(Михаил Устинов)

Он прожил немногим более полувека…С одной стороны, это немало. С другой — очень мало. Именно к пятидесяти годам главное в человеческой жизни бывает уже давно определено, цели поставлены, накоплены опыт и мудрость, но есть еще время для новых свершений, в соответствии с достигнутой зрелостью духа…И вдруг…

Я хотел бы рассказать немного о моем безвременно ушедшем дорогом кузене Петре Федоровиче Космолинском, который, сколько я себя помню, всегда был для меня и для всей нашей семьи просто Петей, так же, как его мама, подруга детских лет моей покойной матери, проведшая свои детские годы в том же доме 13 на улице Фрунзе (так в советское время называлась старинная московская улица Знаменка, выходящая прямо к Кремлю), но только этажом ниже — Наталья Борисовна Ивановская —  всегда была для моей мамы «Тусей», а для меня — «тетей Тусей», ее сестра Ксения Борисовна — «Ксаной» (а для меня, соответственно, «тетей Ксаной»), ее муж — полковник Федор Петрович Космолинский, заместитель директора Института космической медицины, а впоследствии — Вице-Президент Академии Космонавтики имени К.Э. Циолковского — «дядей Федей» (см. фото ниже, слева от автора настоящей миниатюры) . Увы — все они давно упокоились на кладбище московского Донского монастыря в возникшем за прошедшие годы «семейном некрополе» Космолинских-Ивановских…

Мое первое лето в Апрелевке под Москвой я провел не где-нибудь, а на даче у Пети. Мне было полгода, ему — пять с половиной. Он был постоянным другом и товарищем моих детских игр. Мы играли с ним во всех его солдатиков, которых он изготавливал всегда, сколько я его помню — сперва из пластилина, потом из пенопласта, потом из бумаги, потом из олова, потом — снова из бумаги. Солдатиков Петя делал даже во время школьных занятий — иногда по полусотне за урок! Их у него были тысячи — стойких и безмолвных воинов разных стран, времен и народов. Однако более всего Петра Космолинского интересовали солдаты наполеоновской эпохи. Он так живо, красочно и разнообразно воплощал их в своих композициях, будь то в пластилине, пенопласте или олове (точнее — сплаве олова со свинцом), что мне казалось, будто он действительно то и дело совершал путешествия во времени, воочию узрев грандиозные сражения наполеоновской эпохи, шагая в одном строю со «старыми гвардейцами» Наполеона и мчась в стремительную сабельную атаку с русскими гусарами Дениса Давыдова.

Когда я учился в седьмом классе, Петя подарил мне свое серое кепи типа немецкой «бергмютце», которое я носил много лет.

Именно он подарил мне книгу Владимира Бегуна «Вторжение без оружия», заставившую меня во многом изменить взгляд на мировую и отечественную историю.

Когда мне негде было жить, я жил у Пети на бульваре матроса Железняка, дом 3, квартира 80. Эта небольшая, двухкомнатная квартирка была настоящим маленьким музеем. На украшавшем стену богато расшитом серебряными узорами, черном с красной отделкой, якутском конским чепраке висела русская офицерская шашка последнего царствования, перекрещенная с никелированными металлическими ножнами, а по бокам от шашки — русский артиллерийский бебут времен Великой войны, офицерская шпага и солдатский тесак времен Александра I Благословенного.

Шкафы были забиты редкими, в том числе старинными, книгами по униформологии, военной истории, вексиллологии, фалеристике, «солдатистике» и геральдике. На стенах висели гербы, фотографии, картины, литографии и гравюры (изображавшие по преимуществу солдат в форме различных стран, эпох и полков, крепости и батальные сцены). Особенно привлекали внимание две бархатные подушки, на одной из которых висели награды самого Пети, а на другой — его коллекция русских и иностранных орденов, крестов, медалей и нагрудных знаков (одних французских орденов Почетного легиона там было пять штук), в том числе и полный «бант» русских знаков Военного ордена (солдатских георгиевских крестов).

