В полный рост, господа, в полный рост
По февральскому талому снегу…
Жребий ваш беспощаден и прост,
Белый стан ваш подобен ковчегу,
И сулит вам мерцание звёзд
Роковую свинцовую негу.

Твёрже шаг, господа, твёрже шаг.
Здесь, над старой сибирской равниной
Адмиральский полощется флаг,
И колчаковский профиль орлиный
Озаряется вихрем атак,
Дуновением славы былинной.

На века, господа, на века
Станет доблесть сверкающим бликом,
И с последним ударом клинка,
И с прощальным надорванным криком
Ваши души взлетят в облака,
Растворятся в просторе великом.

Ни за что, господа, ни за что
Не замедлить мгновения эти.
Но когда–нибудь, лет через сто,
Вам поклонятся русские дети
За высокую честь и за то,
Что вы всё–таки были на свете.

Димитрий Смирнов

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.

 

1.Честный русский немец

Русский немец Владимир Оскарович Каппель родился 15 апреля 1883 года в имении своих родителей неподалеку от города Белева (а не «Беляева», как часто неправильно пишут и думают!) Тульской губернии Всероссийской империи в скромной семье заслуженного боевого офицера Русской Императорской армии, выходца из Швеции – Оскара Павловича Каппеля, потомственного дворянина Московской губернии. Отец Владимира Оскаровича участвовал в «полуденной» Ахалтекинской экспедиции Русской армии 1880-1881 годов, будучи адъютантом знаменитого «белого генерала» Михаила Дмитриевича Скобелева. М.Д. Скобелев был прозван своими солдатами «белым генералом» за привычку появляться перед войсками в белой фуражке и белом мундирном сюртуке, чтобы быть отовсюду видным войскам, чтобы вселять в них бодрость и сознание, что они служат Царю Белому, Православному, как говорилось в русских сказах и былинах.

Надо сказать, что и народы Востока знали и почитали Императора и Самодержца Всероссийского под этим же именем Белого Царя – Ак-Падишаха (так его звали мусульмане) или Цаган-Хана (так его звали ламаисты – калмыки, буряты и монголы). Исконный смысл титула «Белый Царь» заключался в том, что это – Царь Самодержавный, никакому другому царю не подчиненный, что соответствовало титулу царей-василевсов Второго Рима – единоверной нам Православной Византийской Державы – Автократор. Но промыслительным образом сыну адъютанта Скобелева, являвшегося «белым генералом» Белого Царя в этом исконно-традиционном евразийском смысле, было суждено самому стать Белым генералом в новом, глубоко трагическом для всякого честного русского патриота смысле и в этом качестве вступить на Крестный путь, приведший его к мученической гибели, но и к великой посмертной славе…

В ночь с 11 на 12 января 1881 года Оскар Павлович Каппель участвовал во взятии укрепленной крепости туркмен-текинцев Геок-Тепе (в 50 верстах от теперешней столицы Туркменистана – Асгабата, именовавшегося во времена Российской империи более удобьсказуемо и -произносимо «Асхабадом», а в советскую эпоху — «Ашхабадом»), и за проявленный при штурме героизм был награжден Орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия. Важность операции по овладению Геок-Тепе была столь велика, что «белый витязь» М. Д. Скобелев был произведен в генералы от инфантерии.

Предки Владимира Оскаровича по материнской линии также вписали немало славных страниц в анналы военной истории Российской империи. Его дед по матери отличился в Крымской (Восточной) войне 1853-1856 годов, став героем обороны Севастополя и Георгиевским кавалером.

Так что Владимир Оскарович – «военная косточка» — пошел в своих славных предков — защитников и приумножителей Российской империи.

Хотя семья Каппелей была шведского происхождения, как и многие обрусевшие дворянские фамилии родом с Запада (скажем, Суворовы или Врангели), но на Руси еще с допетровских, да и вообще с доромановских времен, таковых, ничтоже сумняшеся, зачисляли в «немцы» (так и говорили – «свейские немцы»).

Военное образование молодой Каппель получил в столице Империи – «блистательном» Санкт-Петербурге – сначала во 2-м кадетском корпусе Петра Великого. Как известно, в дореволюционных военных училищах юношей воспитывали так, чтобы они имели нравственный, и никакой иной, авторитет перед подчиненными, чтобы солдаты уважали их не только за личное мужество, но и за чистоту помыслов (чтобы понять это, достаточно прочитать хотя бы книгу воспоминаний русского генерала и, впоследствии, Атамана Всевеликого Войска Донского, Петра Николаевича Краснова, «Павлоны»). Таким был и Владимир Оскарович Каппель – «беспартийный монархист, слуга Царю, отец солдатам». За это его не только уважали и любили, но прямо-таки боготворили подчиненные, готовые идти «в огонь и в воду» за своим обожаемым командиром.

После блестящего окончания полного курса 2-го кадетского корпуса 1 сентября 1901 года Владимир Оскарович вступил в службу в Николаевском кавалерийском училище юнкером рядового звания. Окончив по первому разряду Николаевское военное училище, Каппель 10 августа 1903 года был выпущен в 54-й драгунский Новомиргородский полк, с производством Высочайшим приказом в корнеты со старшинством 10 августа 1902 года. 29 января 1906 года Владимир Оскарович был произведен в поручики со старшинством 10 августа 1906 года. В 1906 году полк поручика В.О. Каппеля был командирован из Варшавской губернии, где была его стоянка, в Пермскую губернию на ликвидацию опасной «революционной» банды «борца за народное счастье» — дезертира, бывшего унтер-офицера Лбова. Окончив в 1913 году академию, Владимир Каппель оказался в горниле Второй Отечественной войны (именуемой предателями России – большевиками – «империалистической», которую они, засев на вражеской территории, неустанно призывали народы России, на немецкие деньги, превратить в «войну гражданскую» против собственного правительства и исторических устоев Российской Державы).

Начав войну в чине штабс-капитана, Владимир Оскарович Каппель окончил ее в чине подполковника. Неся Царскую службу при штабе – сначала 5-й Донской казачьей дивизии, затем — 14-й кавалерийской дивизии – и, наконец, при штабе всего Юго-Западного фронта, Каппель не раз бывал в деле, был дважды ранен в бою и награжден орденами Святого Владимира (IV степени), Святой Анны (II степени с мечами и надписью «За храбрость»), Святого Станислава (II степени). Февральский переворот (так называемая «великая бескровная революция») застал его совершенно врасплох, как и подавляющее большинство фронтовиков (а не только фронтовых офицеров).

Зная о характерной для Каппеля верности «уваровской триаде» — Вере, Царю и Отечеству, о его верности долгу и присяге – качествам, воспринятым и твердо усвоенным им еще в офицерском училище, невольно задаешься вопросом – почему же Каппель, как и другие русские офицеры, не выступил в защиту монархии и, в первую очередь – в защиту Царской Семьи? При ответе на этот вопрос следует, однако, учитывать, что людей со стойкими монархическими убеждениями к февралю 1917 года в Русской армии оставалось к сожалению, не так уж много. Верные присяге, они были всегда в первых рядах атакующих войск, устилая своими телами поля сражений. В ходе исключительно кровопролитной Великой войны русский офицерский корпус оказался сильно разбавленным так называемыми «офицерами военного времени» – выходцами из интеллигенции – политические убеждения которых обычно колебались между программой партии «кадетов» (конституционных демократов) и эсеров (революционных социалистов).

