ГЕРБ БАРОНОВ УНГЕРН-ШТЕРНБЕРГ

«Щит четверочастный с малым серебряным щитком в середине, в коем золотая шестиконечная звезда над зеленым трехглавым холмом. В первой и четвертой частях в голубом поле три золотых лилии (2+1). Во второй и третьей частях в золотом поле серебряная роза с золотым внутри венчиком и тремя из нее зелеными листьями в опрокинутый вилообразный крест. На щите шведская баронская корона и над ней два коронованных дворянских шлема. Нашлемник: правый – столб из сплетенных в косицу серебряных и золотых прутьев, между золотым и голубым орлиными крыльями; левый – шестиконечная золотая звезда между двумя павлиньими хвостами по шесть перьев каждый (2+2+2). Намет пересеченный голубым с золотом по зеленому с серебром в шахматы».

Из «Прибалтийского гербовника» (Табл. 122.1 «Собрания гербов рыцарства Лифляндии, Эстляндии, Курляндии и Эзеля», Стокгольм, Ф & Г. Бейер, 1882 г.).

Вернуться в Европу ему было не суждено. Через три с половиной года, уже генерал-лейтенантом, имя которого хорошо знали в Пекине, в Токио и в Москве, он стоял на вершине Богдо-ула, смотрел в бинокль на крыши храма Тэгчин-Калбын-Сумэ, где рядом с колесом учения Будды, похожим на корабельный штурвал, китайские пехотинцы в пепельно-серых мундирах устанавливали пулемет. Это колесо из Индии и Тибета докатилось до монгольских степей, теперь настало время катнуть его дальше на запад.

Леонид Юзефович. «Песчаные всадники».

И дичал все более,
И несли враги
До степей Монголии,
До слепой Урги.

Арсений Несмелов.

Кажется, из монархистов только я один в целом свете.

Барон Р.Ф. фон Унгерн-Штернберг.

15 сентября 1921 г. перед судом «революционного трибунала» в Новониколаевске (еще не переименованном большевиками к тому времени в Новосибирск) предстал Начальник Азиатской Конной дивизии генерал-лейтенант барон Роман Федорович фон Унгерн-Штернберг, непримиримый враг большевиков и стойкий монархист, покоривший России Монголию (за одно это он стократ заслуживает, если не памятника, то, по крайней мере, отмены приговора неправедного большевицкого суда!), женатый церковным православным браком на принцессе Маньчжурской династии Цин, освободивший главу ламаистской «желтой веры» — Живого Будду! — Богдо-гегена — от красных китайцев, объявленный благодарными монголами «Белым Богом Войны», мечтавший о создании духовно-военного буддийского ордена для освобождения России, Европы и всего мира от марксистской чумы и подло выданный кучкой изменников слугам Третьего Интернационала.

Барон Унгерн, не веривший до последнего дня в гибель от рук большевицких убийц Великого Князя Михаила Александровича, по благословению Далай-Ламы и Богдо-Гэгэна вел своих казаков, бурят, монголов и тибетцев в бой под знаменем с ликом Спаса Нерукотворного и вензелем Императора Михаила II. В своей, вышедшей уже после расстрела барона, политической утопии «За Чертополохом», Верховный Атаман Всевеликого Войска Донского, пламенный патриот России и несгибаемый борец с большевизмом П.Н. Краснов придал восстановившему Престол Романовых в России Императору Всеволоду Михайловичу (сыну Михаила Александровича и индийской принцессы Искандер — явный намек на Царицу-Мученицу Александру Феодоровну), возвратившемуся в разоренную большевиками страну от Далай-Ламы из Тибета во главе состоявшего из монгол, бурят, тибетцев и казаков православного Белого воинства черты барона Унгерна, а сопровождавшему его казачьему атаману Аничкову – черты другого непримиримого врага большевизма – атамана Анненкова, также павшего жертвой коварства и подлости слуг агентов Коминтерна, предательски захвативших его и обрекших на смерть. Кстати, один из казачьих полков Азиатской Конной дивизии барона Унгерн-Штернберга именовался Анненковским – в честь легендарного атамана, павшего жертвой коварства красных.

Впрочем, сходной была и судьба других казачьих вождей. Степные рыцари, они привыкли сражаться с врагом по старинке, в чистом поле, на верном коне, с острой шашкой в руке. А погибали от черной измены, от подлого удара в спину…И потому ко всем вождям казачества, пожалуй, можно приложить слова поэта, сказанные о Степане Разине:

Не владыкою был он в Москву привезен,
Не почетным пожаловал гостем,
И не ратным вождем, на коне и с мечом,
А в постыдном бою с подлецом-палачом
Он сложил свои буйные кости…

Участь барона Унгерна, привезенного большевиками на судилище в железной клетке (как дикий зверь, наподобие Емельяна Пугачева!) как всегда в подобных случаях, была предрешена еще до начала судебной комедии телеграммой Ульянова-Ленина: «Судить и, в случае установления вины, в чем не может быть ни малейших сомнений (!), немедленно расстрелять». Барона специально посадили на скамью подсудимых в «старорежимном» виде, не сняв с него ни золотых погон, ни белого Георгиевского креста. Но главному красному обвинителю, небезызвестному Губельману-Ярославскому, было мало этого публичного унижения белого генерала-«золотопогонника и, в его лице, «проклятого царского режима». Он вздумал напоследок покуражиться над беззащитным пленником. Решив сыграть на «русских национальных чувствах» публики в их самом низменном варианте, «пламенный интернационалист» попытался представить Унгерна гнусным отпрыском «остзейских баронов», всегда якобы «сосавших из России кровь» и одновременно «продававших Россию Германии».

И он спросил издевательским тоном: «Чем отличился ваш род на русской службе?»

Барон Унгерн спокойно ответил: «Семьдесят два убитых на войне».

Этот эпизод вполне мог бы послужить эпиграфом ко всей судьбе Романа фон Унгерн-Штернберга, весь род которого пролитой за Россию на полях сражений кровью навеки запечатлел свою верность Отечеству, какие бы изменнические ярлыки не лепили на фамилию «Унгерн» выкормыши и последыши большевицкой «партии национальной измены».

О бароне Унгерне, начиная с 20-х гг., сложилось множество легенд, весьма далеких от действительности. Даже такие серьезные авторы, как Рене Генон и барон Юлиус Эвола, не смогли «отделить зерна от плевел». В качестве примера сошлемся на статью Юлиуса Эволы «Кровожадный барон», опубликованную в Риме в 1973 г. (т.е. уже далеко не по свежим следам). Уважаемый читатель может найти ее в приложении к настоящей исторической миниатюре и сравнить приведенные в ней фантастические данные с действительными фактами жизни барона. Впрочем, это так, к слову…

Барон Роман (Роберт-Николай-Максимилиан) Федорович фон Унгерн-Штернберг (а не «Унгерн фон Штернберг», как часто неправильно пишут), отпрыск одного из древнейших феодальных аристократических семейств Прибалтийского края, предки которого были рыцарями Ордена Меченосцев и принимали активное участие в крестовых походах, родился 29 декабря 1885 г. в Ревеле (ныне Таллин).

Род Унгернов, прародитель которого Иоганн фон Штернберг происходил, по легенде, из Венгрии (по-немецки: «Унгарн»; позднее прозвище было изменено на «Унгерн»), имел две ветви – германскую и прибалтийскую. В 1653 г. прибалтийская ветвь Унгернов была возведена шведской королевой Христиной, тогдашней повелительницей Прибалтики, в баронское достоинство, а германская ветвь рода через несколько лет возведена Императором Леопольдом I Габсбургом в достоинство графов Священной Римской Империи.

Русская линия баронов фон Унгерн-Штернбергов происходила от барона Карла-Лудвига (по другой версии – Рейнгольда, или Рено), вступившего в службу при Императрице и Самодержице Всероссийской Анне Иоанновне в 1740 г. Три его сына дослужились в русской армии до генеральских чинов. Один из них, Карл Карлович фон Унгерн-Штернберг, дослужившийся до чина генерал-аншефа и окончивший свое земное существование в 1799 г., стоял в первом ряду храбрейших русских офицеров героической суворовской эпохи.

Окончив в 1908 г. пехотное Павловское военное училище, Роман фон Унгерн-Штернберг предпочел стать кавалеристом и был выпущен хорунжим 1-го Аргунского полка Забайкальского казачьего войска. Полк базировался на железнодорожной станции Даурия между Читой и китайской границей. Вследствие дуэли был из Аргунского полка переведен в Амурский – единственный штатный полк Амурского казачьего войска. Вместе с Г.М. Семеновым, будущим атаманом Забайкальского Казачьего войска, служил под командованием барона П.Н. Врангеля, будущего главнокомандующего белой Русской Армии на Юге России в 1919-20 гг. Сохранилась характеристика на Унгерна, подписанная Врангелем: «Превосходный офицер, не теряется ни при каких ситуациях. Склонен к пьянству» (справедливости ради, заметим, что впоследствии Р.Ф. фон Унгерн-Штернберг стал абсолютным трезвенником).