На полочках стояли изготовленные Петей собственноручно модели парусных кораблей, макеты крепостей и замков и, самое главное — солдатики всех стран и народов — пластмассовые, деревянные, но преимущественно оловянные — главным образом, Петиного изготовления.

Каждый год Петя дарил мне и моим родителям на день рождения по оловянной фигурке — пешей или конной.

Петя делал солдатиков, по его собственному выражению, «сколько себя помнил». Детское увлечение со временем переросло в серьезное занятие военной историей, униформологией, фалеристикой и прочими «сопутствующими» направлениями исторической науки.

Первым в изучении истории униформы Русской армии Петю поддержал друг отца, тоже врач, Игорь Петрович Шинкаренко. Тема в советские времена была, мягко говоря, не слишком популярной. Узнав об увлечении Пети солдатиками, Игорь Петрович подарил ему первую в Петиной жизни серьезную книгу по военной истории — «Отечественная Война и русское общество», 1912 года издания. Поначалу сам И.П. Шинкаренко отнесся к увлечению подростка Космолинского оловянными солдатиками несерьезно, считая таблицы гораздо лучшей формой для передачи униформологической информации. Однако, увидев Петиных «солдатиков» воочию, воскликнул: «Это же уже таблица!», настолько точно и наглядно они предоставляли информацию. С тех пор Шинкаренко старался помогать юному «солдатисту», чем только мог — находил информацию, знакомил с нужными людьми. Однако после внезапной смерти старшего товарища в 1979 году Петя снова оказался в «подвешенном» состоянии почти повсеместного непонимания и неизвестности. Но тут, к счастью, пригодились знакомства моей покойной мамы, художницы Людмилы Филипповны Покорской-Акуновой (для Пети она с детства была «тетей Люсей»), старшего инспектора-методиста Всесоюзного Методического Кабинета по делам учебных заведений искусств Министерства культуры СССР (сокращенное название которого звучало весьма забавно — МКПУЗИ, вследствие чего его работников шутливо называли «эмкапузиками»). Закончив Строгановское художественное училище, Петя был принят в молодежную секцию Союза Художников. Это стало первым серьезным шагом на пути к официальному признанию.

К нему зачастили корреспонденты и, наконец, появилась первая из (ставших со временем весьма многочисленными) статей об «оловянном войске Петра Космолинского», названная, по непостижимой иронии судьбы, «Пластилиновая армия».

После публикации вскоре обнаружилось, что у нас в стране существует немало людей, объединенных любовью к военной истории, оружию, солдатикам и униформе. Число публикаций стало стремительно возрастать, пошел поток писем со всего Советского Союза. В результате, созвонившись и познакомившись с многими московскими энтузиастами, Петя пришел к идее создания военно-исторического клуба, сообщества по интересам, которое и было учреждено впоследствии при Всесоюзном Обществе охране памятников истории и культуры. На организационное собрание клуба пришло около двадцати человек (из которых никто не знал никого, кроме Петра Космолинского). Так в 1982 году появилась на свет Военно-Историческая Комиссия (ВИК), превратившаяся со временем (после того, как Петя возглавил ее в 1985 году) в Военно-Исторический Клуб, объединивший в своих рядах ревнителей самых разных направлений военной истории, и в том числе — первые «группы военной реконструкции», устраивающие ныне красочные военно-исторические праздники, ежегодные реконструкции Бородинской битвы, битвы при Малоярославце и в других местах отечественной и мировой боевой славы.

