Первый исследователь Камчатки родился в семье солдата Преображенского полка. Когда он уже заканчивал Славяно-греко-латинскую академию в Москве, туда же поступил М. В. ЛОМОНОСОВ, с которым он потом сблизился во время работы в Академии наук. В 1732 году в числе пяти выпускников академии Крашенинников был вызван в Петербург для участия во 2-й Камчатской экспедиции БЕРИНГА. Путь на Дальний Восток был долгим, входившие в состав экспедиции иностранные академики решили остаться в Якутске для работы в архивах, и на Камчатку поехал один Степан Петрович, добиравшийся до нее на парусном боте «Фортуна». С помощью местных служилых людей он всесторонне исследовал полуостров. Крашенинников первым описал извержение Ключевской сопки, открыл Долину гейзеров (заново обнаруженную лишь два века спустя), которая была обнаружена вновь только двести лет спустя. По возвращении из экспедиции (из десяти лет шесть ушло только на дорогу туда и обратно) он заведовал Ботаническим садом при Академии наук, стал ректором Академического университета и продолжал писать главный труд своей жизни «Описание земли Камчатки», который вышел в свет только после его смерти. Его именем названы остров у Камчатки, мыс и гора на полуострове.

Внучатый племянник императрицы АННЫ ИОАННОВНЫ начал службу рядовым лейб-гвардии Семеновского полка, отличился в сражениях Семилетней войны, русско-турецкой войны 1768-1774 гг., но скоро оставил военную службу по причине расстроенного здоровья и был вынужден уехать за границу для лечения. По возвращении на родину он был тепло принят ЕКАТЕРИНОЙ II, назначен вице-президентом Военной коллегии, попечителем наследника престола ПАВЛА. Вместе с ним Салтыков ездил в Берлин для обручения великого князя с племянницей прусского короля, сопровождал наследника во время путешествия по Европе. С 1783 года Салтыков был назначен главным воспитателем великих князей Александра и Константина Павловичей. Главные почести и должности достались ему в последний период жизни: Екатерина пожаловала ему графское достоинство, ПАВЕЛ I произвел в генерал-фельдмаршалы и назначил президентом Военной коллегии, а при АЛЕКСАНДРЕ I он стал председателем Государственного совета и председателем Кабинета министров, должности которых занимал до своей смерти. Как отмечали современники, преобладающими качествами в характере Салтыкова были уклончивость, хитрость, умение жить и ладить с людьми, что позволяло ему благополучно лавировать при дворе, несмотря на сложные отношения между императрицей и ее детьми и внуками, хотя сам Салтыков при этом был самым неспособным педагогом и воспитателем царских детей.

Его отец после ухода в отставку с военной службы был определен лекарем в Мариинскую (основанную вдовой императора ПАВЛА I Марией Федоровной) больницу для бедных, называвших ее просто Божедомкой. Так звался ранее здесь стоявший первый в Москве дом для убогих, давший название и всему району. Семья Достоевских обитала в правом флигеле больницы, здесь и увидел свет Федор.

О раннем детстве и отрочестве у писателя сохранились самые лучшие воспоминания: «Я происходил из семейства русского и благочестивого. С тех пор, как я себя помню, я помню любовь ко мне родителей. Мы в семействе нашем знали Евангелие чуть не с первого детства». Книгой, по которой он учился грамоте, стали «Сто четыре истории Ветхого и Нового Завета». В 1831 году отец за 12 тысяч рублей серебром приобрел для родовой вотчины в Тульской губернии сельцо Даровое и деревеньку Черемошны. На следующий год усадьба дотла сгорела, и пришлось строиться заново. Небольшой, похожий на украинскую хатку, дом стоял среди тенистой рощи, которую особенно полюбил 10–летний Федя. В большом семействе (у писателя было 7 братьев и сестер) ее так и прозвали — Федина роща. Он же сам позже признался: «Это маленькое и незамечательное место оставило во мне самое глубокое и сильное впечатление на всю потом жизнь… Ничего в жизни я так не любил, как лес с его грибами и дикими ягодами, с его букашками и птичками, ежиками и белками, с его столь любимым мною запахом перетлевших листьев».

Эта идиллия оборвалась со смертью матери, когда будущему писателю было 15 лет. Отец вдруг стал подозревать ее в неверности, за помощь, оказываемую ею крепостным, мог побить и запереть в шкаф. «Состояние маменьки очень ухудшилось, она почти не вставала с постели, а с февраля совершенно слегла в постель… Это было самое горькое время в детский период моей жизни». А через несколько дней старшие братья Достоевские были потрясены известием о гибели Александра ПУШКИНА. Отец тогда решил направить их, Михаила и Федора, в Петербург, в Инженерное училище.

Через два года отца не стало. Пришла весть, что он скончался в поле от апоплексического удара во время объезда своего поместья. Но были и другие свидетельства: часто впадавшего в гнев барина убили его же крестьяне. То ли «за девок», то ли просто от беспросветности своего существования. За такое всю деревню полагалось отправить на каторгу в Сибирь, но дело замяли. Подозревали и богатых соседей: одних — в распространении слухов с целью получить за бесценок чужую землю, других — в подкупе следствия, так как иначе работать было бы некому.