Когда в 1911 г. в Китае вспыхнула «синьхайская» революция против Маньчжурской династии Цин, барон Унгерн записался добровольцем на запад Монголии, где восставший народ вел бои с войсками Китая, 220 лет державшего Монголию под своей властью. Вместе с другими русскими казачьими офицерами он помогал создавать армию независимой Монголии, с самого начала ориентировавшейся на союз с Российской Империей великого Цаган-Хана (Белого Царя, как монголы издавна именовали российских Императоров — подобно мусульманским народам Туркестана, именовавшим русского Самодержца «Ак-Падишах», что также означает «Белый Царь»). В эти годы была заложена основа его позднейшей популярности среди монголов.

С 1914 г. Унгерн снова в рядах регулярной российской армии. За боевые заслуги в боях с германцами в Восточной Пруссии был награжден орденами Св. Георгия 4-й степени (за участие в Восточно-прусской операции 1914 г.), Св. Владимира 4-й степени, Св. Анны 4-й (т.е. Аннинским оружием — т.н. «клюквой») и 3-й степеней, Св. Станислава 3-й степени и (по некоторым данным, оспариваемым, впрочем, большинством историков) еще и Золотым (Георгиевским) оружием. Но повздорил с другим офицером, был им ранен шашкой в голову и впал в немилость у начальства. С тех пор его до конца жизни мучили жестокие приступы головной боли .

Как уже говорилось выше, с именем барона всегда было связано множество легенд. Об Унгерне писали и рассказывали разное – кто о его рыцарственном характере, высочайшей нравственности и личной порядочности, о его стремлении любой ценой восстановить Великую Россию; кто о его мистицизме и вере в существование прикровенных стран Агарти и Шамбалы, откуда придет спасение миру и гибель растленного Запада, породившего красную плесень; кто о его невероятной жестокости, заставляющей вспомнить ужасы Средневековья. Многие указывали на взаимные симпатии, существовавшие между ним и служившими под его знаменами представителями азиатских народов. Так, еще в годы Первой мировой войны барон Унгерн с огромным увлечением формировал в составе Русской Императорской Армии «ассирийские» добровольческие части из числа исповедовавших христианство (в его яковитской разновидности) сирийцев-айсоров. Пожалуй, уместнее всего будет привести несколько мыслей из книги казачьего есаула Макеева, бывшего адъютанта командира Азиатской Конной Дивизии:

«…Прошли годы, и ныне вы не найдете ни одного унгерновца, который бы не сохранил памяти о своем жестоком и, иногда, бешено свирепом начальнике. Барон Унгерн являлся исключительным человеком, не знавшим в своей жизни компромиссов, человеком кристальной честности и безумной храбрости. Он искренне болел душой за порабощаемую красным зверем Россию, болезненно воспринимал все, что таило в себе красную муть, и жестоко расправлялся с заподозренными. Будучи сам идеальным офицером, барон Унгерн с особой щепетильностью относился к офицерскому составу, который не миновала общая разруха, и который, в некотором числе, проявлял инстинкты, совершенно не соответствующие офицерскому званию. Таких людей барон карал с неумолимой строгостью, тогда как солдатской массы его рука касалась очень редко».

Будучи сам абсолютным бессребреником, барон Р.Ф. фон Унгерн-Штернберг ставил в основу своих походов полную защиту мирного населения, и последнее, ближе познакомившись с унгерновцами («баронцами»), ценило это. Создав первоклассную по дисциплине и боеспособности Азиатскую Конную Дивизию, Унгерн всегда говорил, что или они все сложат головы, или доведут борьбу с красными до победного конца.

Ни то, ни другое не осуществилось. Барон трагически погиб, и причиной этого был он сам…=…На фоне жестокой гражданской борьбы барон Унгерн невольно переступил черту дозволенного даже в этой красно-белой свистопляске, и погиб. Так должно было быть, и так об этом говорила та Карма, о которой часто упоминал сам Начальник Азиатской Конной Дивизии. Многое в его гибели и в гибели первоклассной боевой дивизии сыграли и некоторые приближенные, которые, по какому-то таинственному закону, всегда окружали вождей, появлявшихся на фоне гражданской войны за Белую идею.

И эти обреченные вожди прекрасно учитывали гнусную роль своих преступных подручных, но опять-таки, по велению какого-то злого рока, были не в силах отбросить их от себя, как моральную падаль, заражающую воздух.

С течением лет голоса тех унгерновцев, которые испытали на себе жестокие удары баронского ташура, стали говорить о своем бывшем боевом командире только хорошее. Что говорит о том, что барон Роман фон Унгерн-Штернберг был исключительный человек, и если бы не погубившая его неумолимая судьба, он со своими азиатскими казаками сыграл бы, может быть, решающую роль в борьбе с красным Зверем за Русь Православную.

В качестве пояснения, скажем несколько слов о знаменитом баронском ташуре. «Ташуром» именовалась по-монгольски полуторааршинная трость, один конец которой был обмотан ремнем. Монголы использовали ташур вместо нагайки. В Азиатской Конной дивизии ташур стал знаком сана и власти, чем-то вроде жезла начальника. Мало кто из унгерновцев не отведал командирского ташура — но не «чтобы служба медом не казалась», а за дело… Большинство бойцов дивизии и сам Унгерн не расставались с ташуром (по ряду свидетельств, он владел им с такой виртуозной ловкостью, что не раз убивал им в бою вражеских солдат).

И.И. Серебренников в своей книге «Великий отход» писал о бароне Унгерне, что его любовь к одиночеству, скрытность, молчаливость, некоторые странности, внезапные вспышки безрассудного гнева, говорили о неуравновешенности его натуры. В нем текла кровь его далеких предков, рыцарей-крестоносцев, жила вера в сверхъестественное, потустороннее; он как бы принадлежал минувшим векам: был суеверен, всегда общался с ламами, ворожеями и гадателями, которые сопутствовали ему в его походах во время гражданской войны. В дружеских беседах он нередко упоминал о своих предках-пиратах.

Барон был своеобразным романтиком, жил во власти каких-то отвлеченных идей. Фантастической мечтой его было восстановление павших монархий мира: он хотел вернуть Ургинскому Богдо-гегену его царственный трон в Монголии, восстановить династию Цинов в Китае, Романовых в России, Гогенцоллернов – в Германии. В этом смысле он безнадежно плыл против течения. Выступи он на много лет позже – он, вероятно, имел бы больше шансов на осуществление своей политической программы.

Унгерн был злейшим врагом коммунистов и социалистов и считал, что Запад-Европа одержим безумием революции и нравственно находится в глубочайшем падении, растлеваясь сверху донизу. Слова «большевик» и «комиссар» в устах Унгерна звучали всегда гневно и сопровождались обычно словом «повесить». В первых двух словах для него заключалась причина всех бед и зол, с уничтожением которой должны наступить на земле всеобщий мир и всеобщее благоденствие. Барон мечтал о рождении нового Аттилы, который соберет азиатские полчища и вновь, подобно Божьему Бичу, вразумит и просветлит растленную Европу. Вероятно, барон и готовил себя к роли такого Аттилы.

Соратник Унгерна Ф. Оссендовский писал в своей книге «И люди, и звери, и боги» («Люди, боги, звери»), что барон дважды направлял монгольского князя Пунцига в Тибет искать вход в подземную страну Агарти, где, согласно ламаистской традиции, пребывает Чакравартин, Царь Мира, духовный Властелин человечества, хранящий тайны истинного Посвящения. В первый раз посланец Унгерна вернулся с письмом и благословением от самого Далай-Ламы. Во второй раз он не возвратился. Попытка воплощенного Бога войны установить контакт с духовным Центром мира, очевидно, не удалась. Двери Агарти не распахнулись перед ним. Однако это ничуть не умалило стойкости и решимости барона и впредь идти по предначертанному ему пути.

Унгерн был бесспорно жесток в своей антибольшевицкой борьбе и, пожалуй, единственным изо всех Белых вождей не на словах, а на деле противопоставил большевицкому красному террору равный ему по жестокости белый террор. Со слов соратников можно заключить, что у него не было любимчиков, и он не менее круто, чем с врагами, поступал и с виновными в собственном лагере. Так, например, когда в сентябре 1920 г. адъютант барона Унгерна поручик Ружинский получил по подложным документам, 15 000 рублей золотыми, он был, невзирая на прошлые заслуги, расстрелян вместе с женой! Он не заботился о материальных благах для себя, имел простые привычки; был до крайности требователен в отношении дисциплины, не допуская ни малейшего отступления от нее. Но был также и чрезвычайно доверчив, чем иногда злоупотребляли его сподвижники; поэтому бывали случаи, что только по оговору казнили людей, совершенно не виновных ни в чем.

Все знавшие барона Унгерна отмечали его большую личную храбрость и неустрашимость.

