских столицах евреев называли «швейцарскими подданными»).

Поэтому в еврейских общинах крупных городов России не было тех многочисленных евреев-бедняков, которые преобладали в «черте оседлости». Оставаясь формально не упраздненной, но реально непреодолимой лишь для бедноты, «черта оседлости» имела значение не практическое, а психологическое, постоянно питая среди российских евреев антиправительственные настроения, находившие живой отклик как в российской либеральной печати, так и в мировой прессе, и усердно раздуваемые тайными и явными ненавистниками Исторической России.

Тем не менее, в Русско-китайской и Русско-японской войнах евреи в составе российских войск по-прежнему участвовали в немалом количестве. По цифрам, приведенным в «Новом Времени» (от 10 марта 1906 г.), число их достигало 20 000 человек, а по другим сведением – 30 000, не считая более чем 3000 евреев-врачей (Восход, 1905, №3). В некоторых ротах евреи составляли 10% и более, что объяснялось следующим обстоятельством: при доукомплектации полков до численности военного времени их пополняли евреями, «как людьми трезвыми и исполнительными» («Будущность», 1904, №5). Российская печать не раз отмечала мужество, проявленное воинами из евреев «на сопках Маньчжурии».

Вот, к примеру, отзыв г. Кириллова, военного корреспондента «Руси» (в «Восходе», 1904, №20): «По рассказам товарищей, по признанию многих офицеров, они (евреи – В.А.) сражаются так же самоотверженно, как и православные русские». Офицер Новочеркасского полка, А.Н. Гавриленко, свидетельствовал: «Мне приходилось иметь дело с солдатами-евреями, видел я их не мало, знают об их храбрости и многие полковые командиры, знает также и командующий армией». По его же отзыву, евреи-солдаты «стреляют хорошо, приказания исполняют в точности, разумно, толково» («Восход», 1904, № 24).

Даже суворинское «Новое Время», вообще-то пристрастно и враждебно относившееся к евреям, констатировало мужественное поведение евреев на войне: «Какие только анекдоты не рассказывают о трусости евреев! Между тем, в настоящую войну не мало из них показали себя прекрасными, храбрыми и распорядительными солдатами. Не мало их награждено Георгиевскими крестами, есть некоторые, имеющие даже по два и три, и эти кресты давались не начальством, а присуждались самой ротой! И как любили этих евреев другие солдаты! Офицеры тоже не могли нахвалиться ими», писал корреспондент «Нового Времени» Табурно; а сотрудник газеты А.А. Столыпин в прямо-таки восторженном тоне описывал геройство евреев-музыкантов в Тюренченском сражении (№ от 6 августа 1904 г.).

Рядовой 22 Восточно-сибирского пехотного стрелкового полка еврей Виктор Шварц принял участие во всех без исключения более или менее крупных боях, получил 11 ранений и был награжден тремя Георгиями и медалью за спасение тонувшего на р. Ялу офицера («Новая Жизнь», 1905, октябрь). Рядовой 121 пехотного Пензенского полка еврей Дубовис под градом неприятельских пуль доставал воду для раненых, за что и был награжден Георгием (сообщение командира полка С.Д. Маркова в «Биржевых Ведомостях», перепечатанное в «Восходе» № 22 за 1904 г.).

Врач Беньяш в одном из боев между сражениями под Тюренченом и Ляояном оставался один на покинутой русскими войсками позиции, под непрекращающимся огнем японцев делая перевязки раненым, и, несмотря на троекратные приказы об отступлении, не уходил, пока не окончил своей работы.