Отныне ждать помощи братьям было не от кого, и полагаться они могли только на самих себя. Федор, закончив офицерский класс, отказался от наследственных прав на владение землей и крестьянами. В 23 года он написал первую повесть — «Бедные люди», в 28 лет пережил драму на Семеновском плацу, когда стоял в ожидании смертной казни за посещение революционного кружка петрашевцев. Впереди у него были каторга и солдатчина, в российскую столицу он вернулся только в 38 лет. Когда вышли первые главы романа «Униженные и оскорбленные», и началась слава Достоевского — романиста и пророка.

СКОНЧАЛИСЬ:

СОБЫТИЯ:

Орда со столицей в Сарае в низовьях Волги все так же продолжала собирать дань и стремилась главенствовать в отношениях с русскими князьями, но у нее к этому времени появился новый враг — Крымское ханство, а Русское государство крепло, сплачиваясь вокруг Москвы. Положить конец прежним отношениям и утвердить независимость Руси довелось 40–летнему великому князю ИВАНУ III. Князь стремился останавливать врага на дальних подступах к Москве — на рубеже реки Оки. Впервые ему это удалось 20 годами ранее. В 1470 году хан на набег так и не решился и стал искать союзников в лице Великого княжества Литовского и польского короля, у которых на Русь были свои планы. Но король на помощь не пришел, а ордынское войско летом 1472 года было остановлено возле Тарусы и Алексина. Татарам Оку перейти не удалось, в отместку они сожгли Алексин, но сам поход завершился провалом. В ближайшие годы великий князь перестал платить дань. Москва тогда добилась важного дипломатического успеха, заручившись поддержкой крымского хана в борьбе с Большой Ордой и Литвой.

На новый поход ордынский хан решился, когда узнал о распрях среди русских князей, когда недовольные политикой Ивана III братья великого князя выступили против него. Воодушевленный такими новостями, Ахмат собрал большое войско и двинул его в направлении Калуги, избрав местом переправы не Оку, где уже терпел неудачу, а ее левый приток Угру. Преградить ему дорогу был отправлен сын великого князя ИВАН МОЛОДОЙ, хотя фактическим начальником войска являлся воевода князь Данила ХОЛМСКИЙ. Лучший полководец своего времени, он и здесь выстроил на переправах оборону без единой бреши. Тогда и началась война нервов, выразившаяся в долгом противостоянии противников на берегах небольшой речушки. В Москве передавали слова хана, что «даст Бог зиму на вас и реки все станут, ино много дорог будет на Русь». Потому, когда действительно ударили морозы, река больше не была преградой и русскому войску был отдан приказ отступить к Кременцу, едва не возникла паника: многие решили, что князь не желает битвы, а войско бежит. Но хан не дождался помощи от короля, в стане его войска возникла эпидемия, а отход русских полков он принял за попытку заманить его в засаду. После отданного им приказа сторонний наблюдатель мог увидеть странную картину: оба войска бежали друг от друга, никем не гонимые!

Русское войско находилось близ южной границы до Рождества, а хан побоялся вернуться в Сарай, но это его не уберегло — в начале следующего года он был убит в своей степной ставке. В Большой Орде началась междоусобица.

И как личность, и как деятель царевич в российской истории себя не проявил, но его конфликт с отцом оставил в ней заметный след. Царь, желавший видеть в наследнике продолжателя своих дел, не находил в нем ни воли, ни желания и вполне мог опасаться, что все труды, в которые было вложено столько сил, пойдут насмарку при наследовании престола царевичем. В те дни свершились два события, повлиявшие на дальнейшую судьбу Алексея. Его супруга, кронпринцесса Шарлотта, родила сына Петра, но сама спустя 10 дней скончалась. А на следующий день после ее похорон жена царя Екатерина Алексеевна также родила сына, названного Петром. Два Петра, сын и внук, стали потенциальными наследниками трона. Царевич Алексей перестал быть единственным претендентом. Вот тогда отец и вручил ему свое письмо, в котором выдвинул ультиматум: «Видя тебя наследника весьма на правление дел государственных непотребного… то известен будь, что я весьма тебя наследства лишу, яко уд гангренный, и не мни себе, что один ты у меня сын, и что я сие только в устрастку пишу: воистину… исполню, ибо за мое отечество и люди живота своего не жалел и не жалею, то како могу тебя непотребного пожалеть? Лучше будь чужой добрый, неже свой непотребный».

Быстрый ответ сына царю не понравился, так как Петр увидел в нем только нежелание трудиться, неискренность и стремление поскорее избавиться от отцовских претензий. Но разговора между ними тогда не произошло, так как сам Петр тяжело заболел и в соседних покоях постоянно находились вельможи, ожидая кончины государя. Царь смог ответить только два месяца спустя: «Так остаться, как желаешь быть, ни рыбою, ни мясом, невозможно; но или отмени свой нрав и нелицемерно удостой себя наследником, или будь монах». Царевич немедленно согласился на монашеский чин, но отец дал ему еще полгода. Когда же решения сына так и не дождался, вызвал его к себе за границу, чем тот воспользовался для бегства. Семейная драма переросла в трагедию, завершившуюся смертью под пытками..