С тех пор у нас в России и в других странах СНГ возникло великое множество военно-исторических объединений, но начало было положено возглавленной Петром Космолинским Военно-Исторической Комиссией, на собраниях которой энтузиасты военной истории обменивались информацией и опытом, читали лекции, организовывали конференции и первые военно-исторические выставки, в том числе — «оловянных» солдатиков. Как сейчас помню, одну из этих первых выставок, проводившуюся на квартире у Пети. Один из участников (фамилию которого я, к сожалению, забыл) представил вниманию собравшихся эпизод Полтавской битвы, изображавший штурм шведской пехотой русских редутов. Меня тогда поразило, что на «траву» для поля боя «солдатист», по своему собственному признанию, израсходовал четыре женских парика (стоившие в то время в советской Москве бешеных денег). Сам Петя, помнится, тогда выставил композицию «Развод Кременчугского мушкетерского полка в 1806 году в присутствии генерала Михельсона (победившего в юности самого Пугачева)…

XIII выставка Молодых художников в Москве, проводившаяся в московском Манеже (именовавшемся в советские годы Всесоюзным Выставочным Центром) в 1983-84 гг., принесла Петру Космолинскому звание лауреата. Он выставил в Манеже семьдесят «оловянных» фигурок. Хотя от участвовавших в выставке молодых художников требовалось не более трех работ, в оргкомитете выставки при виде «оловянной» армии сразу же заявили: «Берем все, если сделаете сами себе витрину».

С тех пор «солдаты Петра Космолинского» приняли участие более чем в двухстах художественных выставках. Петя объездил весь Советский Союз — с запада на восток и с севера на юг. Были и зарубежные выставки — в Австралии, Франции, Финляндии, Италии, Бельгии и Чехословакии (где «оловянные» солдатики Петра Космолинского вошли в число экспонатов исторического музея битвы при Аустерлице/Славкове-у-Брно).

Надо сказать, что и литературной деятельностью автор этих строк занялся «с благословения» Пети. В 2000 г. именно он предложил мне выступить с докладом на VII научно-практической военно-исторической конференции, проводившейся в здании и под эгидой ВООПИиК и посвященной Гражданской войне 1917-1922 г. в России. Петя пообещал мне включить текст моего доклада (посвященного германским добровольческим корпусам-фрайкорам в составе белой Русской Западной Добровольческой армии генерала князя П.М. Авалова-Бермондта) в сборник печатных трудов конференции.

Безвременная кончина Петра Космолинского помешала выходу сборника с моим докладом, однако известный военный историк А.И. Дерябин надоумил меня (дотоле совершенно не помышлявшего о литературных «лаврах») обратиться в какое-нибудь издательство или журнал (надо признаться, что эта, казалось бы, простая мысль как-то не приходила мне в голову). Первым расширенный текст моего доклада о фрайкоровцах (с редкими, особенно по тем временам, иллюстрациями) опубликовал московский журнал «Наследие предков», вторым (с иллюстрациями и фотографиями) — екатеринбургский военно-исторический альманах «Белая Армия/Белое Дело», третьим — московский военно-исторический журнал «Доброволецъ» (в приложении, посвященном Белой борьбе на Северо-Западе России), четвертым — альманах «Белая Гвардия», пятым — журнал «Родина» (в номере, посвященном Гражданской войне 1917-1922 гг.). Замысел издания военно-исторического журнала «Рейтар», заместителем главного редактора которого автор этих строк является с 2003 года, тоже принадлежал Петру Федоровичу Космолинскому, который даже успел сверстать его первый номер (к сожалению, этот номер стал «нулевым», ибо так и не вышел в свет из-за безвременной кончины Пети).

Воодушевленный появлением плодов своих скромных изысканий в печати, автор этих строк стал усиленно разрабатывать «фрайкоровскую» тему, в результате чего в московском издательстве «Огни» вышла книга Вольфганга (Владимира) Викторовича Акунова «Фрайкоры. Германские добровольческие отряды 1918-1923 гг.», а в издательстве «Рейтар» — книга Вольфганга Акунова на ту же тему, но большего объема и с многочисленными иллюстрациями, под названием «Фрайкоры. Повесть о германских добровольцах». Затем — книга на ту же мало известную, мало изученную историческим сообществом и потому, естественно, мало востребованную читательской аудиториейтему под названием «Последние ландскнехты». С тех пор, как говорится, «пошло-поехало», и, благодаря Пете, я стал автором вот уже тридцати шести книг на военно исторические темы. Но довольно об этом…