Что же касается оказавшихся, в результате почти четырехлетней «мясорубки», в абсолютном меньшинстве офицеров-монархистов, то последние, будучи в принципе привержены идее Монархии как таковой, зачастую были настроены враждебно по отношению к Государю Императору Николаю II и Государыне Императрице Александре Федоровне, верили грязным слухам о Г.Е. Распутине («Царь с Егорием, а Царица – с Григорием…») и прочей враждебной пропаганде, целенаправленно и повсеместно распространявшейся силами враждебными Престолу, пользуясь крайней (а в военных условиях – преступной!) либеральностью подозрительно беззубой российской цензуры.

Не случайно никому иному, как будущему вождю Добровольческой армии и зачинателю Белого движения, боевому генералу Лавру Георгиевичу Корнилову, в марте рокового 1917 года было поручено Временным Правительством арестовать Императрицу Александру Федоровну с больными детьми в Царском селе. Причем Л.Г. Корнилов не постеснялся при этом именовать себя «революционным генералом»! Пишу об этом, как ни горько это для моего «корниловского» сердца! Правда, очень скоро, ощутив острую неприязнь (да что там говорить – враждебность!) молодой российской демократии к армии исторической России, несмотря ни на что, сохранявшей множество «родимых пятен» того, чем она являлась на протяжении всей своей истории – Православного Русского Воинства – многие русские офицеры (пусть даже «офицеры военного времени»!) возненавидели «проклятую керенщину».

Но, даже искренне пытаясь эту «керенщину» устранить, тот же Л.Г. Корнилов говорил своему верному соратнику и единомышленнику А.И. Деникину: «Нам нужно довести страну до Учредительного собрания, а там пусть делают, что хотят – я устраняюсь…» Когда же позднее, уже в ходе Гражданской войны, у кого-то появлялась ностальгия по монархии, по освященной вековыми традициями российской государственности Царской власти, эта ностальгия не находила никакого конкретного выхода.

Политической линией белых правительств было (к сожалению и на беду нашему многострадальному Отечеству!) так называемое «непредрешенчество», то есть отказ «навязывать» России какой-либо государственный строй – в ожидании результатов общего волеизъявления всего русского народа на Учредительном собрании (правда, один раз большевикам уже удалось это собрание разогнать, но надежда на его новый созыв оставалась в умах белых правителей неистребимой).

И не случайно никто иной, как «Демон революции» Лев Давыдович Троцкий впоследствии вспоминал, что, «если бы белые предложили России избрать новую династию, мы (большевики — В.А.) не продержались бы и трех месяцев». Но… кого Бог хочет погубить, того он лишает разума…

Конечно, Владимир Оскарович Каппель никогда не был приверженцем подобного неопределенного, «непредрешенческого» демократизма. Совсем напротив! Каппель всегда был и оставался стойким, убежденным монархистом, и никогда не скрывал этого. В этом и заключалось его отличие от многих русских офицеров того времени. И получалось, что «истинно» русские люди нарушили присягу, данную Царю и отечеству, а этот «свейский немец», потомок шведских переселенцев (вдобавок женатый на представительнице пусть и обрусевшего, но также немецкого рода Ольге Строльман!) оставался по-рыцарски верен Царю и идее Российской Монархии! Это делало его среди других белых офицеров (за исключением, может быть, белогвардейского юношества) еще более белой вороной!

Увы — Бог не дал ему послужить Царю до последнего вздоха! Но, поступив на службу в Белую армию адмирала Колчака осенью 1918 года, Владимир Каппель оставался непоколебимо верен Верховном Правителю России до самой своей смерти 26 января кровавого 1920 года. Когда Верховного Правителя России адмирала Александра Васильевича Колчака подло предали свои же генералы и министры и покинул собственный конвой, когда от него равнодушно отвернулись антантовские «союзники», когда французский генерал Морис Жанен лишил его всякой поддержки и покровительства, а изменники-чехословаки выдали адмирала в Иркутске эсеровским мятежникам (получив за голову Колчака «пропуск» на проезд во Владивосток), один только Владимир Каппель поспешил на выручку Верховному Правителю сквозь ледяную тайгу.

Один из ветеранов сибирского Ледяного похода позднее писал: «Мы шли – и знали, что пройдем, потому что нас ведет генерал Каппель. Наверное, такая же мысль была и у суворовских солдат, когда они переходили Альпы, следуя за своим любимым вождем». Отморозив ноги, уже с ампутированными ступнями, Каппель не бросил свою армию, оставаясь в седле, чтобы продолжать вдохновлять своих «белых орлов». Оказавшись не в силах долее держаться в седле, он приказал привязать себя к лошади. Он опоздал. 7 февраля 1920 года адмирал А.В. Колчак был без суда (чего ради ломать судебную комедию из-за «врага трудового народа!») расстрелян врагами Великой России.

Перед расстрелом адмирал сказал, что, согласно воинскому уставу Русской Императорской армии, командовать расстрелом офицера может только тот, кто старше его по званию.

Поскольку старшего его по званию в расстрельной команде красных не оказалось, адмирал заявил, что будет командовать своим расстрелом сам. Сказал – и скомандовал: «Товсь!» – «Пли!».

Один из очевидцев последних боев в Иркутске в декабре 1919 года позднее писал о защитниках города: «Все те же юнкера и кадеты, юнцы с пушком на губах, розовые, славные, цветущие… Сердце разрывалось, глядя на них…когда этих мучеников привозили в госпиталь с раздробленными руками и ногами… И ни одного слова, сжатые губы, спокойный взгляд». Судьба, ожидавшая этих раненых «белых орлят», которым было суждено попасть в руки красных, была ужасна. Большевики, прежде чем убить, подвергали их самым изощренным пыткам. Особенно отличались на ниве садизма красные китайские «интернационалисты». Их излюбленной пыткой был печально известный «китайский маникюр». Красные китайцы окунали руки пленных в крутой кипяток, после чего сдирали у них с рук отставшую от тела кожу, предварительно надрезав ее ножом в запястьях. До недавних пор в московском музее бывшей Советской, а ныне Российской армии хранилась такая «китайская перчатка» с сохранившимися на коже пальцев ногтями. В советские времена подпись под этим «экспонатом» гласила, что это, якобы, кожа красноармейца, содранная с его руки белыми контрразведчиками… Как известно, вор всегда громче всех кричит: «Держите вора!»…

Когда Каппель ушел в мир иной, его армия, во главе с генералом Сергеем Николаевичем Войцеховским, неся с собой тело погибшего Командующего, вдохновленная им, продолжила путь и достигла Иркутска. Красные были выбиты из предместий города, но дальнейшему продвижению каппелевцев помешали… вчерашние союзники Колчака и Каппеля, «братья-чехословаки»! «Голубые чехи» (по выражению большевицкого барда Владимира Маяковского) развернули целую дивизию под командованием полковника Людвика Крейчия (Крейчи) и потребовали, чтобы каппелевцы ушли из города – под предлогом того, что боевые действия в Иркутске-де помешают эвакуации чехословаков с награбленным русским добром. «Чехов» поддержал уже упоминавшийся нами выше недоброй памяти глава антантовской Союзной миссии французский генерал Жанен (за спиной которого загадочным зловещим сфинксом маячил Зиновий Пешков — крестник «великого пролетарского писателя» и щедрого спонсора большевиков еще с дореволюционных времен Максима Горького и родной брат коммунистического вождя Якова Свердлова).