Под Ляояном солдат-еврей в течение двух часов под не прекращавшимся неприятельским огнем перенес на себе до 20 раненых солдат и 2 офицеров (сообщение офицера Новочеркасского полка А.Н. Гавриленко, см. выше). По сведениям бюро военнопленных при японском военном министерстве, из общего количества взятых японцами в плен русских воинов (73 301) было 1739 евреев (около 2,5%). Имеются сведения и о других героях из числа русских евреев, награжденных Георгиевскими крестами – Боришевском, Островском, Фридмане, Гриншпуне, Прежеровском и Лейбошице. Бывший ординарец геройски погибшего под Порт-Артуром генерала Кондратенко, ефрейтор 27 Восточно-сибирского стрелкового полка еврей Зорохович вспоминал в своем письме в редакцию газеты «Полтавское Дело», (1906, №13):

«Что делали евреи в Порт-Артуре? Не страдали ли они вместе со всеми другими солдатами? Кто отливал снаряды? Кто работал в лабораториях? Кто вылазки делал вместе с другими? Каких вероисповеданий были наводчики на Золотой горе, Тигровом полуострове и прочих морских и сухопутных батареях?..Кто работал? Говорят, евреи не несли службы…Жаль, нет нашего незабвенного, дорогого начальника, генерала Кондратенко, который, если бы был жив и услыхал, что евреев так позорят и срамят, он бы сказал правду…».

Генерал Кондратенко не считался с вероисповеданием при оценке боевых заслуг своих подчиненных, и среди его солдат насчитывалось много евреев-Георгиевских кавалеров. То же самое наблюдалось и в 10-м армейском корпусе генерала Церпицкого.

В приказе от 24 июля 1905 г., за № 262, генерал Церпицкий поставил всем в пример еврея Лазаря Лихтмахера, бомбардира-наводчика 2 батареи 31 артиллерийской бригады, который, лишившись в одном из мукденских боев левой руки, немедленно, по выздоровлении, вернулся обратно в свою батарею, где был незаменимым наводчиком; «в тех частях, говорилось в этом приказе, где нет подразделений по народностям, где все равны – русский, поляк, татарин, немец и еврей, — где все равно считаются слугами Царя и родины, там всегда будут такие герои-солдаты» («Разведчик», 29 декабря 1906 г.).

Но самым знаменитым среди целого ряда героев, которых выдвинули из своей среды евреи-солдаты при героической обороне Порт-Артура от японцев, был, пожалуй, Иосиф Трумпельдор.

Приказ от 29 ноября 1904 г. по 27 Восточно-сибирскому полку, квартировавшему в осажденном Порт-Артуре, начинается словами: «Ефрейтор 7 роты Иосиф Трумпельдор, обращаясь в докладной записке от 24 числа к своему ротному командиру, пишет:

«У меня осталась одна рука; но эта одна – правая. А потому, желая по-прежнему делить с товарищами боевую жизнь, прошу ходатайства Вашего благородия о выдаче мне шашки и револьвера».

Далее в приказе отмечалось, что Трумпельдор не пожелал воспользоваться «законным правом обратиться в инвалида» и «презирая опасность, вновь предложил свою полуискалеченную жизнь на борьбу с врагом», что таким образом Трумпельдор приносит на благо родины больше того, что требуется нашей присягой», и что поступок его заслуживает быть вписанным золотыми буквами в историю полка (М.Л. Усов, Предание и факты, Спб., 1908, с. 59-60).

Что же он был за человек? Иосиф Трумпельдор родился шестым из семи сыновей в 1880 г. в г. Пятигорске, в семье своего отца Владимира (Вульфа-Зеева) Трумпельдора, бывшего кантониста и ветерана Кавказской войны, участвовавшего в пленении имама Шамиля в ауле Гуниб, о чем Владимир-Вульф всегда любил рассказывать в кругу семьи.

Иосиф выучился на дантиста, стал вегетарианцем и толстовцем – но тут грянула Русско-японская война. И Трумпельдор пошел в армию добровольцем. С одной стороны, несомненно, сказались семейные традиции — «военная косточка». С другой стороны, Иосиф, по его собственным воспоминаниям, «хотел показать, что не все евреи – трусы». И, хотя был по образованию дантистом, с самого начала стремился попасть не в медсанчасть, а на фронт.