Последним в жизни Петра Космолинского большим увлечением была геральдика, наука о гербах (на помещенном выше фото Петя запечатлен вместе с участниками Учредительного Съезда Всероссийского Общества Геральдистов в г. Химки). Хотя вообще-то, по его воспоминаниям, интерес к геральдике впервые возник у него еще в детстве, после просмотра (в возрасте всего

десяти лет) польского двухсерийного фильма Александра Форда «Крестоносцы» (по одноименному роману Генрика Сенкевича). Поскольку фамилия Космолинский польского происхождения, он постепенно стал наводить справки у собственной родни об истории своих предков. Однако родовой герб Космолинских обнаружился уже много позднее (и притом почти случайно), когда среди доставшейся Пете по наследству от старших родственников семейной переписки нашлась открытка с оттиском печати на сургуче с фамильным гербом, носящим в польской геральдике название «Радван». Эта открытка была послана в далеком 1916 году на Пасху старшей сестрой деда Пети своему младшему брату — Николаю Космолинскому, погибшему от рук большевиков во время русско-советской Гражданской войны. Поэтому первым из серии составленных, восстановленных и нарисованных Петей тысячи двухсот (!) гербов стал фамильный герб рода Космолинских (срисованный им со старинной печати на письме). Затем пришел черед гербов близких и дальних родственников Космолинских и Ивановских (предков по линии матери), гербов друзей и знакомых. Помню, как радовалась моя мама, когда Петя преподнес ей на юбилей исполненный им герб рода Покорских (помещенный, в качестве иллюстрации, в заголовке данной миниатюры). Затем пошли гербы тематические — например, подборка гербов русских мореплавателей (почти сто рисунков) по заказу Калининградского музея Мирового океана. Геральдические выставки Петра Космолинского проводились регулярно, начиная с 1991 года. По его собственному признанию, начав рисовать, он просто не мог остановиться. Все изображенные им гербы были удивительно красивы.

В своем герботворчестве Петя предпочитал классическую геральдику, сохраняя непоколебимую верность своему призванию историка. С признательностью вспоминал он чешского историка доктора Душана Утлержа, директора музея-дворца князя Кауница в городе Славкове-у-Брно (бывшем Аустерлице), у которого он гостил в 1983 году и который открыл для него удивительный мир европейской геральдики…

Прямых и подробных сведений о семье Космолинских в официальных источниках, к сожалению, не сохранилось. Поиски были затруднены и тем обстоятельством, что в первой четверти XIX века фамилия Петиных предков по отцовской линии была изменена. Согласно старинной семейной легенде, прапрапрадед Пети, учившийся в духовной семинарии, до 1824 года носил фамилию «Камзолинский». Однако ректору семинарии эта фамилия не понравилась (он, якобы, счел ее слишком «мирской»), вследствие чего в семинарии молодому будущему священнику дали другую, более «духовную» и «благозвучную» (что соответствовало обычной семинарской практике того, да и более позднего, времени). Новая фамилия — Космолинский — происходила от греческого слова «космос» — «упорядоченная Вселенная» (в противоположность хаосу), «порядок», «гармония», «красота». Она вполне соответствовала как физическому, так и духовному облику молодого священника. Прапрапрадед Пети был, по семейному преданию, писаным красавцем, а, кроме того, всю жизнь тяготел к порядку, доходящему до педантизма (эта последняя фамильная черта ярко проявлялась и у его потомков — как минимум, до Петиного отца «дяди Феди» Космолинского, которому фамилия, производная от слова «космос», удивительным образом предопределила судьбу — Федор Петрович стал авиационным и космическим врачом, Вице-Президентом Академии Космонавтики имени К.Э. Циолковского).