ВЕХИ БОЕВОГО ПУТИ АЗИАТСКОЙ КОННОЙ ДИВИЗИИ.

В 1918 г. Унгерн (после участия, в составе Уссурийской казачьей дивизии, в так называемом «Корниловском мятеже», в действительности спровоцированном кликой Керенского с целью окончательной дискредитации генералитета и офицерского корпуса Русской армии), прибыл в Забайкалье и стал помощником своего бывшего сослуживца атамана Семенова. Резиденция барона Унгерна находилась на станции Даурия. В состав Азиатской Конной дивизии атамана Забайкальского Казачьего войска Г.М. Семенова входило три конных полка, сформированных из жителей Внутренней Монголии (харачинов), баргутов и бурят (соплеменников атамана Семенова по отцу, происходившему, по материнской линии, из рода Чингисидов). Все полки находились под командой русских казачьих офицеров. Харачины, в количестве нескольких сотен человек, еще в 1918 г. перешли на службу к атаману Семенову, в дивизию барона Унгерна, и были сведены им в 3-й Хамарский полк во главе с полковником Чупровым (убитым в 1919 г.). Летом 1918 г. предводитель харачинов Фушенга взбунтовал своих людей на станции Даурия, но был убит при штурме своего дома русскими офицерами и казаками-бурятами. О причинах похода барона Унгерна на Ургу все пишут по-разному.

Соратники Унгерна И.И. Серебренников в своей книге «Великий отход» и Н.И. Князев в своей книге «Легендарный барон» вспоминают, что атаман Семенов и его бурятские сторонники планировали создать Великое монгольское государство, в состав которого должны были войти также все области России и Китая, где население говорило на монгольских наречиях, а именно – Монголия, Внешняя и Внутренняя Барга и часть русского Забайкалья. На станции Даурия было образовано временное правительство будущего «панмонгольского» государства во главе с Нэйсэ-гегеном – «живым богом» одного из монастырей Внутренней Монголии. В состав его правительства входило и несколько русских бурятов. В январе 1920 г. харачины во главе с Нэйсэ-гегеном, после карательной экспедиции монгольско-харачинского конного полка, русской роты и 1 артиллерийской батареи вглубь занятого красными Селенгинского края, снова взбунтовались, перебили русскую роту и попытались возвратиться на родину. 100 харачинов прорвались в Монголию, остальные вместе с Нэйсэ-гегеном были схвачены и расстреляны китайцами-«гаминами». «Гаминами» монголы именовали солдат китайских революционных войск (от китайского слова «гэминь» — «революция»; от этого же слова происходит название китайской революционной партии Сунь-Ятсена и Чан Кайши — «Гоминьдан»).

Согласно другим источникам, целью похода Унгерна на Ургу было «восстановление всех монархий», начать которое он замыслил с Монголии.Первоначально неистовый остзеец планировал объединить все монгольские земли (Внешнюю и Внутреннюю Монголию) в Единую Великую Монгольскую Державу. Затем Унгерн намеревался создать Срединное государство, включающее в свой состав, наряду с монгольскими землями, также Синьцзян (Китайский Туркестан), Тибет, Казахстан, Среднюю Азию и кочевые народы Сибири. Эти государства должны были, «как ветвь огромного дерева, питаться от могучего древнего древа верной прежним заветам Срединной Империи, возглавляемой Императорами из Кочевой Маньчжурской династии, носительницы веры, верности и любви ко всем народам Великого Монгола».

Создание Срединного государства должно было, в свою очередь, создать необходимые условия для восстановления монархии в России, а затем и в Европе.

В то время китайские республиканцы (на тот период гоминьдановцы были союзниками большевиков, щедро снабжавшими их военными советниками), введя в Монголию дополнительные контингенты войск и объявив о разоружении и роспуске монгольской армии, фактически ликвидировали независимость страны. Повсюду в Монголии китайские солдаты грабили русские и бурятские поселения. Суеверные монголы ждали какого-то знамения свыше, чтобы подняться на борьбу. И такое знамение было им дано. Китайцы отстранили от власти и арестовали духовного и светского повелителя Монголии – Богдо-гегена Джабдзавандамбу (Джебцзундамбу) Хутухту. Арестовав монгольского «живого бога» китайские революционные генералы хотели лишний раз продемонстрировать всю безраздельность своей власти над Монголией. 350 вооруженных до зубов китайцев охраняли Его Святейшество, находившегося с супругой под арестом в своем Зеленом дворце.

В начале августа 1920 г. Анненковский (состоявший из бывших чинов отдельной Партизанской дивизии атамана Анненкова и потому названный в честь легендарного атамана) и 1-й Татарский полк выступили в 1-й Забайкальский отдел для борьбы с красными. Командиром Анненковского полка был войсковой старшина (казачье воинское звание, соответствующее общевойсковому подполковнику) Циркулинский, Татарского – генерал-майор Резухин.

В Даурии, цитадели барона, остались Китайская сотня под командованием подпоручика Гущина, Японская сотня капитана Судзуки и обоз под командованием В.К. Рериха, родного брата известного художника, теософа и розенкрейцера Н.К. Рериха. Резервом командовал прославившийся своей жестокостью подполковник Сипайло.

После боев 24 и 26 сентября командиром Анненковского полка стал поручик Царьгородцев. В Даурию прибыла Тибетская сотня хорунжего Тубанова. Входившие в ее состав тибетцы запомнились своим русским соратникам (в частности, Н.И. Князеву) своим обычаем пить из человеческих черепов, оправленных в серебро (поневоле вспомнишь о князе Святославе Киевском, череп которого убивший его хан кочевников-печенегов, по свидетельству Нестора-летописца, велел «оковать» в чашу, из которой потом пил на пирах!).

В октябре 1920 г. китайцы заговорили о неизвестном военном отряде из русских, бурят и монголов, идущем на Ургу (ныне – Улан-Батор, столица Монголии). 23 октября в китайских сводках впервые прозвучало имя барона Унгерна. В то время в столице Монголии находилось до 15 000 (по некоторым сведениям, даже до 18 000) китайских солдат, вооруженных до зубов, при 40 артиллерийских орудиях и более чем 100 пулеметах. Для сравнения: в рядах наступавших на Ургу передовых войск барона насчитывалось всего 9 конных сотен при 4 орудиях и 10 пулеметах! Поневоле вспомнишь слова Святого благоверного князя Александра Невского: «Не в силе Бог, но в правде!».

Город был объявлен на осадном положении. Китайцы начали у русских, составлявших немалую (и наиболее обеспеченную) часть населения Урги «реквизиции, плавно перешедшие в грабеж».

26 октября в предместье Урги произошел первый бой китайцев с передовым отрядом барона Унгерна. Следующий штурм Урги начался 30 октября и продолжался до 4 ноября. Не сумев преодолеть отчаянного сопротивления превосходящих унгерновцев численностью и вооружением китайцев, части барона остановились в 4 верстах от Урги, в местечке Ублун. Унгерн направил часть своих сил в Цеценхановский район с целью агитации среди монголов, чтобы поднять их на борьбу за освобождение Богдо-гегена и его супруги, арестованных китайскими оккупантами.

По данным И.И. Серебренникова, войско барона Унгерна на тот момент состояло из 400 русских (преимущественно забайкальских казаков) и 2000 «азиатцев» – бурят, монголов, татар, киргизов, китайцев, тибетцев, башкир и небольшого числа японцев.

Барон умел подавляюще действовать на психику китайских солдат, благодаря чему сумел изгнать из Урги пятнадцатитысячный китайский гарнизон, имея при себе лишь небольшой отряд почти без артиллерии.

Барон Унгерн лично деморализовал китайских солдат. Осажденные в Урге китайцы объявили за голову барона большую денежную награду, но…

Среди бела дня барон Унгерн, в своем обычном монгольском одеянии – красно-вишневом халате с золотыми генеральскими погонами и орденом Св. Великомученика и Победоносца Георгия на груди, в белой папахе, с ташуром в руке, не обнажая шашки, беспрепятственно въехал в занятую китайцами Ургу по главной дороге, средним аллюром. Он заехал во дворец Чен-И, главного китайского чиновника в Урге, а затем, проехав через консульский городок, преспокойно вернулся в свой стан.

Проезжая на обратном пути мимо ургинской тюрьмы, барон заметил китайского часового, уснувшего на посту. Возмущенный столь вопиющим нарушением дисциплины, барон отхлестал заснувшего часового ташуром. Проснувшемуся и насмерть перепуганному солдату Унгерн по-китайски «довел до ума», что часовому на посту спать запрещено, и что он, барон Унгерн, лично наказал его за проступок. После чего спокойно поехал дальше.

Этот «необъявленный визит» барона Унгерна в змеиное гнездо произвел в осажденной Урге колоссальную сенсацию среди населения, а китайских оккупантов поверг в страх и уныние. Суеверные китайцы не сомневались, что за дерзким бароном стоят и помогают ему какие-то могущественные и сверхъестественные силы.