Не в силах сражаться со свежими силами вчерашних «союзников» и узнав о расстреле адмирала Колчака красными манкуртами 7 февраля, генерал С.Н. Войцеховский повел свою армию за «славное море, священный Байкал»… Но все это случилось позднее.

2.Восточный фронт гражданской войны

Чтобы дать уважаемому читателю общее представление об историко-политическом фоне, на котором разворачивается наше повествование о Владимире Оскаровиче Каппеле, представляется необходимым дать краткий очерк борьбы на Восточном фронте гражданской войны в России.

Как известно, основой антибольшевицкого сопротивления в Поволжье и Сибири стали подпольные группы эсеров и офицерские организации. С конца апреля 1918 года под руководством эсеровской партии было организовано антибольшевицкое подполье в Самаре, Уфе, Челябинске, Казани и Симбирске. Наиболее сильный, Самарский центр выступил одновременно с атакой города Пензенской группой Чехословацкого легиона под командованием полковника Станислава Чечека. Двадцатишестилетний офицер-фронтовик подполковник Н.А. Галкин взял на себя руководство Военным штабом белых подпольщиков. После того, как 8 июня чехословацкие легионеры взяли освободили Самару от красных, в городе, при поддержке чехов, быстро организовалась гражданская власть в лице тридцати четырех бывших депутатов разогнанного большевиками Учредительного собрания — почти исключительно правых эсеров, назвавших себя Комитетом членов Учредительного собрания (сокращенно — Комучем; в то время в России появилась мода на всевозможные сокращения, отнюдь не являвшиеся изобретением большевиков). Формально избранное всенародным голосованием Учредительное собрание, за созыв которого начиная с февраля 1917 года выступали все политические партии и силы России, включая даже большевиков (пока те, увидев, что не смогут обеспечить себе большинство в «Учредилке», не разогнали ее силой оружия, расстреляв 5 января народную демонстрацию в поддержку разогнанного «собрания лучших представителей русского народа»), считавшееся высшим органом государственной власти в стране, должно было определить будущую форму правления в России, решив, оставаться ли ей по-прежнему монархией или стать республикой ПО ЗАКОНУ (провозглашение России республикой главой Временного правительства А.Ф. Керенским летом 1917 г. было не имевшим никакой юридической силы актом его личного произвола, сделавшим, кстати говоря, Временное правительство совершенно незаконным, даже с точки зрения самих создавших его «февралистов», утверждавших, потому и называвших свое правительство Временным, что оно должно было существовать лишь до созыва Учредительного собрания).

От «завоеваний революции» самарский Комуч, однако, отказываться не собирался. В знак этого над зданием «комучевского» правительства в освобожденной белыми от красных Самаре развевался не национальный русский бело-сине-красный, а «интернациональный» революционный красный флаг. В «Народной армии», формирование которой было начато Самарским правительством, наистрожайше запрещалось ношение погон и кокард, как атрибутов «реакционного офицерского корпуса» времен «проклятого царского режима». С одобрения Комуча в Самару перенес свою работу и Центральный Комитет партии эсеров.

Главнокомандующим всеми войсками Народной армии и частями Оренбургского и Уральского казачьих войск стал вышеупомянутый командир 1-й Чехословацкой дивизии полковник Станислав Чечек.

Представляя власть, по существу однопартийную, Комуч (несмотря на свое название) стремился реализовать исключительно эсеровскую политическую программу и, по этой причине, менее всего мог бы претендовать на роль «общероссийской власти». Однако он почти полностью одобрил законодательство Временного правительства, свергнутого в октябре 1917 года большевиками.

Наиболее яркой отличительной особенностью внутренней политики Комуча являлась опора на местное самоуправление, на органы «представительной демократии». Многочисленные земельные комитеты, волостное земство, продовольственные управы, фабрично-заводские комитеты (фабзавкомы), городские управы, домовые комитеты (домкомы) и квартальные советы должны были привлечь все «сознательные» и «здоровые силы общества» к сотрудничеству с новой «народной властью».

Однако в условиях жестокой русско-советской войны и все нараставшей хозяйственной разрухи эффективность местной власти, опиравшейся исключительно на перечисленные выше органы самоуправления, оказалась весьма незначительной и малоэффективной. Поэтому уже в начале июля Комуч предпринял попытку усиления исполнительной вертикали. Однако результаты оказались далеки от ожидаемых, что было, в частности, подтверждено ходом мобилизации в Народную армию летом-осенью 1918 года.

«Отцами-основателями» Комуча предполагалось, что «Народная армия» будет состоять исключительно из добровольцев – «убежденных социалистов», «беззаветных борцов за народное дело», «готовых отдать жизнь и силы для защиты Родины и свободы» (знаменитый эсеровский лозунг). Образцом подобной «демократической армии» являлся, в глазах руководства Комуча, Чешско-Словацкий (или Чехословацкий) легион.

Первым подразделением «Народной армии» стала 1-я Самарская добровольческая дружина силой в триста пятьдесят штыков, сформированная полковником В.О. Каппелем – будущим легендарным героем Белого движения на Востоке России и Командующим Народной армией с июля 1918 года.

Народная армия Комуча комплектовалась как территориальная милиция (ополчение). Каждый город должен был выставить батальон пехоты и эскадрон конницы, а каждая волость — «дружинную роту». Однако ожидаемого притока добровольцев под красные знамена Комуча, вопреки ожиданиям, не произошло. И противостояние начавшемуся с конца июня давлению красного фронта, не говоря уже об освободительном походе на Москву, оказалось делом совершенно безнадежным.

В сложившихся условиях «демократическая власть», скрепя сердце, решила использовать старый, испытанный (хотя и перенятый у «проклятого царского режима») метод мобилизации.