Однако документальных подтверждений правдивости этой легенды о происхождении фамилии Космолинский найти — увы! — не удалось. На соответствующий запрос в Саратовскую епархию Русской Православной Церкви, которой принадлежала семинария, был получен лаконичный ответ: «Архив уничтожен, и не нами»…

Женской линии в данном плане повезло больше, чем отцовской, и Петя изучил ее гораздо лучше и подробнее. Его прадед по матери — Иван Иванович Цепелёв — с восемнадцати лет состоял на военной службе в 6-м пехотном Либавском полку Русской Императорской Армии. С блеском закончил Казанское юнкерское училище, после чего, командуя ротой, прошел всю русско-турецкую Балканскую войну за освобождение «братушек-славян» (1877-1878), участвовал в переходе через Дунай, обороне Шипкинского перевала, сражении под Плевной и взятии Ловчи. Петин предок отличался редким бесстрашием и отвагой и, пока не был ранен, всего за двадцать пять дней (1), проведенных на театре боевых действий — от Зимницы до Плевны — успел получить четыре ордена (!): Св. Анны 4-й степени с надписью «За Храбрость» на шашку («клюкву»); Св. Станислава и Св. Анны 3-й степени с мечами и бантами, да вдобавок еще и румынский Железный крест!

Последним местом службы полковника Ивана Ивановича Цепелёва стал Ковель, где он служил Царю и Отечеству уездным воинским начальником. Получив еще три ордена и три медали, он, по состоянию здоровья, вышел в отставку (за год до получения генеральского чина) и «приложился к роду отцов своих» в 1912 году.

По произведении в чин капитана (в Русской Императорской Армии нижним чинам и унтер-офицерам присваивались звания, а господа офицеры производились в воинский чин), Иван Иванович Цепелёв сочетался законным браком с дочерью подполковника Евсевьева (происходившего, как и он сам, из дворян Казанской губернии), Вере Александровне. Мать Веры Александровны была последней представительницей древнего русского боярского рода Теглевых. От этого брака у супругов родились пятеро сыновей и три дочери. Младшая из них, Мария Ивановна, была родной бабушкой Петра Федоровича Космолинского.

Мария Ивановна была женщиной поистине героической. В 1912 году она с отличием окончила Казанский Родионовский Институт благородных девиц, потом — целый ряд различных курсов. В ноябре 1914 года, вскоре после начала Великой, или Второй, Отечественной войны, вышла замуж за военного врача Бориса Александровича Ивановского. Не желая расставаться с супругом, закончила еще и курсы сестер милосердия и поехала на фронт. В 1917 году у супругов Ивановских родилась первая дочь Наташа — Наталья Борисовна Ивановская, мать Бориса и Петра Космолинских, моя «тетя Туся».

Даже после переезда дяди Феди, тети Туси, Пети и Бори на новую квартиру Мария Ивановна продолжала жить в том же самом доме 13 на улице Фрунзе (Знаменке), в котором еще до начала Великой войны 1914-18 гг. поселились мои дедушка и бабушка и где прошло мое детство, и часто приходила к нам в гости. Мне навсегда запомнились слова сочиненной ею песенки:

А ну-ка, а ну-ка,
У бабушки было три внука.
Один — Петя, другой — Вольфик,
Третий — Боря, Боря, Боря, Боря, Боря.
Они-и резвились,
Играли на просторе…

С возрастом все мы становимся — в большей или меньшей степени — сентиментальными.

Хотелось бы только отметить, что и в бабушкиной песенке Петя упоминался на первом месте, хотя Боря (Боб) был старше. Но это так, к слову…

Именно бабушка оказала огромное влияние на своих внуков, воспитывая их в старых, добрых и — к сожалению — дворянских традициях. К сожалению — поскольку очень непросто жить воспитанным человеком в современном весьма одичавшем обществе (что оба брата, Боря и Петя, в полной мере ощутили впоследствии на себе)…

«Когда я думаю о своих предках, читаю их письма, то начинаю понимать, сколь великой была трагедия этих людей. Война, революция — все их планы рухнули, все, что они знали, вдруг умерло. Они оказались чужими в этом новом мире, воспитанные для другого, с другой системой координат и представлений. И вдруг остались без руля и без ветрил…»

Семейная жизнь Марии Ивановны и Бориса Александровича закончилась разрывом в 1931 году Борис Александрович занимал высокие посты в Главном Санитарном управлении Красной Армии (до 1923 года носил два ромба) и Народном комиссариате здравоохранения, в 1935 году стал профессором, разработал систему лечебной физкультуры, первым у нас в стране указав на ее важность для здоровья человека.