По ночам казаки Унгерна раскладывали в лагере костры так, чтобы все пространство на священной для монголов горе Богдо-Ул казалось заполненным бесчисленным воинством Унгерна. У гоминдановских солдат, в страхе взиравших на ночные огни, невольно возникали мысли о злых демонах, воюющих против них на стороне казаков Унгерна.

Осада Урги была замечательна именно тем, что была чисто «психологической» и полностью деморализовала «красных китайцев». Одним из этапов этой «психологической войны» было дерзкое по замыслу и исполнению освобождение монгольского «живого бога» из-под стражи, порученное бароном Унгерном буряту-сорвиголове Тубанову и 60 тибетцам («тубутам») его казачьей сотни. Фанатичные ламаисты, тибетцы ненавидели китайцев и были известны своей отвагой и изобретательностью. В конце января 1921 г. переодетые ламами тибетцы Унгерна перебили китайскую охрану, взяли на руки Богдо-гегена (он был слеп), его жену и бежали с ними на священную гору Богдо-Ул, а оттуда – в монастырь Маньчжушри (где хранилась статуя этого боддисатвы, покровителя Маньчжурской династии Цин, свергнутой за 10 лет перед тем китайскими революционерами; свой план реставрации поверженных монархий Унгерн планировал, после восстановления власти Хутухты в Монголии, продолжить восстановлением власти династии Цин в Китае – он, кстати, и сам был женат на цинской принцессе). Дерзкий увоз Богдо-гегена с женой у них «из-под носа» окончательно привел китайских солдат в состояние паники.

Призывы Унгерна к борьбе за независимость Монголии и изгнание «красных китайцев» были поддержаны широчайшими слоями монгольского общества. В войско барона валом повалили монгольские скотоводы-араты, настрадавшиеся в кабале у китайских ростовщиков.

3 февраля барон Унгерн отобрал специальный Ударный отряд из забайкальских казаков, башкир и татар и лично повел его в наступление на предместье Урги. Ударный отряд «бароновцев» (или «баронцев», как они сами себя с гордостью называли), как таран, сокрушил сторожевые посты «красных китайцев» и очистил от них предместье города. Деморализованные «гамины» поспешно бросились отступать на север.

Разумеется, взятие Урги войсками барона не обошлось без жестокостей. Однако важно знать, чем они были вызваны.

Хорунжий Немчинов, прибывший из освобожденной Урги, доложил барону Унгерну, что Урга – красный город и, в отношении русских, управляется красной управой, во главе которой стоят коммунисты: священник (!) Парников – председатель, и некто Шейнеман – его заместитель. Русские офицеры, их жены и дети, проживавшие в Урге, были по ходатайству вышеупомянутой красной «русской» управы перед китайскими военными властями заключены китайцами в тюрьму, где содержались в нечеловеческих условиях. Тюрьма не только не отапливалась, но стояла с выбитыми окнами (в феврале!), и те лохмотья, которые оставили арестованным русским, служили им даже не подстилкой или покрывалом, а для затыкания окон от мороза и ледяного ветра. Особенно страдали женщины и ни в чем не повинные дети. Один ребенок застыл от стужи и голода, и тюремная стража выбросила закоченевший детский трупик за тюрьму. Мертвого ребенка изгрызли собаки. Китайские заставы ловили русских офицеров, бегущих из Урянхайского края (Тувы) от красных, и конвоировали их в Ургу, где красная управа помещала их в тюрьму.

Выслушав рапорт, барон побледнел от гнева и резко сказал присутствовавшим старшим офицерам: «Я не делю людей по национальностям. Все – люди, но здесь я поступлю по-другому. Если еврей жестоко и трусливо, как подлая гиена, издевается над беззащитными русскими офицерами, их женами и детьми, я приказываю: При взятии Урги все евреи должны быть уничтожены, вырезаны. Кровь за кровь!».

Справедливости ради, следует добавить, что число убитых евреев не превысило и 50 человек. В то же время русских в Урге погибло гораздо больше.

Приказы барона по Урге: «За мародерство и насилие над жителями – смертная казнь». Схваченных коммунистов и евреев барон приказал вешать, а их имущество забирать в войсковую казну. Так, были казнены большевики Кучеренко и Гембаржевский, механики ургинской типографии, «красный поп» Парняков. Был издан приказ о мобилизации в армию русских: «Всем мужчинам явиться на городскую площадь 8 февраля в 12 часов дня. Не исполнившие этого будут повешены. Барон Унгерн».

После того, как русские, монголы и даже китайцы убедились, что с приходом унгерновцев порядок был нисколько не нарушен, а наоборот, восстановлен ими до идеального уровня, что прежние тяжелые налоги отменены или снижены, по крайней мере, вдвое, городская жизнь в Урге вновь потекла по мирному руслу.

Отступая из Урги на север, к советской границе, китайская солдатня вырезала сотни русских в том числе женщин и детей, в Кяхтинском Маймачене. Большевики пропустили часть китайцев во главе с Чен-И через границу и перевезли их в Маньчжурию через Читу. Другая часть «гаминов» во главе с генералом Чу-Лицзяном, убедившись в малочисленности унгерновцев, двинулась обратно на Ургу. Искусным маневром барону, имевшему всего 66 сотен, т.е. около 5 000 штыков и сабель, удалось сжать многократно превосходивших его численностью китайцев, как клещами.

Со стороны Урги китайцам преградило дорогу возглавляемое бывшими колчаковскими офицерами русско-монгольское ополчение. Решающее (и крупнейшее на территории Монголии за последние 200 лет!) сражение разыгралось близ Цаган-Цеген. На небольшом пространстве с обеих сторон сошлось грудь в грудь более 15 000 бойцов. На каждого русского всадника приходилось от 10 до 15 китайцев. Азиатская Конная дивизия испытывала острый недостаток в боеприпасах, и потому многие унгерновцы стреляли по врагу стеклянными пулями (способ лить пули из стекла был предложен Унгерну ургинским инженером Лисовским). Во время боя барон появлялся в самых жарких местах под обстрелом китайцев, но ни разу не был даже ранен.

Китайцы были разгромлены, окружены и после трехдневных боев отступили. Унгерн преследовал их 200 верст, но потом вернулся в столицу. Часть китайских войск, в том числе кавалерия Го-Сунлина, закрепилась на юго-востоке Монголии. Китайцы рассчитывали прочно удержать этот район. Но Унгерн, получив благословение Богдо-гегена, снова выступил против них. В конце марта Азиатская Конная дивизия в сражении близ Чойры (по-монгольски Чойрин-Сумэ) истребила «гаминов» почти поголовно. Спаслись бегством за границу только сам Чу-Лицзян и Го-Сунлин с остатками кавалерии. Погибло более 4 000 китайцев.

Унгерну достались колоссальные трофеи, в т.ч. артиллерия, винтовки, пулеметы, миллионы патронов, лошадей и более 200 верблюдов, навьюченных добычей. От Чойры было всего 600 верст до Пекина (ближе, чем до Урги). Китайцы были в панике. Но Унгерн пока что не собирался переходить границу. Поход на Пекин с целью восстановления престола свергнутой династии Цин планировался им, но на более позднее время, уже после создания панмонгольской державы.

Практическая программа барона Унгерна заключалась в создании восточного типа монархии с центром в Монголии. Такую форму государственности он считал наиболее приемлемой в той ситуации. «Я знаю и уверен, писал барон, что только с Востока может идти свет…Этот свет – восстановление монархов…Европейская культура принесла столько зла для Востока, что пора вступить в борьбу». Наиболее благоприятная почва в борьбе за монархию, считал генерал Унгерн, создалась к 1921 г. (Унгерн был особенно воодушевлен разгромом Венгерской Советской республики и восстановлением белым венгерским адмиралом Миклошем Хорти в Венгрии монархической формы правления в 1920 г.) именно в Монголии. С этой целью он и вынашивал создание ордена «буддийских крестоносцев».

Барон Унгерн принял монгольское подданство (но не ламаизм – вопреки многочисленным легендам и слухам на этот счет!). Богдо-геген присвоил Унгерну звание хана и княжеский титул «дархан-цин-вана». «Просто» ваном (князем 2-й степени) он стал еще за полтора года перед тем, после женитьбы на цинской принцессе (перед свадьбой принцесса приняла Православие; ей было наречено имя Мария Павловна; венчание состоялось в Харбине по православному обряду).

Барон Унгерн организовал в Урге для нужд своей армии мастерские, в том числе сапожные, портняжные и по изготовлению знамен. В этот период было изготовлено и знамя всей Азиатской Конной дивизии, усиленной после взятия Урги до 4-х полков.

1-й Татарский полк возглавлял есаул Парыгин, 2-й – есаул Хоботов, 3-й – военный чиновник Яньков, 4-й Монгольский – войсковой старшина Архипов.