Однако крестьянство поволжских губерний, не пожелав проявить «революционную сознательность» и «гражданское чувство», в целом отрицательно отнеслось к объявленному Комучем призыву. Большинство уездных крестьянских съездов приняло резолюции против отправки молодежи в «Народную армию». Известное дело:

«Наплевать, наплевать,
Надоело воевать,
Были мы солдаты,
А теперь – до хаты…»

В результате, основную нагрузку в вооруженной антибольшевицкой борьбе в Поволжье по-прежнему пришлось нести частям Чехословацкого корпуса. Первый этап военных операций успешно развивался по двум главным направлениям, вверх и вниз по Волге: соответственно, на Казань – Свияжск – Пермь и на Саратов – Царицын. Захваченные чехами огромные Сызранский и Симбирский железнодорожные мосты через Волгу позволяли белым постоянно получать подкрепления с Урала и из Сибири.

Плечом к плечу с чехословаками сражались первые отряды Народной армии. Сформированный в Самаре всего за несколько дней, отряд добровольцев полковника Каппеля после стремительного, стопятидесятикилометрового марша по правому берегу Волги, 21 июля с налета овладел Симбирском. Освобождению Симбирска способствовал отвод большевиками части своих войск, переброшенных на подавление народных восстаний в Ярославле, Муроме, Рыбинске и Костроме, организованных «Союзом защиты Родины и Свободы» под руководством бывшего эсера-террориста Бориса Викторовича Савинкова (перешедшего, с началом Великой войны, с антигосударственных на патриотические, «оборонческие» позиции, хотя и запятнавшим себя, в очередной раз, сотрудничеством с «душкой» Керенским — как, впрочем, и многие другие, вплоть до генерала-монархиста П.Н. Краснова).

Значительным успехом Белого дела стало освобождение добровольцами Каппеля и чехословаками из 1-го имени Ян Гуса полка под командованием полковника А.П. Степанова (Северная группа Народной армии) Казани 7 августа 1918 года. Казань дала Народной армии около двух тысяч добровольцев (на первый взгляд, не особенно много, но в те критические дни был на счету буквально каждый штык!). Кроме того, в Казани были взяты остававшиеся там еще с царских времен богатые склады боеприпасов и снаряжения. Но главным результатом операции стал захват золотого запаса Российской Империи, эвакуированного в Казань еще по распоряжению А.Ф. Керенского. После освобождения Казани добровольцами Каппеля Волжский фронт опирался на линию Казань-Симбирск, удерживая в центре Самару.

Сентябрьские бои на Волжском фронте серьезно ухудшили положение Комуча. 27 августа красные отбили попытку группы Каппеля овладеть Свияжском и развернуть наступление на Нижний Новгород. Под натиском превосходящих сил большевиком истощенные и обескровленные непрерывными боями каппелевцы не смогли удержаться в Казани. 8 сентября город пал. 12 сентября превосходящие силы красных, не считаясь с огромными потерями («чего там — бабы еще нарожают», что жалеть русскую кровь, когда скоро Коминтерн установит «власть мирового пролетариата» над всей «земшарною республикой Советов»!), овладели Симбирском. 14 сентября Северная и Южная группы Народной армии Комуча объединились в районе столица Комуча – Самары – рассчитывая удержать так называемую Самарскую луку (изгиб Волги под Самарой) и Сызранский мост.

Командование объединенными вооруженными силами Комуча принял на себя чешский полковник Иосиф (Йозеф) Швец (один из немногих кадровых военных в составе руководства Чехословацкого легиона). Самара осталась последним белым городом в Поволжье, падение которого было бы равносильно и падению самого Комуча. Трудно поверить, но даже в этой обострившейся до предела ситуации правительство Комуча продолжало заниматься политическими интригами! В адрес военных снова посыпались обвинения в «реакционности» и «стремлении восстановить старорежимные порядки»! Как и в злосчастном 1917 году, неисправимые эсеры призывали провести проверку офицеров Народной армии на предмет проверки из политической благонадежности и «преданности идеалам защиты демократии и свободы»!

Подобные намерения правительства Комуча, и без того пользовавшегося крайне низким авторитетом как в армии, так и в тылу, окончательно оттолкнули от него даже последних сторонников. Чехословацкое военное руководство считало бессмысленной дальнейшую поддержку правительства, не способного ни сформировать полноценную армию («на фронте-то воюют одни чехи»), ни наладить эффективный государственный аппарат.

В рядах самих чехословацких легионеров, уяснивших, что теперь, после тяжелых поражений, понесенных на фронте от красных, им уже не удастся проложить себе штыками дорогу на Родину, в Европу, начали широко распространяться повсеместные апатия и разочарование, в результате которых стали учащаться случаи самовольного ухода не только отдельных солдат и офицеров, но и целых частей Чехословацкого легиона с фронта в тыл.

Не в силах вынести этого позора, полковник И. Швец застрелился (в последний раз сказался менталитет бывшего австрийского императорского и королевского офицера)! Остатки Народной армии оказались не в силах вынести напора красного «парового катка», и 7 октября 1918 года Самара была сдана большевикам. Самарские эсеры-демократы, несостоявшиеся претенденты на «общероссийскую власть», силою вещей были вынуждены признать новой властью Уфимскую директорию, образованную 23 сентября 1918 года. Бои в Поволжье постепенно затихли. Обе стороны накапливали силы перед новым этапом вооруженной борьбы.

В отличие от поволжского Комуча, сибиряки из Уфимской директории не предъявляли претензий на создание общероссийского правительства. Декларируемая ими идея «областной власти» являлась выражением стремления сибирских политиков и коммерсантов временно, до разгрома большевиков, отделиться от центра России, захваченного большевиками.

Повторим еще и еще раз: в этом лозунге не было намерения выйти из состава России, основать свое, независимое «сибирское государство», а было лишь желание не допустить разгула кровавой анархии и беззакония, олицетворением которых для сибиряков являлась красная Москва. И не случайно многие сибирские «областники»-автономисты (П.В. Вологодский, И.И. Серебренников, профессор Г.К. Гинс, генерал П.П. Иванов-Ринов — последний впоследствии, уже после окончания Гражданской войны, перешел на сторону большевиков) стали впоследствии ревностными сторонниками создания Всероссийского центра по борьбе с большевизмом, представлявшегося первоначально Уфимской директорией, затем – Омским правительством, и Верховным Правителем России – адмиралом А.В. Колчаком.

Специфической особенностью политической системы белой Сибири явилось довольно быстрое формирование там структур государственной власти – Областной Думы и правительства. Последнее объяснялось тем, что упомянутые выше органы были избраны и приступили к работе еще в декабре 1917 года. Поэтому с первых же дней после ликвидации большевицкого режима «голубыми чехами» в Сибири и Дума, и правительство смогли безотлагательно вернуться в легальной работе.

После удачного выступления чехословацких легионеров практически все крупные города Сибири оказались освобожденными от советской власти. 26-31 мая восстания победили в Новониколаевске (ныне – Новосибирск), Семипалатинске, Красноярске, Омске, Томске.

Сибирские эсеры (в отличие от поволжских), при всей своей преданности партийной программе, были вынуждены участвовать в правительстве на основе «делового принципа». Наибольшим авторитетом в Сибири пользовались кооперативные структуры и представители крестьян-старожилов, а также сибирского казачества, отнюдь не склонные следовать узко партийной программе «социалистов-революционеров». С первых же своих шагов Сибирское правительство довольно решительно отвергло политику сохранения «завоеваний революции», погубившую самарский Комуч. В Сибири были отменены все большевицкие декреты, а сами Советы объявлены ликвидированными.