Решение о строительстве дороги было принято императором НИКОЛАЕМ I в апреле предыдущего года. Акционерами выступили граф Алексей БОБРИНСКИЙ, купец I гильдии и директор Русско–Американской компании Бенедикт КРАМЕР, консул вольного города Франкфурта–на–Майне Иоганн ПЛИТ и австрийский подданный профессор Венского политехнического института Франц (Франтишек) Антонин фон ГЕРСТНЕР. Последний уже построил первую на Европейском континенте дорогу и обещал сделать то же самое в России к 1 октября 1836 года. Но не вышло, так как подрядчиков здесь не нашлось, и все необходимое пришлось закупать за границей.

Достоинством трассы было прямое направление. Для избежания снежных заносов, которых особенно опасались, почти весь путь уложили на насыпи средней высотой 2,9 м. В местах пересечения пути с речками, ручьями, оврагами и дорогами сооружали мосты: всего по проекту 22, самый большой — через Обводный канал, с пролетом 26,5 м. Начали строительство в мае, вели его 17 инженеров, на сооружение насыпи привлекли 1 800 человек, добавив позже еще 1 400 солдат.

Когда годом позже дорогу открыли, современники так описывали движение по ней: «Вот идет паровоз с трубой, из которой валит дым; машина тащит за собой несколько повозок, в которых помещается более 300 человек; сила равна силе 40 лошадей; в один час она пробегает пространство в 30 верст. От Царского до Павловска 5 верст пробегает ровно в 7 с половиной минут. К машине приделана труба другого рода, в нее, в продолжение пути, кондуктор трубит, остерегая зрителей. Длинная вереница экипажей прилажена к паровозу: огромный дилижанс, шарабаны, широкие крытые повозки с шестью рядами скамеек на пять человек каждая; повозки открытые для помещения такого же числа пассажиров, огромные фуры и телеги для разной клади, ряд роспусков для перевозки животных: лошадей, коров, овец, телят и птиц домашних; чаны для разных жидкостей, буфеты для съестных припасов».

К нам тогда пришли новые слова. Главное, конечно, «паровоз» — для отличия от водяных пароходов. Ведь до этого наряду с названием «локомотив» употребляли слова «пароходные повозки» или «сухопутные пароходы». Не сразу появилось и слово «рельсы» — их звали грифами, брусьями, дорожками, полосами, колесопроводами и даже шинами. Изменилось и значение слова «вокзал». Прежде оно означало увеселительное заведение, а теперь перешло на станционное здание. Хотя самый первый в Павловске и строился–то именно как концертный зал и ресторан.

В Компьенском лесу под Парижем немецкая делегация в 5.12 утра в железнодорожном вагоне командующего силами Антанты маршала Франции Фердинанда ФОША подписала условия капитуляции. Когда в 11 часов дня она вступила в силу, раздались последние залпы войны — артиллерийский салют в 101 выстрел. Война длилась более 4 лет, в ней участвовало 33 из 59 существовавших тогда независимых государств (87 процентов всего населения Земли), число погибших превысило 20 миллионов человек, причем впервые гражданских лиц среди жертв было больше, чем солдат. Появились новые виды вооружений (автоматическое стрелковое оружие, танки, авиация, боевые отравляющие вещества), на смену парадным мундирам пришел цвет хаки, а армии стали зарываться в землю. Прямым следствием войны стало крушение четырех империй — Российской, Германской, Османской, Австро–Венгрии.

Первой мировой эту войну стали называть, когда мир содрогнулся от ужасов Второй мировой войны. Прежде ее называли Великой, Большой, в России, памятуя о 1812 годе, — Второй Отечественной. Но в нашей памяти ее словно нет: ни героев, ни битв, ни памятников. Принесшая революцию, она была названа на одной шестой части мира империалистической, воспоминания о ней исчезли вместе с участвовавшим в ней поколением, а потом все заслонила другая война — Великая Отечественная. А если мы что и читаем, то это «На Западном фронте без перемен». То военное поколение назвали «потерянным», но для нас оно — бесследно пропавшее. Память о ней только начали восстанавливать.

Тогда думали, что с войнами покончено, что Германия никогда больше не будет угрозой своим соседям. Но в самих условиях мира, который был заключен летом следующего года в Версале, уже крылось зерно будущих раздоров и стремления к реваншу. Пройдет всего 22 года, и в том же самом лесу, в том же вагоне будет подписана другая капитуляция, когда гитлеровская Германия будет диктовать свои условия поверженной Франции. Всему миру придется ценой невиданных жертв сражаться 5 лет, чтобы не дать фюреру шанса превратить в реальность идею о мировом господстве.