По случаю коронации Богдо-гегена ханом независимой Монголии в Урге состоялся военный парад, на который чинами Азиатской Конной Дивизии (в том числе и самим бароном Унгерном) была надета новая форма.

На тот момент под началом барона насчитывалось 10550 солдат и офицеров, 21 артиллерийское орудие и 37 пулеметов. По масштабам Монголии эта армия, хотя и небольшая, выглядела достаточно внушительно, обладая к тому же высокой маневренностью и подвижностью.

Тем временем на севере к границам Монголии подошла 5-я Красная Армия. Дело в том, что, по обычному большевицкому сценарию, в Монголии вдруг объявилось свое «родное» революционное «рабоче-крестьянское» правительство во главе с проповедником скорого прихода «царства Шамбалы» националистом Сухе-батором (позднее – задним числом! – произведенного советскими историками в «марксиста» и «большевика») и коммунистами Бодо и Данзаном, призвавшее «великого северного соседа» прислать им на помощь «монгольскому революционному пролетариату» (!?) «армию мировой революции».

И тогда войска барона решили нанести превентивный удар.

21 мая 1921 г. генерал-лейтенант Р.Ф. фон Унгерн-Штернберг издал свой знаменитый Приказ №15:

«ПРИКАЗ РУССКИМ ОТРЯДАМ НА ТЕРРИТОРИИ СОВЕТСКОЙ СИБИРИ № 15
Мая 21 дня, н. ст. 1921 г., Урга

Я – Начальник Азиатской Конной Дивизии, Генерал-лейтенант Барон Унгерн, — сообщаю к сведению всех русских отрядов, готовых к борьбе с красными в России, следующее:

§1. Россия создавалась постепенно, из малых отдельных частей, спаянных единством веры, племенным родством, а впоследствии особенностью государственных начал. Пока не коснулись России в ней по ее составу и характеру неприменимые принципы революционной культуры, Россия оставалась могущественной, крепко сплоченной Империей. Революционная буря с Запада глубоко расшатала государственный механизм, оторвав интеллигенцию от общего русла народной мысли и надежд. Народ, руководимый интеллигенцией, как общественно-политической, так и бюрократической, сохраняя в недрах своей души преданность Вере, Царю и Отечеству, начал сбиваться с прямого пути, указанного всем складом души и жизни народной, теряя прежнее, давнее величие и мощь страны, устои, перебрасывался от бунта с царями-самозванцами к анархической революции и потерял самого себя. Революционная мысль, льстя самолюбию народному, не научила народ созиданию и самостоятельности, но приучила его к вымогательству, разгильдяйству и грабежу. 1905 год, а затем 1916-17 годы дали отвратительный, преступный урожай революционного посева – Россия быстро распалась. Потребовалось для разрушения многовековой работы только 3 месяца революционной свободы. Попытки задержать разрушительные инстинкты худшей части народа оказались запоздавшими. Пришли большевики, носители идеи уничтожения самобытных культур народных, и дело разрушения было доведено до конца. Россию надо строить заново, по частям. Но в народе мы видим разочарование, недоверие к людям. Ему нужны имена, имена всем известные, дорогие и чтимые. Такое имя лишь одно – законный хозяин Земли Русской ИМПЕРАТОР ВСЕРОССИЙСКИЙ МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ, видевший шатанье народное и словами своего ВЫСОЧАЙШЕГО Манифеста мудро воздержавшийся от осуществления своих державных прав до времени опамятования и выздоровления народа русского.

§2. Силами моей дивизии совместно с монгольскими войсками свергнута в Монголии незаконная власть китайских революционеров-большевиков, уничтожены их вооруженные силы, оказана посильная помощь объединению Монголии и восстановлена власть ее законного державного главы, Богдо-Хана. Монголия по завершении указанных операций явилась естественным исходным пунктом для начавшегося выступления против Красной армии в советской Сибири. Русские отряды находятся во всех городах, курэ и шаби вдоль монгольско-русской границы. И, таким образом, наступление будет происходить по широкому фронту (см. п. 4 прик.).

§3. В начале июня в Уссурийском крае выступает атаман Семенов, при поддержке японских войск или без этой поддержки.

§4. Я подчиняюсь атаману Семенову.

§5. Сомнений нет в успехе, т.к. он основан на строго продуманном и широком политическом плане. По праву, переданному мне как военачальнику, не покладавшему оружия в борьбе с красными и ведущему ее на широком фронте, ПРИКАЗЫВАЮ начальникам отрядов, сформированных в Сибири для борьбы с Советом Народных Комиссаров:

1.Начальникам малых отрядов, существующих отдельно и готовящихся к борьбе, подчиняться одному командующему сектором, который и объединяет действия отдельных отрядов. Неподчинение повлечет за собой суровую кару.

Примечание. Отряды численностью до 150 человек, не считая нестроевых и семьи, при приближении на 40 верст к другим отрядам должны объединяться в своих действиях под общей командой единоличного начальника; отряды численностью 150-300 чел. – в 100-верстном радиуса; отряды численностью в 300-500 чел. – в 200-верстном радиусе. Отрядам, не оставлявшим борьбы с красными и имеющим старую организацию, руководствоваться своими распорядителями.

2.Установить связь между боевыми единицами и действовать по общему плану, сообразуясь с временем и направлением начавшегося наступления (см. п. 4 прик.).

3.При встрече действующих отрядов численностью более 1000 чел. с отрядами одинаковой или большей численности, действующими против общего врага, подчинение переходит к начальнику, который вел непрерывную борьбу с советскими комиссарами на территории России, причем не считаться с чином, возрастом и образованием.

Примечание. Пункту 3-му настоящего приказа подчиняются и командующие секторами.

4.Выступление против красных в Сибири начать по следующим направлениям: а) Западное – ст. Маньчжурия; б) на Монденском направлении вдоль Яблонового хребта; в) вдоль реки Селенги; г) на Иркутск; д) вниз по р. Енисею из Урянхайского края; е) вниз по р. Иртышу. Конечными пунктами операции являются большие города, расположенные на магистрали Сибирской ж.д. Командующим отдельными секторами соображаться с этими направлениями и руководствоваться: в Иркутском направлении директивами полк. Казагранди, в Урянхайском – атамана Енис. Каз. Войска Казанцева, в Иртышском – есаула Кайгородова.

5.Командующие секторами назначают срок для общего выступления всех Отрядов под своим руководством. Пока, за дальностью расстояния, я лишен возможности карать, а потому на ответственность командующих секторами и командиров отрядов возлагается прекращение всяких трений и разногласий в отрядах (рыба с головы тухнет). Помнить, что поколения будут благословлять или проклинать их имена.

6.Заявить бойцам, что позорно и безумно воевать лишь за освобождение своих собственных станиц, сел и деревень, не заботясь об освобождении больших районов и областей. Считать такое поведение сохранением преступного нейтралитета перед Родиной, что является государственной изменой. Такое преступление карать по всей строгости законов военного времени.

7.Подчиняться беспрекословно дисциплине, без которой все, как и прежде, развалится.

8.При мобилизации бойцов пользоваться их боевой работой, по возможности, не далее 300 верст от места их постоянного жительства. После пополнения отрядов нужным по количеству имеющегося вооружения кадром новых бойцов, происходящих из освобожденных от красных местностей, отпускать по домам.

9.Комиссаров, коммунистов и евреев уничтожать вместе с семьями. Все имущество их конфисковать.

10.Суд над виновными м.б. или дисциплинарный, или в виде применения разнородных степеней смертной казни. В борьбе с преступными разрушителями и осквернителями России помнить, что по мере совершенного упадка нравов в России и полного душевного и телесного разврата нельзя руководствоваться старой оценкой. Мера наказания может быть лишь одна – смертная казнь разных степеней. Старые основы правосудия изменились. Нет «правды и милости». Теперь должны существовать «правда и безжалостная суровость». Зло, пришедшее на землю, чтобы уничтожить Божественное начало в душе человеческой, должно быть вырвано с корнем. Ярости народной против руководителей, преданных слуг красных учений, не ставить преград. Помнить, что перед народом стал вопрос «быть или не быть». Единоличным начальникам, карающим преступников, помнить об искоренении зла до конца и навсегда и о том, что справедливость в неуклонности суда.

11.На должности гражданского управления в освобожденных от красных местностях назначать лиц лишь по их значению и влиянию в данной местности и по их действительной пригодности для несения службы этого рода, не давая преимущества военным, не считаясь при назначении с бедственным состоянием и прежним служебным положением просителя.

12.За назначение несоответствующих и неспособных лиц ответственным является начальник, сделавший назначение.

13.Привлекать на свою сторону красные отряды, особенно из разряда мобилизованных, и рабочие батальоны.

14.Не рассчитывать на наших союзников-иностранцев, переносящих подобную же революционную борьбу, ни на кого бы то ни было. Помнить, что война питается войной и что плох военачальник, пытающийся купить оружие и снаряжение тогда, когда перед ним находится вооруженный противник, могущий снабдить боевыми средствами.