В течение июля-августа 1918 года были изданы распоряжения о денационализации сибирской промышленности, об упразднении «рабочего контроля», о восстановлении права собственности на землю и об отмене хлебной монополии. На предприятиях сохранялся восьмичасовой рабочий день, утверждались положения о больничных кассах, о бирже труда, примирительных камерах (согласительных судах), укреплялось положение профсоюзов (роль которых была сведена при большевиках практически до нуля) – хотя политика из профсоюзной деятельности полностью исключалась (но ведь так было и при власти Советов!). Большое внимание уделялось развитию хозяйства Сибири. Эффективная работа Временного Сибирского правительства создала надежную базу для будущего Российского правительства адмирала Колчака (в котором многие из министров-«областников» сохранили свои портфели и в 1919 году).

Сразу же началась активная работа по формированию Сибирской армии. Последняя (в отличие от поволжской Народной армии Комуча) строилась на началах строжайшей дисциплины, безо всяких солдатских комитетов и митинговщины. Однако сформировать армию исключительно на принципе добровольчества отказалось невозможным и в Сибири. Так же, как и в Поволжье, в Сибири было объявлено об обязательном призыве на военную службу новобранцев двадцати-двадцатиоднолетнего возраста. Был разработан детальный план набора, определены пункты сбора, размещения и обучения мобилизованных.

Эффективность подобных мер сказалась очень скоро. Сибирская мобилизация дала двести тысяч штыков и сабель пополнения для немногочисленных добровольческих белых частей «первого призыва». Тем самым Сибирская (впоследствии – Российская) армия адмирала Колчака стала наиболее многочисленной среди всех Белых армий. Правда, надежность мобилизованных сибиряков во многих случаях оставляла желать много лучшего.

Таким образом, если положение Комуча напрямую зависело от военных успехов Народной армии на фронте, то в относительно спокойной Сибири устойчивость белой власти в гораздо большей степени зависела от политической стабильности тыла. Решающее значение для победы над большевиками приобретал принцип твердой государственной власти: «Во имя конечной победы демократии можно временно поступиться демократическими нормами».

8 сентября 1918 года вошло в историю антибольшевицкого Сопротивления в качестве последней попытки организовать «демократическую власть» во всероссийском масштабе, попытки возродить разогнанное большевиками Учредительное Собрание, наделив его правами высшей власти в России. В этот день в Уфе начало работу «Государственное Совещание». В нем участвовало в общей сложности более двухсот делегатов. Председателем «Государственного Совещания» стал правый эсер Н.Д. Авксентьев.

Одновременно было заявлено о возобновлении работы старого Учредительного Собрания не ранее 1 января 1919 года при кворуме двести пятьдесят человек.

Состав избранной Уфимской директории был призван продемонстрировать единство армии, политики и различных регионов России в борьбе с большевизмом. Но члены Директории в действительности представляли лишь противобольшевицкие силы Востока России и уже в силу данной причины оказались не в состоянии претендовать на выражение общероссийских интересов.

Тем временем положение на фронте отнюдь не улучшалось. В сентябре-начале октября 1918 года под ударами красных окончательно развалился Волжский фронт. Остатки поволжской Народной армии с боями отходили на Бугульму (каппелевцы) и Бугуруслан (чехословаки) по линии Самаро-Златоустовской железной дороги. Весь октябрь прошел в кровопролитных арьергардных боях с наседавшими красными. Сопротивление чехословацких частей большевикам становилось все более слабым. Связь с уральскими и оренбургскими «белоказаками» (по терминологии большевицких фукидидов) была нарушена. Красные взяли Уральск и Оренбург, и теперь белым приходилось сражаться на два фронта – против красных войск, наступавших как с Волги, так и из Туркестана.

Создалась реальная угроза захвата большевиками Уфы, и Директория была вынуждена 9 октября эвакуироваться в Омск. Когда же 11 ноября 1918 года в Сибирь пришли известия о прекращении Великой войны между Центральными державами и Антантой, удержать чехословаков на фронте оказалось долее невозможным, и легионеров отправили в тыл, на охрану Транссибирской железной дороги. Другие союзники русских белогвардейцев в Сибири — польские, сербские (югославянские) и румынские военные формирования, также сражались с большевиками достаточно вяло (кроме, разве что, поляков). Американские «интервенты» вообще были заняты не борьбой с красными, а, главным образом, «строгим наблюдением» за другими, японскими «интервентами» (оказывавшими, где и когда могли, белым русским в Сибири и на Дальнем Востоке гораздо более существенную помощь, но связанными по рукам и ногам американской «дружеской опекой»). Отныне антибольшевицкому Сопротивлению на Востоке России приходилось рассчитывать только на собственные силы.

Эвакуировавшись в Омск, Директория оказалась в плотном политическом окружении сибирских «областников». Принципиально важным становилось решение об образовании, взамен Директории, «Всероссийского Совета министров». По этому вопросу снова разгорелись жаркие политические дебаты. Кандидатура каждого кандидата на министерскую должность подвергалась наитщательнейшему обсуждению. Эсеры, как обычно опасались «крена вправо», в то время как их политические противники не менее внимательно следили за тем, чтобы партийный состав правительства не «сдвинулся влево».

Утвержденный Директорией Совет министров (всего четырнадцать министров) возглавил П.В. Вологодский (единственный член Директории, вошедший в состав нового исполнительного органа общероссийской власти). Военным и морским министром стал будущий Верховный Правитель России адмирал А.В. Колчак (оказавшись в Омске проездом с Дальнего Востока на Юг России, где он собирался возглавить белый Черноморский флот, Колчак, по личному настоянию генерала В,Г. Болдырева и Н.Д. Авксентьева, остался в Сибири).

Особой Грамотой от 6 ноября 1918 года Директория, твердо намеренная «укреплять вертикаль власти», ликвидировала все областные правительства и органы вышей представительной власти. Отныне на смену «областничеству» вновь приходила Всероссийская власть. А через две недели бывший Командующий Черноморским флотом, знаменитый исследователь Арктики, вице-адмирал Александр Васильевич Колчак стал Верховным Правителем России, олицетворением Белой Идеи, подлинным рыцарем Белой Борьбы и Белой России.

Образование антибольшевицкого Восточного фронта, создание Временного Всероссийского правительства и воссоздание Российской армии сделали необходимыми его имя и популярность именно здесь. В ночь на 18 ноября в Омске произошел военный переворот, выдвинувший Колчака на вершину общероссийской власти. Всероссийский Совет министров настоял на провозглашении адмирала, не отдавшего в грозном 1917 году взбунтовавшимся матросам Черноморского флота своего Георгиевского оружия, Верховным Правителем России и Верховным Главнокомандующим ее вооруженных сил. Одновременно А.В. Колчак был произведен в полные адмиралы. Бело-зеленый флаг сибирских «самостийников» был заменен восстановленным в своих правах трехцветным бело-сине-красным национальным флагом Великой России, бело-зеленые ленточки на головных уборах — «старорежимными», «царскими» кокардами, столь милыми всякому истинно-русскому сердцу. В феврале 1919 года наступили сильнейшие морозы. Боевые действия замерли на линии Пермь-Уфа-Оренбург-Уральск.