В 1941 году, в возрасте пятидесяти лет, умер в результате неудачной операции на аппендицит (по официальной версии, а по неофициальной — «зарезали, как Фрунзе»).

Брат жены прадеда Пети — одного из священников Космолинских — Сергей Павлович Розанов был депутатом третьей Государственной Думы от террористической партии эсеров (социалистов революционеров). И в 1905 году шурину-протоиерею пришлось освобождать «радикального» родственника из-под стражи под залог в 5000 рублей. Сергей Павлович был не только эсеровским депутатом, но и капиталистом-миллионером, владельцем семнадцати доходных домов в г. Царицыне (будущем Сталинграде и Волгограде), и талантливым врачом, имел обширную частную практику, основал собственную больницу, первую в Поволжье медицинскую лабораторию, оборудованную по последнему слову тогдашней техники.

Потом случились Февральский и Октябрьский перевороты, русско-советская Гражданская война…В кровавые тридцатые годы в ходе большевики в ходе одной из развязанных ими антирелигиозных кампаний снесли Никольскую церковь, в которой служил Петин прадед (внесший в свое время залог за зятя-эсера). Сам прадед погиб в 1919 году  при невыясненных обстоятельствах (впрочем, известно, как тогдашние коммунисты — в отличие от нынешних, «зюгановского розлива» — «любили» православных священнослужителей)… Во всяком случае, сын погибшего протоиерея, Петр Космолинский, занимавший одно время видный медицинский пост в Красной Армии, в том же кровавом 1919 году вдруг оказался добровольцем в Русской Армии генерала барона П.Н. Врангеля… А в ходе боев за Сталинград в сентябре 1942 года под развалинами Сталинграда погибли Петины бабушка и прабабушка (сестра С.П. Розанова). Впрочем, хватит об этом…

На моей свадьбе Петя Космолинский был свидетелем. Благодаря ему я вступил в Военно-Историческое движение и в Орден Святого Иоанна. И мне же довелось стоять в почетном карауле, провожая моего кузена и Генерала в последний путь.

Основатель московской школы оловянной военно-исторической миниатюры и Военно-исторического клуба Центрального Совета Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, непревзойденный знаток истории военного костюма, оружия, наград и знамен, геральдист «от Бога», стойкий в своих убеждениях русский патриот и монархист, основатель российского движения военно-исторической реконструкции, автор проекта военно-исторического журнала «Рейтар» (он успел сверстать на компьютере его первый, сигнальный, номер, но, к сожалению, не дожил до воплощения проекта в жизнь; это сделал за него его давний друг, соратник и единомышленник Александр Иванович Таланов) и многочисленных статей в журналах «Наука и жизнь», «Советский музей», «Декоративное искусство СССР», «Цейхгауз», «Старый барабанщик», «Сержант» и других — его заслуги трудно перечислить…

Крестным отцом Петра Космолинского был приехавший в Москву из Парижа легендарный русский военный историк, униформолог и вексиллолог Владимир Владимирович Звегинцов.