15.Продовольствие и др. снабжение конфисковывать у тех жителей, у которых оно не было взято красными. У бежавших жителей брать продовольствие по мере надобности. Если поселок, занятый белыми, дает добровольцев и мобилизованных бойцов, он обязан дать своим людям продовольствие и другое (кроме боевого) снаряжение на 3 месяца, что и поступает в интендантскую часть безвозвратно.

16.В случае переполнения отряда людьми, не имеющими вооружения, отправлять их на полевые работы непременно домой, в освобожденные области.

17.За отрядом не возить ни жен, ни семей, распределяя их на полное прокормление освобожденных от красных селений, не делая различий по чинам и сословиям и не оставляя при семьях денщиков.

18.Мне известно позорное стремление многих офицеров и солдат устраиваться при штабах на нестроевые должности, а также в тыловые войсковые части. Против этого необходимы самые неуклонные меры пресечения. В штабы и на нестроевые должности назначать, по возможности, лиц, действительно не способных к бою, каковым носить, в отличие от строевых офицеров и солдат, поперечные погоны. Организуемые по мере надобности тыловые войсковые части, необходимые для военных операций, должны существовать, но не следует переполнять их излишними чинами. Желательнее всего замещать должности в тыловых частях бежавшими от большевиков и пострадавшими от них поляками, иностранцами и инородцами, с их согласия. Местные жители отнюдь не должны назначаться на указанные должности.

Примечание. Строевыми считать только тех, кто непосредственно участвует в боях. Чины тыловых войсковых частей (интендантство, комендантская ч., саперная, служба связи, штабы и т.п.), хотя и имеющие вооружение, не считаются строевыми. В интендантство избегать назначать военных; по возможности назначать имеющих многолетний опыт доверенных фирм, а также бежавших купцов, лично ведших свои дела и показавших на опыте свой талант.

19.В случае необходимости отступления стягиваться в указанных выше направлениях военных операций (п. 4 прик.), в сторону ближайшего сектора, прикрывая собой его фланг.

Народами завладел социализм, лживо проповедывающий мир злейший и вечный враг мира на земле, т.к. смысл социализма – борьба.

Нужен мир – высший дар Неба. Ждет от нас подвига в борьбе за мир и Тот, о Ком говорит Св. Пророк Даниил (гл. XI), предсказавший жестокое время гибели носителей разврата и нечестия и пришествие дней мира: «И восстанет в то время Михаил, Князь Великий, стоящий за сынов народа Твоего, и наступит время тяжкое, какого не бывало с тех пор, как существуют люди, до сего времени, но спасутся в это время из народа Твоего все, которые найдены будут записанными в книге. Многие очистятся, убелятся и переплавлены будут в искушении, нечестивые же будут поступать нечестиво, и не уразумеет сего никто из нечестивых, а мудрые уразумеют. Со времени прекращения ежедневной жертвы и поставления мерзости запустения пройдет 1290 дней. Блажен, кто ожидает и достигнет 1330 дней».
Твердо уповая на помощь Божию, отдаю настоящий приказ и призываю вас, офицеры и солдаты, к стойкости и подвигу.

Подлинный подписал: Начальник Азиатской Конной Дивизиии Генерал-Лейтенант Унгерн».

Присутствию в Приказе «магических чисел» 1290 и 1330 давались разные объяснения. Позднее на допросе сам Унгерн ответил, что 1290 дней должны были пройти «с момента издания декрета Совета Народных Комиссаров о закрытии церквей до начала борьбы, а 1330 дней – до освобождения от большевизма». При этом за исходную точку он брал не дату декрета Совнаркома, а октябрьский переворот 1917 г. Цифра 1335 связана с тем, что барону были известны предсказания ламаистов, согласно которым последний хан Шамбалы – Ригден-Джапо (он же — «буддийский Мессия» Майдари-Майтрейя), начнет священную Северную войну с безбожниками в 2335 г.

Схожесть этих сакральных чисел могла внушить Унгерну уверенность не только в конечном торжестве Майдари-Майтрейи и библейского Великого Князя Михаила, но и в том, что его собственный поход, предпринятый в том же северном направлении, что и поход войска Шамбалы, знаменует собой начало новой эпохи всемирной истории. Номер приказа 15, при отсутствии всех предыдущих, связан с тем, что ламы определили это число счастливым для него, а в монгольской астрологии цифры 1 и 5 равнозначны белому и желтому цвету. Сам он был белым генералом и защитником «желтой веры» (ламаизма), при благосклонном отношении к древней, добуддийской, тибетской «черной вере» бон-по (древнеарийской религии Митры). К тому же флаг Российской монархии был черно-желто-белый. Поэтому и знамя Азиатской Конной Дивизии, изготовленное по образцу российских императорских знамен, сочетало в себе желтый, белый и черный цвета.

Приказ № 15 от 21 мая 1921 г. оповещал о начале Великого похода на север за восстановление Российской Империи, на борьбу с большевизмом, под знаменем, на котором начертано имя Михаила II, Великого Князя и Самодержца Всероссийского.

В 1921 г. барон Унгерн считал, что Великий Князь Михаил Александрович (в действительности убитый большевиками в Перми в 1918 г.), в чью пользу Император Николай II отрекся от престола, спасся и должен быть восстановлен на престоле Российской Империи. Вследствие оторванности от событий на территории России, это мнение разделялось всеми чинами Азиатской Конной дивизии.

5 июня 1921 г., после Приказа № 15, барон Унгерн перешел в наступление на так называемую «Дальневосточную Республику» (ДВР) – буферное марионеточное государство, временно созданное большевиками на период до вывода из Сибири всех японских оккупационных войск, проходившего под сильнейшим нажимом США. Развернулись бои в советской Сибири и Забайкалье. Части барона Унгерна, находившиеся в районе Троицкосавска и Алтан-Булака, насчитывали (по советским источникам) 3500 сабель, 7 орудий и 40 пулеметов (хотя обычно в советских данных об Унгерне преувеличивались численность его войск, чтобы оправдать поражения красных в боях с Азиатской Конной Дивизией).

В поход на ДВР барон шел двумя бригадами. Первая, под командованием генерала Резухина, включала в себя 1-й Татарский (полковника Парыгина) и 2-й (полковника Хоботова) полки. Отряд под командованием Немчинова уже на второй день похода взял Мензу. Кавалерийский полк Казагранди захватил Модон-Куль. Бригада генерала Резухина успешно продвигалась к станции Желтура. Но первые успехи унгерновцев и их союзников-монголов из отряда Баяр-гуна стали последними. В ходе бунта, вызванного большевицкой агентурой, был убит генерал Резухин, и командование принял Хоботов. По мере продвижения бригады на восток среди ее командного состава, в результате интриг большевицких агентов, началась борьба за власть. Два полка рассыпались по тайге и степям. Часть казаков была перебита красными, остальные мелкими группами вышли на ст. Маньчжурия и Хайлар. Ядро бригады все же дошло до Гродеково.

Во главе второй бригады стоял сам барон Р.Ф. фон Унгерн-Штернберг. Его заместителем по хозяйственной части, поистине виртуозно снабжавшим дивизию всем необходимым, был родной брат другого «искателя Шамбалы» — известного художника-теософа Н.К. Рериха, поклонника Е.П. Блаватской и «Гималайских Махатм».

Отбив попытки Унгерна закрепиться на территории ДВР и выйти на ее стыки с Советской Россией, Красная Армия готовилась к походу в центр Монголии. А тут и «временное правительство» Сухе-батора в очередной раз обратилось к правительству Советской России с просьбой срочно прислать военную помощь.

27 июня 1921 г. по направлению на Ургу выступили части Красной Армии под командованием В.К. Блюхера и 500 (по другим сведениям – аж 900!) цириков Сухе-батора (последние носили громкое название «Монгольской Народно-Революционной Армии»). Пройдя с боями за 10 дней более 350 верст, их передовые отряды 6 июля вошли в столицу Монголии. Взятие Урги им облегчила измена монгольского военного министра Хатан-батора Максаржава. Этот «густо покрасневший» в одночасье бывший пламенный сторонник Унгерна (прославившийся, впрочем, главным образом, расправами над пленными китайцами, вырванные из груди сердца которых он «приносил в жертву знамени»), отмежевался от белых, истребив огромное количество русских жителей Улясутая. Кроме того, этот беззастенчивый предатель уничтожил белые отряды Ванданова и Безродного, посланные Унгерном к Улясутаю.

При этом совершавший обряд принесения в жертву пленных лама Максаржава съел сердце есаула Ванданова. А после вступления красных в Ургу, на празднике победы «монгольской народной революции» над Унгерном, в «жертву знамени» – теперь уже знамени красных «партизан» — был принесен вышеописанным способом начальник белой контрразведки Филимонов. Правда, история умалчивает, было ли его сердце также съедено Максаржавом, Сухе-батором или, может быть, кем-либо из их «русских товарищей» (особенно из числа чекистов, привыкших в своих застенках пить человеческую кровь стаканами, как это описано у С. Мельгунова в его леденящей кровь документации «Красный террор в России»).