После ликвидации Уфимской директории и установления единовластия Верховного Правителя России адмирала А.В. Колчака часть партии эсеров стала придерживаться политики «ни Ленин, ни Колчак», а часть «социалистов-революционеров» начала вооруженную борьбу против «белой власти» (и в первую очередь — принялась за организацию крестьянских восстаний в Белой Сибири, население которой не успело вдоволь насладиться «прелестями» большевицкой диктатуры и потому позволяло себе возмущаться «деспотизмом» и «тиранией» Колчака, придерживаясь взглядов, изложенных в словах известной «революционной» песни:

«Бога нет, царя — не надо,
Мы урядника убьем,
Податей платить не будем
И в солдаты не пойдем»…

Очень скоро большевики взяли их «к ногтю» и «свободолюбивые» сибирские мужички взвыли под гнетом «родной народной власти», да уж поздно было…

Удерживая наличными силами горные проходы через Урал, адмирал Колчак спешно начал формировать новые части. Остатки поволжской Народной армии были отведены в тыл на переформирование. На севере фронт держала наиболее подготовленная и многочисленная Сибирская армия под командованием произведенного в генералы бывшего офицера Чехословацкого легиона, Георгиевского кавалера Радолы Гайды (Рудольфа Гейделя).

Именно Сибирской армии Гайды предстояло нанести главный удар по красным (от Перми на Вятку-Котлас) для соединения с войсками белого Архангельского фронта. Одновременно с наступлением Сибирской армии в северном направлении планировалось нанесение удара в направлении на Волгу силами Западной армии под командованием генерала М.В. Ханжина. В ходе предстоящего военного наступления белым армиям адмирала Колчака предстояло не только восстановить позиции, утраченные осенью 1918 года, но и прорвать большевицкий фронт по направлению к Москве.

Не дожидаясь весенней распутицы, неизбежно замедлившей бы ход наступления, Сибирская армия Гайды перешла в наступление 4 марта. Уже 7 марта действовавший в ее составе 1-й Средне-Сибирский корпус под командованием генерала А.Н. Пепеляева штурмом взял Оханск. 8 марта 3-й Степной Сибирский корпус начал продвижение на Глазов. 6 марта перешла в наступление и Западная армия генерала Ханжина. 10 марта 2-й Уфимский корпус под командованием генерала Войцеховского выбил большевиков из Бирска. 14 марта 3-й Уральский корпус горных стрелков под командованием генерала Р.К. Бангерского (будущего организатора латвийских добровольческих частей СС в годы Второй мировой войны, именуемой некоторыми Европейской Гражданской войной) освободил Уфу от красных.

Апрель 1919 года поистине стал периодом самых блестящих побед Российской армии в Русско-советской гражданской войне. Стремительно развивая достигнутый успех, Российской армии удалось отбросить красных за Каму и Волгу. В начале апреля Западная армия генерала Ханжина овладела Бугульмой, Белебеем и Мензелинском. Сибирская армия генерала Гайды освободила от красных Воткинск и Сарапул. Белым казачьим армиям удалось прочно блокировать Оренбург и Уральск. 12 апреля 1919 года адмирал Колчак принял решение о начале общего наступления. По этому плану Сибирской армии Гайды надлежало выйти к Казани и далее на Вятку и Вологду, на соединение с Северной Добровольческой армией генерала Е.К. Миллера. Западной армии Ханжина предстояло выйти к Симбирску и Сызрани, а затем, развивая успех, прорваться на соединение с Вооруженными Силами Юга России (ВСЮР) генерала А.И. Деникина.

С нами Бог, с нами Бог!
Красных давим мы, как блох!

Во исполнение директивы Верховного Правителя России, Российская армия начала успешное наступление на Волгу. 13 апреля Сибирская армия Гайды освободила от красных Ижевск, а Западная армия Ханжина 15 апреля овладела Бугурусланом. Оренбургская армия полностью окружила красный гарнизон в Оренбурге. К концу апреля 1919 года армии Верховного Правителя России вышли на подступы к Казани, Самаре и Симбирску, освободив от большевиков громадную территорию с важными промышленными и хозяйственными ресурсами и населением свыше пяти миллионов человек. Перед ней открывалась дорога на Москву.

Однако в мае белое наступление начало выдыхаться. В тылу стали вспыхивать подготовленные тщательно законспирированным большевицким подпольем (и эсерами) крестьянские бунты. Под Оренбургом части Российской армии потерпели первое поражение. Красные сосредоточили на Восточном фронте мощную группировку войск, перебросив на Восток почти все свои резервы. Вскоре, после ожесточенных боев, в ходе которых красные применили боевые отравляющие вещества (каждый третий снаряд, выпущенный войсками Чапаева и Фрунзе по Уфе, был химическим) белым пришлось вновь оставить Уфу. В июне белым не удалось удержаться на рубежах Уральского хребта. В июле красные прорвались на просторы Сибири. Тяжелейшие бои под Челябинском и Златоустом показали, что большевики готовы, не жалея сил и средств, не допустить прорыва белых армий к Волге.

И все-таки, несмотря на неудачи весеннего наступления, белая армия адмирала Колчака, оставалась все еще вполне боеспособной и страшной врагам. Теперь в ее задачи входило, по сути, оказание поддержки и содействия Вооруженным Силам Юга России генерала Деникина в наступлении последних на Москву путем отвлечения на себя частей Красной армии. В августе 1919 года развернулось сражение на реке Тобол, в котором красным было нанесено тяжелое поражение. В сентябре бои разгорелись с новой силой. Было поголовно мобилизовано все сибирское казачество. Спешно формировались добровольческие дружины из чиновников, студентов и гимназистов. Однако, несмотря на все эти поистине титанические усилия, белый фронт в середине октября вновь неудержимо покатился на восток. 1 ноября 1919 года была эвакуирована столица Белой Сибири – город Омск. Адмирал Колчак одним из последних покинул обреченный город. Вместе с Верховным Правителем России следовал особый эшелон, в котором хранился золотой запас Российской империи. Новой столицей был назначен Иркутск. Катастрофа надвигалась неотвратимо.

Падение Омска, в котором большевики захватили огромные запасы оружия, боеприпасов, разнообразного военного имущество и более десяти тысяч пленных, ознаменовало собой начало знаменитого в истории русско-советской гражданской войны на Востоке России тысячеверстного «Великого Сибирского (Ледяного) похода».

Отходившие под натиском красных армии адмирала Колчака разбились на три группы – Южную, Среднюю и Северную.

Южная группа устремилась по тракту устремилась по тракту Барнаул-Кузнецк-Минусинск.