Его хотели направить на унтер-офицерские курсы, но он боялся, что не успеет понюхать пороха (все в России тогда думали, что война с «макаками» будет недолгой!) и добился срочной отправки в Маньчжурию и успел попасть в Порт Артур до того, как эта главная военно-морская база Российской Империи на Дальнем Востоке оказалась отрезанной японской армией. В боях за Порт-Артур был ранен и стал полным Георгиевским кавалером.

После сдачи крепости Иосиф Трумпельдор попал в японский плен, где, между прочим, был пожалован самим Божественным Тэнно — императором Японии — за храбрость искусственной рукой и получил серебряную японскую медаль за образцовое поведение в плену. Кстати, этой медалью были награждены и многие другие русские пленные, не стеснявшиеся носить ее вместе с другими наградами. После большевицкого переворота и кровавой Гражданской войны в России, положивших начало нескончаемой череде жесточайших конфликтов, мир так неузнаваемо изменился, что сегодня себе ничего подобного и представить невозможно!

По возвращении из японского плена в Россию после окончания войны Иосиф Трумпельдор получил чин прапорщика, был уволен в запас и поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета – ему, как герою России, полному Георгиевскому кавалеру и офицеру запаса, никакие «процентные нормы», естественно, преградой не были. А пенсия давала возможность безбедного существования. В годы учебы в университете его толстовство стало приобретать определенную социалистическую окраску, вероятно под влиянием лекций крупнейшего русского «легального марксиста» той поры М.И. Туган-Барановского.

В 1910 г. Иосифа Трумпельдора за участие в студенческой демонстрации по случаю смерти его тогдашнего «вождя и учителя» графа Льва Толстого, арестовали, но быстро выпустили – опять же, как полного Георгиевского кавалера.

По окончании университета в 1912 г. он, однако, увлекшись идеями сионизма, уехал из России в Палестину, находившуюся тогда под властью турецкой Османской Империи, но сохранил российское подданство. Когда в 1914 г. Турция, в союзе с Центральными державами (Германией, Австро-Венгрией и Болгарией), вступила в войну против России и других держав Антанты, проживавшим в Палестине 85 000 евреев было предложено принять турецкое подданство.

Интересно, что Трумпельдор решительно отказался и был на турецком корабле вывезен в Александрию (зону английского влияния, хотя формально Египет также считался частью Османской Империи). В конце 1914 г. Трумпельдор встретился с прибывшим в Египет известным российским журналистом и — по совместительству — лидером так называемых «сионистов-ревизионистов» Владимиром (Зеевом) Жаботинским и внес предложение сформировать еврейский полк в рядах британской колониальной армии. Поначалу дело ограничилось созданием не полноценного полка (см. ниже слева плакат, призывающий к вступлению добровольцев в его ряды), а еврейского транспортного отряда численностью 650 человек (и 750 мулов) под командованием британского подполковника Паттерсона. Иосиф Трумпельдор, получивший сразу чин капитана английской армии, стал его заместителем.

Еврейский отряд официально назывался «Сионским корпусом погонщиков мулов» и имел собственное знамя с изображением шестиконечной «звезды Давида» (могендавида, ставшего к тому времени символом иудейской религии и сионизма), неофициально – «Еврейским легионом».

Бойцы Еврейского легиона участвовали в боях с турками в ходе неудачной Галлиполийской операции 1915 г. и были эвакуированы с залитого кровью полуострова в Александрию одними из последних. В июле 1917 г. Временное правительство Керенского дало английским «союзникам» разрешение мобилизовать проживавших на территории Британской Империи российских граждан, в том числе и евреев. Жаботинский (имевший чин британского сержанта) и капитан Трумпельдор начали формировать в Англии состоявший из российских граждан Еврейский полк (вскоре достигший численности 1200 штыков). Но, когда полк был сформирован, его командиром был назначен все тот же полковник Паттерсон, а Трумпельдору и Жаботинскому предложили стать рядовыми.