Повторим это вновь и вновь — именно благодаря ему и его первым соратникам, начиная с конца 80-х годов прошлого века, традиционный военно-исторический праздник «День Бородина» собирает на поле русской славы тысячи зрителей и участников, одетых в мундиры Русской и Французской императорских армий 1812 года. С тех пор уже давно никто не удивляется у нас блеску эполет и аксельбантов, шелесту старинных знамен, звону палашей и сабель, выстрелам кремневых ружей и гладкоствольных пушек (хотя до сих пор еще существуют наши с вами соотечественники, причем даже бывшие офицеры не только советских, но и российских Вооруженных Сил, в своем беспредельном невежестве понятия не имеющие, скажем, о корниловской форме, и «глубокомысленно» рассуждающие на своих интернет-форумах, о том, что это за «непонятная» униформа такая» — то ли «казачья», то ли «эсэсовская», то ли вообще «выдуманная» всякими «ряжеными уродами» из числа «военных реконструкторов»). Средства массовой информации (несмотря на отдельные злопыхательские выпады), в общем, достаточно объективно повествуют о целях и задачах этого движения, нередко именуемого «компанией ряженых» манкуртами (изрыгающими хулу даже на трехцветный русский флаг, называя его пренебрежительно «матрацем»), регулярно посвящают репортажи военно-историческим мероприятиям, лидерам и рядовым участникам.

И Петр Федорович Космолинский, отдавший всю свою — до обидного короткую! — жизнь изучению русской военной истории, сумевший объединить единомышленников для создания групп исторической реконструкции и достойно представлявший движение на всех уровнях — от Международной Военно-Исторической Ассоциации и кончая дирекциями разных музеев, был достойнейшим из его лидеров.

Он был членом Московского Союза Художников (объединения скульпторов); членом Международной Федерации художников ЮНЕСКО; Лауреатом всероссийских художественных конкурсов; Заслуженным членом Всероссийского Геральдического Общества; Заведующим отделом родовой геральдики редакции журнала «Гербовед»; действительным членом Благородного Дворянского Собрания Москвы; Заведующим Гербовым отделением Департамента Геральдики Российского Дворянского Собрания (РДС); Членом экспертного совета по генеалогии и геральдике при Предводителе РДС; членом Центрального Совета Всероссийского Общества охраны памятников истории и культуры; членом Союза графа Келлера; Председателем Военно-Исторической Комиссии Центрального Совета ВООПИИиК; Шефом и Командиром Московского Корпуса: генерал-майором Московского Корпуса; генерал-майором казачьих войск; членом Союза Казачьих Офицеров; Вице-Президентом Военно-Исторической Ассоциации России; Президентом Международной Военно-Исторической Ассоциации; действительным членом Историко-Родословного Общества в Москве; действительным членом Кружка ревнителей памяти Отечественной войны 1812 года; членом Российского Дворянского Собрания; рыцарем милосердия Ордена святого Иоанна Иерусалимского; автором многочисленных статей на военно-исторические, вексиллологические и геральдические темы.

Конечно, не было у этого человека (в жизни никому ничего плохого не сделавшего и даже слова дурного ни о ком не сказавшего) недостатка и в недоброжелателях, распускавших о нем нелепые измышления, именовавшие его «Петром Космополитским, масоном и бонапартистом», но, как говорится — «собака лает — ветер носит»…

Золотые генеральские эполеты на мундире Русской Императорской Армии 1914 года стали символом его огромных, поистине энциклопедических знаний по военной истории и знаком признания его заслуг всеми участниками Движения, глубочайшего уважения к нему и искреннего преклонения перед его личностью.

О Петре Космолинском была даже снята специальная телепередача под названием «В среду собираемся у Вас», запечатлевшая, в частности, работу клуба изготовителей оловянной фигурки. А изготавливать своих солдатиков Пете приходилось на кухне, плавя в обычной кофейной «турке» (которую зачем-то было необходимо вращать в воздухе) олово и свинец (солдатики только называются «оловянными» — в действительности их изготавливают из сплава олова со свинцом, при чем очень важно правильно соблюсти соотношение между двумя металлами; если в фигурках слишком много олова, они становятся хрупкими и ломаются; если в них слишком много свинца, они становятся слишком мягкими и деформируются). Собственной мастерской талантливый художник так и не получил…

Здесь конец и Богу нашему слава!