Средняя группа двигалась вдоль Транссибирской магистрали.

Северная группа отступала вдоль рек севернее Транссиба.

После того, как 29 ноября пришлось оставить Новониколаевск, Главнокомандующим был назначен генерал В.О. Каппель. Верховный Правитель России адмирал Колчак принял план нового Главнокомандующего Каппеля об отводе белых войск за реку Енисей.

22 декабря 1919 года красные взяли Томск и разгромили 1-ю армию генерала Пепеляева. В тылу белых красные повстанцы-партизаны взяли Кузнецк. 24 декабря 1919 года части 5-й Красной армии захватили станцию Тайга. Стремясь избежать окружения, генерал Каппель начал отводить свои части к Красноярску. Но 4 января 1920 года в Красноярске подняли мятеж распропагандированные большевиками и эсерами рабочие и солдаты 1-го Сибирского корпуса под командованием генерала-предателя Б.М. Зиневича. Завязались упорные бои каппелевцев с мятежниками на подступах к городу.

В этот тяжелейший момент, когда остатки белых армий оказались фактически в окружении, генерал Каппель разрешил колеблющимся из числа своих солдат сдаться красным, чтобы «налегке», избавившись от этого ненадежного балласта, таившего в себе постоянный потенциал угрозы, продолжать отступление на Восток с верными бойцами и их семьями, спасавшимися от большевицкого террора.

7 января 1920 года колонны войск Каппеля начали переправу через Енисей. Способными к продолжению вооруженной борьбы оказались всего тридцать тысяч бойцов из почти трехсотпятидесятитысячной группировки. Конечной целью Каппеля было вывести своих бойцов в Забайкалье, на соединение с частями атамана Г.М. Семенова. Для этого им предстояло пешим порядком, в лютый мороз, преодолеть тысячеверстный путь по Старому Сибирскому Тракту.

Ценой поистине неимоверных усилий каппелевцам удалось оторваться от преследовавших их красных частей, и белые колонны двинулись через зимнюю тайгу на восток, «встречь Солнцу». В это время в глубоком тылу Колчака, на станции Черемхово, а затем и в предместье Иркутска – Глазкове – вспыхнули восстания, подготовленные большевицко-меньшевицко-эсеровской агентурой. После кровопролитных боев с мятежниками белые отступили на Байкал. 4 января 1920 года власть в Иркутске перешла к эсеро-меньшевицкому Политическому центру (Политцентру), широковещательно объявившему о низложении власти адмирала Колчака на всей территории Сибири. В ночь на 13 января 1920 года Конвой Верховного Правителя России и охрана поезда с золотым запасом России были разоружены под давлением чехословаков, при «нейтралитете» миссии Антанты во главе с французским генералом Жаненом. Надо заметить, что Конвой и охрана дали себя разоружить без каких бы то ни было попыток сопротивления, после чего незамедлительно покинули адмирала Колчака, бросив его на произвол судьбы.

Как писал ветеран Белой борьбы в Сибири, русский поэт Арсений Несмелов (А.И. Митропольский), проделавший весь тысячеверстный поход в рядах каппелевцев:

Умчали чехи Адмирала
В Иркутск – на пытки и расстрел…

15 января 1920 года арестованный Колчак был доставлен в Иркутск.

Между тем, группа Каппеля упорно шла вперед, сметая красные заслоны, встававшие у нее на пути. 22 января 1920 года Каппель собрал в Нижнеудинске совещание, на котором было принято решение ускорить движение к Иркутску двумя колоннами, взять город с ходу, освободить Верховного Правителя России и вернуть золотой запас. После освобождения Колчака генерал Каппель предполагал установить прочную связь с атаманом Семеновым и создать новый фронт против большевиков.

Каппель вел свои войска на восток, не взирая на лютые морозы и глубокие снега, не щадя ни себя, ни людей. 25 января он умер, передав перед смертью командование своему верному соратнику, генералу С.Н. Войцеховскому. Части каппелевцев под командованием генерала Войцеховского продолжали наступление на Иркутск вдоль Транссибирской железной дороги, везя гроб с телом Каппеля с собой. 1 февраля 1920 года войска генерала Войцеховского стали готовиться к штурму Иркутска. Каппелевцы подступили вплотную к Иркутску, на подступах к которому 5-6 февраля завязались жестокие бои.

Опасаясь освобождения Колчака каппелевцами, большевицкий Военно-Революционный комитет (ВРК), сменивший у власти выполнивший для него предварительно всю «грязную работу» эсеро-меньшевицкий Политцентр, принял постановление о расстреле Верховного Правителя России. 7 февраля в 5 часов утра приговор был приведен в исполнение расстрельной командой левых эсеров под командованием большевика Самуила Чудновского на берегу Ангары. Тело адмирала Колчака было спущено красными убийцами под лед. Узнав о расстреле Колчака, генерал Войцеховский, после ожесточенных и кровопролитных боев, прекратил штурм Иркутска и, обойдя город, устремился на Читу. В его обозе на Читу продвигался и гроб с телом Каппеля.

В начале марта 1920 года каппелевцы, сумевшие уйти за Байкал, дошли до Читы, где и объявили о своем подчинении атаману Семенову, которого адмирал Колчак назначил в свое время Главнокомандующим в Восточной Сибири. Там каппелевцы воевали с красными до конца 1921 года в составе сформированной новой дальневосточной армии.

Но и после ликвидации большевиками так называемой «читинской пробки» каппелевцы продолжали борьбу с красными в Приморье до октября 1922 года, покрыв себя неувядаемой славой и в «штурмовые ночи Спасска», и в «волочаевские дни». Летом 1922 года во Владивостоке был созван Приамурский Земский Собор, провозгласивший восстановление в России монархии и избравший Верховным Правителем России дядю свергнутого «февралистами» и злодейски убитого большевицкими изуверами в Екатеринбурге последнего Российского Императора Николая Александровича – Великого князя Николая Николаевича, бывшего Главнокомандующего Русской Императорской армией в годы Великой войны. Диктатором Приморья и Главнокомандующим (Воеводой) его вооруженных сил (Земской Рати) был назначен генерал М.К. Дитерихс. Как радовался бы стойкий монархист Владимир Оскарович Каппель, доживи он до этого дня! Но увы… Бог не дал белому рыцарю дожить до этого дня…

Пока же, после заключения большевиками, узурпировавшими власть над Россией в результате октябрьского переворота 1917 года, позорного и грабительского по отношению к России «похабного» Брестского мира 1918 года, боевой офицер Владимир Каппель оставил фронт и уехал в тыл.

По заключенному 3 марта 1918 года позорному, крайне унизительному для национальной гордости великороссов Брестскому миру Россия лишилась Финляндии, Польши, Литвы, Латвии, Эстонии, Украины, Крыма, Закавказья, Карса и Батума, армии и флота. Оккупированные германцами области России и Белоруссии оставались у немцев до конца Великой войны и выполнения Советами всех условий Брестского мира. На Россию была наложена контрибуция в шесть миллиардов имперских марок золотом. Сверх того, большевики обязались уплатить своим немецким хозяевам компенсацию в пятьсот миллионов золотых рублей «за убытки, понесенные немцами в ходе революции в России». После вывода остатков деморализованных русских войск и красногвардейских банд с уступленных большевиками Германии бывших российских территорий туда сразу же были направлены германские части.