Иностранец не мог быть офицером полка регулярной британской армии (в отличие от «Корпуса погонщиков мулов», считавшегося, несмотря ни на что, нестроевой частью). Между тем в России при Временном правительстве начали, как грибы, расти «национальные части» (латышские, польские, украинские, чехословацкие и пр.). Иосиф Трумпельдор решил попытать счастья и добиться от А.Ф. Керенского разрешение на формирование еврейской национальной части. С этой целью он отправился в Россию.

Однако убедить Временное правительство в необходимости сформировать «Еврейскую Армию» на Кавказском фронте (с тем, чтобы оттуда пробиться в Палестину) Трумпельдору так и не удалось. Тогда он занялся формированием из российских евреев т.н. «халуцев» («пионеров», «первопоселенцев») для колонизации Палестины «на основе производительного труда и сознательного коллективизма».

Написав и опубликовав в 1918 г. брошюру «Халуц, его сущность и ближайшие задачи», Трумпельдор занялся в 1918-1919 гг. переправкой «халуцев» из северных районов России (Петрограда и Белоруссии) на черноморское побережье и организации там учебно-тренировочных лагерей («Хахшары»). Кстати, эти лагеря продолжали успешно функционировать на черноморском побережье и при советской власти — по крайней мере, до середины 20-х гг. ХХ века. Но это так, к слову…

Занимаясь переправкой своих «пионеров» морским путем, Иосиф Трумпельдор лично вел переговоры и с белыми, и с красными властями. И. видимо, успешно, раз умудрился при этом остаться в живых. В августе 1919 г. он и сам отплыл из Ялты в оккупированный войсками Антанты Константинополь (Стамбул), где пробыл три месяца, организуя перевалочный пункт для еврейских переселенцев в Палестину – «Новый Путь» («Месила Хадаша»).

В октябре 1919 г. Трумпельдор объявился в Земле обетованной, жившей под знаком быстро разгоравшейся войны между оккупировавшими Сирию (на управление которой, а также Ливаном, Франция получила «мандат» от Лиги Наций) французскими войсками и обманутым Антантой арабским эмиром Фейсалом (знаменитым другом британского разведчика полковника Лоуренса Аравийского, получившим за свою помощь «союзникам» в войне против турок не «новый арабский халифат от Красного до Средиземного моря», как ему было обещано, а «фигу с маслом» и «еврейский национальный очаг» в Палестине!).

Вождь воинственных бедуинов Фейсал стал знаменем арабского национализма (в чем, кстати, Лоуренс Аравийский – ярый юдофоб, погибший в 1935 г. при невыясненных обстоятельствах в дорожно-транспортном происшествии, накануне своего переезда в гитлеровскую Германию по приглашению адмирала Канариса, предложившего ему должность начальника ближневосточного отдела абвера! – своего друга-эмира всецело поддерживал), открыто претендовавшего на всю Палестину, которую именовал «Южной Сирией» («мандат» на управление которой Лига Наций вручила Англии).

Английские оккупационные власти, верные своей всегдашней политике «разделяй и властвуй», все это мало волновало, тем более, что исход войны между французами и бедуинами Фейсала сомнений у них не вызывал. Англия объявила о своем нейтралитете во франко-арабском вооруженном конфликте и — как бы чего не вышло! – вывела свои войска из граничивших с Сирией районов Палестины, в том числе и из Верхней Галилеи, где имелись еврейские поселения, объявившие о своем нейтралитете в разгоравшейся необъявленной войне.

Но бедуины требовали от еврейских поселенцев признать власть эмира Фейсала и – в знак этого поднять над поселениями фейсаловский флаг (аналогичный, кстати, флагу современной Палестинской автономии). Евреи-колонисты отказывались, ссылаясь на боязнь бомбардировки своих поселений французской авиацией. В сложившейся ситуации Иосиф Трумпельдор принял в декабре 1919 г. решение лично поехать в Верхнюю Галилею и, используя свой богатый военный опыт, организовать работу по обеспечению безопасности еврейских поселений. Там он и пал от пули бедуина…

Вот как причудливо складываются порой судьбы людские!

Здесь конец и Богу нашему слава!