Предвосхищая дальнейший ход событий, заметим, что «пир победителей» длилось недолго. Сухе-батор, успевший съездить на поклон к «Махатме Ленину» в Москву, скоропостижно скончался; вероятнее всего, он был отравлен. Если верить утверждениям атамана Г.М. Семенова в его мемуарах «О себе. Воспоминания, мысли и выводы», видный монгольский лама «Чжожен-геген совершенно точно предсказал тогдашнему главе Монгольской красной армии, Сухе-батору, его грядущую гибель от руки коммунистов. Вскоре после этого Сухе-батор пытался поднять восстание против коммунистов в Урге и был ими расстрелян. Чжожен-геген также предсказал конец коммунизма, за что был убит красными в Урге».  «Правая рука» Сухе-батора – Бодо – был казнен большевиками в Урге в 1922 г. как «контрреволюционер» (за что боролись – на то и напоролись!). Максаржав, также побывавший в Москве, отправился на тот свет также не без помощи яда. Но все это произошло несколько позднее, «мы же на прежнее возвратимся», как писали древнерусские летописцы.

8 июля Унгерн вступил в бой с двумя полками Красной Сретенской кавалерийской бригады под Троицкосавском. Попав в ловушку и оказавшись под сильным артиллерийским огнем красных, войско Унгерна понесло немалые потери. Унгерн вырвался из красного кольца с 500 (по советским источникам) или с 1500 (по И.И. Серебренникову) бойцами, потеряв почти весь свой обоз. В этом бою, в котором чуть было не прервалась карьера будущего советского маршала и военного министра Польской Народной Республики К.К. Рокоссовского, тяжело раненого «баронцами», красные захватили и несколько флагов дивизии (объявив о них как о «знаменах», чтобы раздуть свои заслуги).

За разгром под Троицкосавском барон Унгерн жестоко рассчитался с красными, полностью истребив выставленный против него заслон, захватив много пушек, пулеметов и винтовок. На этот раз пленных не брали.

Тибетцы, самая преданная барону воинская часть, предложили ему пробиваться в Тибет, к Далай-Ламе. Коль скоро под натиском сил революционного безумия пала Монголия, игравшая роль внешней стены буддийского мира, нужно было перенести линию обороны в главный оплот «желтой веры» – Священный Тибет. Однако Унгерн (впервые в жизни!) проявил нерешительность и колебания, и тибетская сотня покинула его. 17 июля большевицкие агенты взбунтовали бригаду барона. В результате бунта от Азиатской Конной дивизии осталось всего несколько сотен бойцов. Финалом трагедии стала измена монголов. В начале бунта заговорщики обстреляли монгольский полк из орудий. Большая часть монгольских всадников рассеялась по местности. Барон Унгерн, под обстрелом бунтовщиков, ускакал вслед за монголами. Но они тоже предали его (к этому времени от Унгерна отреклись и ламы, и обязанный ему спасением и властью Богдо-Хан!).

Встретив барона Унгерна на рассвете, монголы пытались обстрелять его из винтовок. Но, по монгольским поверьям, барона – «Бога войны» – убить было нельзя. Монголы соскочили с коней, упали ему в ноги и просили их помиловать. По легенде, Унгерн сказал: «Я прощаю вас, дикие псы, но горе вам будет, если вы не одумаетесь!». Не спавший всю ночь барон уснул в палатке. Тогда монголы связали спящего барона (ведь «Бога войны убить нельзя!») и, отдавая поклоны поверженному «Богу», умчались, оставив барона на расправу красным. Выдать барона коммунистам распорядился предавший его командующий монгольскими частями унгерновской армии Сундуй-гун.

— Я полагаю, что Вы верны присяге, капитан, и защитите дом Романовых от бунтовщиков, — заявил пленный Унгерн, когда его привезли в штаб командира сибирских красных «партизан» Щетинкина, бывшего русского офицера и тоже в прошлом Георгиевского кавалера…Об ответе последнего история умалчивает.

Красные, которые никогда не смогли бы захватить барона живым в честном бою, вывезли Унгерна в Ново-Николаевск (нынешний Новосибирск).

27 августа 1921 г. Унгерна допросил комкор тов. Гайлит (ком. 1-го отряда латышских стрелков; репрессирован в 1938 г.) в присутствии комкора тов. Неймана (репрессирован в 1937 г.), начполитотдела тов. Бермана и адъютанта комкора тов. Герасимовича. В ходе допроса выяснилось, в частности, следующее.

Имея в Урге радиостанцию, Унгерн получал информацию и телеграммы из Читы и Харбина.

При взятии Урги он писал атаману Семенову, но ответа не получил.

В начале похода имел под командованием 800 русских казаков 4-го отдела Забайкальского Казачьего войска.

Был жесток лишь с плохими офицерами и солдатами и являлся сторонником палочной дисциплины, как Фридрих Великий и Николай I.

Японцев имел под началом 70 человек, 30 из них оставались с ним до самого конца.

За грабеж обоза в Гусиноозерском дацане Унгерн выпорол всех лам.

Полковника Архипова велел повесить под Карнаковкой за присвоение казенных денег.

После вышеупомянутой судебной комедии барона расстреляли в Ново-Николаевске 15 сентября 1921 г. На показательном суде он вел себя гордо и мужественно, что отметили даже красные «судьи».

Ядро бригады Унгерна (численностью не менее 600 сабель), имевшее на вооружении пулеметы и артиллерию и состоявшее из самых стойких, закаленных в бесчисленных схватках степных витязей, после измены монголов (а позднее – татар и бурят), решило, невзирая ни на что, продолжать вооруженную борьбу с большевиками и пробиваться в белое Приморье к генералу М.К. Дитерихсу, при этом напоследок устроив засаду преследовавшему их красному отряду Щетинкина.

Несмотря на то, что отряд Щетинкина превосходил по численности и вооружению всю Азиатскую Конную дивизию (а не только остатки бригады Унгерна!), он был наголову разбит уцелевшими бойцами барона (сам Щетинкин был при невыясненных обстоятельствах убит в Урге в 1927 г.). После изменнической выдачи барона бригадой поочередно командовали есаул Макеев, затем начштаба барона Унгерна полковник Островский, а после дезертирства последнего, при подходе к китайской границе – войсковой старшина Костромин.

По особому соглашению с китайскими властями «бароновцы» в октябре 1921 г. погрузились в Хайларе на специальный эшелон и отправились по Китайской Восточной Железной Дороге (КВЖД) во Владивосток, чтобы до конца сражаться на этом последнем клочке русской земли, который еще оставался свободным от красного рабства.

После успешного переезда в белое Приморье остатки дивизии барона Унгерна, вопреки обещанию Воеводы приморской Земской Рати генерала М.К. Дитерихса, были разбросаны по различным подразделениям группы генерала Глебова.

В составе этих подразделений ветераны Азиатской Конной дивизии, вместе с каппелевцами, в ноябре 1921 г. участвовали в наступлении белых на советский Хабаровск, а впоследствии сражались с красными в Приморье, покрыв себя неувядаемой славой. Но это уже другая история.

ЗНАМЯ И ФЛАГИ АЗИАТСКОЙ КОННОЙ ДИВИЗИИ

В своей книге о бароне Унгерне «Самодержец пустыни» современный автор Леонид Юзефович пишет, что «на трехцветном российском знамени Азиатской Конной дивизии было золотом выткано «Михаил II». Ввиду отсутствия ссылок автора на соответствующий документ, вероятно, речь идет не о «вытканной» (подразумевается вышивка металлической «канителью»), а о нанесенной краской надписи. Вышивка «канителью» (как на Николаевских знаменах белых армий на Юге России) заняла бы гораздо больше времени, чем Азиатская Конная дивизия стояла в Урге. Для барона Унгерна — монархиста до мозга костей — трехцветным российским знаменем являлось бело-желто-черное, а не бело-сине-красное знамя.

Знамя Азиатской Конной дивизии было изготовлено из желтого шелка (атласа), обшито по краям белой и черной монгольской материей, с нанесенными черным и красным цветом изображениями. На лицевой стороне – надпись славянскими буквами «С НАМИ БОГЪ» над ликом Спаса Нерукотворного. На оборотной стороне – вензель «М II» под Короной Российской Империи с двумя 12-лучевыми звездами по бокам, а под вензелем – дата освящения знамени: «1921» (см. илл.,  выше — реконструкция А. Каревского, ниже — современный вид, из собрания М.Ю. Блинова).