5 марта, через два дня после подписания позорного Брестского мира, 23 германских батальона во главе с генералом графом Рюдигером фон дер Гольцем высадились на мысе Ханко (Гангут) и помогли финским белогвардейцам бывшего царского генерала Маннергейма разгромить местную «власть советов», сидевшую на штыках финской «Красной гвардии» и части русских большевиков, после Бреста бросивших своих финских «братьев по классу» на произвол судьбы. В целях окончательного закрепления германского протектората над Финляндией, последняя была объявлена вассальной по отношению к Германской империи монархией с кузеном германского кайзера Вильгельма II Гогенцоллерна, принцем Фридрихом-Карлом Гессенским, в качестве короля. Правда, до коронации дело не дошло – по мере ослабления мощи Германии, неизбежность поражения которой в мировой войне становилось все более очевидной, Финляндия переориентировалась на Антанту. Но пока что до этой «смены ориентиров» было еще далеко.

Как писал в своих мемуарах германский фельдмаршал Пауль фон Гинденбург унд Бенкендорф: «Кроме того, мы надеялись привлечением Финляндии на нашу сторону затруднить военное влияние Антанты со стороны Архангельского и Мурманского побережья… В то же время мы угрожали этим Петрограду, что было всегда очень важно, потому что большевистская Россия должна была сделать новую попытку нападения на наш восточный фронт». Интересно бы узнать, почему Гинденбург был так уверен, что Советская Россия непременно должна будет напасть на немцев? Может быть, ему было известно о тайных переговорах большевиков с Антантой? Ведь военные десанты Антанты в Архангельске и Мурманске, о которых Гинденбург вел речь выше, были высажены там с согласия большевицких Советов рабочих и солдатских депутатов! Таким образом, не остается камня на камне от широко распространенного мифа большевицкой пропаганды – об «империалистической интервенции» Антанты на Севере России, как якобы направленной на свержение там советской власти, а не на охрану складов с антантовским военным имуществом и портов на случай германского нападения (как это было в действительности!).

На Украину (объявившую себя отдельным государством и заключившую с Центральными державами отдельный мирный договор) вошли войска германского генерал-фельдмаршала Германа фон Эйхгорна (кстати говоря, внука философа Фридриха Шлегеля) для обеспечения вывоза оттуда в Германию, по условиям Брестского мира, шестисот миллионов пудов зерна (один пуд равнялся 16,38 кг), двух миллионов семисот пятидесяти тысяч пудов мяса, да вдобавок ежемесячно тридцати семи с половиной миллионов пудов железной руды и многого другого. В Грузию вступил германский экспедиционный корпус Фридриха Кресса фон Крессенштейна – для охраны грузинской нефти и руды, которые отныне должны были удовлетворять потребности Германской империи (именно Кресс фон Крессенштейн, уже после распада германо-турецкого военно-политического союза, сорвал в 1918 году вторжение советской Красной армии в Грузию через Абхазию). Оседланная большевиками Россия попала в полную экономическую зависимость от Германии, превратившись в сырьевой придаток и базу снабжения Центральных держав, обеспечив им возможность продолжать войну против Антанты, то есть «продолжать лить кровь пролетариев, одетых в солдатские шинели, во имя обогащения кучки империалистов».

А что же Каппель? В Самаре этот удостоенный высоких боевых наград недавний фронтовой офицер Русской Императорской армии, никогда не скрывавший своих монархических убеждений, казалось бы, совершенно неожиданно для человека такого воспитания и таких взглядов… поступил на службу в Красную армию. Думается, в данном нетипичном (и наверняка совсем не простом) для Каппеля решении сыграл свою роль тот момент времени, в который оно было принято этим пламенным русским патриотом. Дело было весной 1918 года. Каппель, вероятно, как и многие другие, рассчитывал, что военные действия против все еще почитавшихся им тогда за главных врагов России немцев (в конце концов, именно немцы, желая, любыми средствами, вывести Россию из войны, взяв с нее огромную контрибуцию, и тем самым укрепить свои позиции на Западном фронте, против держав Антанты, в «пломбированном вагоне», под присмотром переодетых германских офицеров, заслали к нам ленинскую шайку!).

Как говорил поэт, «надежды юношей питают…». К описываемому времени Владимир Каппель был отнюдь не юношей, но все же, видимо, еще не привык к совершенно новому уровню человеческой подлости, привнесенного в российскую действительность трудами достойных представителей славной ленинской когорты «пламенных интернационалистов» — большевицкой «партии национальной измены». Не верил, видимо, что у людей, родившихся и выросших в России, евших русский хлеб и русское сало, пивших русскую воду и русскую водку, ходивших в русские школы, окончивших русские гимназии и университеты, полностью атрофировались не только последние остатки русского национального чувства (у кого оно было), но и элементарного чувства преданности – да что там преданности! — хотя бы благодарности вскормившей и вспоившей (или, по крайне мере, приютившей) их стране.

Но, очень скоро убедившись в неизменности «генеральной линии» большевицкой партии на мир и сотрудничество со вчерашним смертельным врагом – Германией, в боях с которой четыре тяжких года истекали кровью на полях Отечественной войны миллионы лучших сынов Российской Державы, увидев воочию, какую невиданно жестокую политику проводят большевицкие сатрапы в отношении буквально всех слоев российского народа – дворянства и купечества (бессудные расстрелы, «грабеж награбленного» и заключение в концентрационные лагеря, первые из которых Ленин и Троцкий распорядились организовать «по свежим следам», уже в начале 1918 года), интеллигенции (бессудные расстрелы, мобилизация на принудительные работы и заключение в концентрационные лагеря), духовенства (расстрелы, а чаще изуверские убийства, кощунства, осквернение церквей, мобилизация на принудительные работы, заключение в концентрационные лагеря), и даже, якобы, союзников большевиков (именовавших свой режим «диктатурой пролетариата»!) – «пролетариев»-рабочих (запрет забастовок, бессудные расстрелы, заключение в концлагеря), но, в первую очередь – составлявшего большинство населения России крестьянства (продразверстка, обрекавшая на голодную смерть хлеборобов и их семьи, бессудные расстрелы, заключение в концлагеря), Каппель принял твердое решение примкнуть к силам, поднявшим оружие против большевиков. Тут как раз восстали чехословацкие легионеры. Освобожденные ими от красных железнодорожные станции и города, расположенные вдоль Транссибирской магистрали, стали центрами кристаллизации русского белого антибольшевицкого Сопротивления.

Здесь представляется уместным рассказать несколько подробнее о Чехословацком корпусе и о входивших в его состав чехословацких легионерах.

(Конец первой части. Продолжение следует)