Красные в качестве трофеев захватили 4 «знамени» (в действительности – флага) Унгерна. К началу похода на Север под началом барона Унгерна находилась 1 дивизия, разделенная на две бригады, а те, в свою очередь, на 4 полка (1-й Татарский, 2-й, 3-й и 4-й Монгольский). Учитывая, что околыши (или, по иным сведениям, донца) фуражек и башлыки у Татарской сотни были «мусульманские» зеленые, у Тибетской – «ламаистские» желтые, у штабных чинов – «христианские» алые, у остальных — темно-синие, а форма у всех — темно-синяя, то и расцветка флагов («знамен») была связана с этими цветами.

Известно, что сражавшиеся в составе Азиатской конной дивизии анненковцы имели свой особый черный значок с надписью белыми буквами «С нами Бог и Атаман».

Согласно правилам военного искусства, в дивизии Унгерна было одно знамя (дивизионное), а в полках и бригадах, согласно тогдашней практике – флаги, сочетавшие в себе зеленый, алый, желтый и темно-синий цвета. Знамя (особенно периода гражданской войны) отличается от флага следующим:

— знамя обычно двустороннее,

— знамя – уникальное произведение искусства, на изготовление которого уходит много времени и дорогих материалов, в т.ч. шелка, атласа, бархата, «канители» и мишуры (золотых и серебряных нитей),

— знамя обычно освящается священником и является святыней подразделения,

— знамя стремятся сохранить при всех обстоятельствах, его потеря равнозначна ликвидации соответствующей воинской части.

Флаги же делаются наспех, главным образом для обозначения части. Флаги обычно односторонние, с сокращенным названием части, напр.: 2 ЗКД (2-я Забайкальская Казачья Дивизия).

Флаги по мере износа выбрасываются и взамен шьются новые. Потеря флага не является позором. Воинская часть в случае потери флага не расформировывается.

ОБМУНДИРОВАНИЕ И ЗНАКИ РАЗЛИЧИЯ

Согласно воспоминаниям знавшие его современников и сослуживцев (в частности, барона П.Н. Врангеля), Р.Ф. фон Унгерн-Штернберг одевался крайне небрежно (что полностью соответствовало его неприхотливости в быту). Так, его подчиненному М.Г. Торновскому, автору воспоминаний «События в Монголии-Халхе в 1920-1921 годах», запомнились засаленная гимнастерка барона с белым Георгиевским крестиком на груди и зелеными погонами с вензелем «АС» («Атаман Семенов»).

Еще в Даурии барон Унгерн носил круглую монгольскую шапочку и красно-вишневый шелковый монгольский халат с золотыми погонами, с целью на далеком расстоянии быть видным войску. По некоторым сведениям он носил на погонах свастику (по-монгольски «суувастик») – древний священный буддийский знак, пользовавшийся большой популярностью также среди ранних христиан — в частности, приверженцев несторианской, или Восточной, церкви, изгнанных за ересь из пределов Римской (Византийской) империи и расселившихся по всей Азии — от Междуречья до Монголии, Тибета и Китая.  Как (со ссылкой на Рене Генона) пишет современный православный русский историк С.В. Фомин в своей книге «Скорбный Ангел», многие исследователи отмечали наличие в Центральной Азии (особенно в Туркестанской области) наличие «несторианских крестов, полностью схожих с рыцарскими (западными — С.Ф., т.е. «тевтонскими» или «тамплиерскими» — В.А.), некоторые из них, кроме того, украшены посредине знаками свастики».

Известно, что свастика украшала погоны чинов бурятского конного полка им. Доржи Банзарова (а впоследствии — Монгольско-Бурятской дивизии) в армии атамана Семенова. Согласно воспоминаниям «Белая Сибирь (Внутренняя война 1918-1920 гг.)» генерала К.В. Сахарова, видевшего атамана Г.М. Семенова в начале февраля 1920 г. в г. Чите, тот был одет в русскую поддевку, с погонами, со знаками на них монгольской «суавастики», форма Монгольско-Бурятской дивизии». Но позднее свастика на погонах Унгерна отсутствовала.

Надо сказать, что в 1918-1919 гг. на стороне Верховного Правителя России адмирала А.В. Колчака (которому первоначально подчинялись и войска атамана Г.М. Семенова — непосредственного начальника барона Унгерна) сражался Сибирский Добровольческий корпус, знаменем которому служило малиновое полотнище с изображением серебряного двуглавого орла (без корон), наложенного на вращающуюся «лунную» золотую свастику-коловрат (эмблема, аналогичная орлу со сватикой на банкнотах Временного правительства 1917 г.).

Любопытно, что в период Гражданской войны 1917-1922 гг. в России свастику использовали и сторонники большевиков. Не говоря уже о большевицких тысячерублевых банкнотах-«пятаковках» со знаком вращающейся «лунной» свастики, о печати Московского губернского Совета депутатов Р.С.Ф.С.Р. – также имевшей форму свастики! – и о центробежной свастике со вкрапленной аббревиатурой «Р.С.Ф.С.Р.», введенной красным военспецом Шориным в 1918 г. качестве нарукавной эмблемы для своих частей на Юго-Восточном фронте, бойцы красных калмыцких конных частей Отдельной 11-й армии носили такой же свастичный нарукавный знак, а на своих головных уборах – голубую свастику вместо красноармейской пятиконечной звезды; среди бурят под красным знаменем с черной свастикой сражался упоминавшийся выше Фушенга. Но это так, к слову.

В награду за освобождение Монголии Богдо-геген, помимо титула цин-вана, присвоил Унгерну и наивысший, доступный лишь чингизидам по крови, ханский титул со званием «Возродивший государство великий батор (богатырь), Главнокомандующий». Титул давал ему право на те же символы власти, что и у ханов – правителей четырех аймаков (областей) Халхи (Внутренней Монголии): желтый шелковый халат («дэли» или «дэл»), желтая же куртка без рукавов — «курма» и желтые сапоги, конские поводья того же священного желтого цвета, зеленые носилки-паланкин и трехочковое павлинье перо «отго» на шапке. Как и свой прежний вишневый, барон Унгерн преобразил ханский желтый халат в полу-русский, полу-восточный мундир и носил его с генеральскими погонами, портупеей и Георгиевским крестом (по преданию, барон, уже в большевицком узилище, изгрыз свой Георгиевский крест зубами до полной деформации, чтобы он не достался врагу). Ламы преподнесли ему старинный золотой перстень-печатку с рубиновой свастикой, по легенде, когда-то принадлежавший самому Чингис-Хану. Трудно сказать, насколько легенда соответствовала исторической правде. Так, например, упомянутый нами выше известный французский ученый, знаток Востока Рене Генон, тоже упоминал в своей книге «Символизм Креста» о перстне со свастикой, якобы принадлежавшем Чингис-Хану, но при этом утверждал, что «…левосторонняя свастика была выгравирована на изумруде (а не на рубине, как у Ф. Оссендовского в книге «И люди, и звери, и боги» — В.А.), вставленном в перстень, который на безымянном пальце правой руки носил Чингисхан…» Темна вода во облацех…Судьба свастичного перстня Унгерна после гибели барона покрыта мраком неизвестности…

По воспоминаниям Н.И. Князева, автора книги «Легендарный барон», унгерновские полки имели весьма эффектное обмундирование: разноцветные тарлыки (терлики – В.А.) – кафтаны монгольского покроя (а точнее – обшитые материей полушубки), светло-синие, малиновые, красные, голубые, синие рубашки и шаровары; белые папахи; широкие пояса из цветного шелка. Не только верхняя одежда, но и белье было построено из добротного китайского шелка. Последнее было очень важно не только с эстетической, но и с чисто санитарной точки зрения – шелковые одежда и белье отпугивали вшей и прочих паразитов (именно поэтому шелковая одежда так ценилась испокон веков, особенно военными и степняками, не имевшими возможности часто мыться!). Представители восточных народностей в составе армии барона сохранили свое национальное обмундирование. Вместо шинелей войска получили синие суконные тарлыки. Согласно Князеву, по этим тарлыкам можно было издали распознавать своих всадников от чужих. Каждая сотня должна была иметь в головном взводе 7 синих тарлыков, а разведка не сильнее взвода – 3, вне зависимости от национальности всадников.

Пошитая в Урге форма унгерновцев состояла из темно-синих монгольских терликов (вместо шинелей), фуражки с шелковым верхом и башлыка за плечами (изнутри также шелкового). Башлыки, как и донца (или околыши) фуражек, различались цветом. У Татарской сотни они были зеленые, у тибетцев – желтые, у штаба – алые. На погонах были нанесены серебряные трафареты, в которых сочетались изображения двуглавого орла и дракона. Каждый всадник имел винтовку за плечами, шашку и камышовый (бамбуковый) ташур в руке.

К осени 1921 г. барон планировал обмундировать все свои части в кожаные куртки и галифе. Унгерновское интендантство уже к началу июля 1921 г. заготовило несколько тысяч комплектов этого обмундирования, однако раздать их войскам не успели, в связи с вторжением Красной Армии в Монголию.

Цирики личной гвардии Богдо-Хана были обмундированы в красные тарлыки и носили желтые нарукавные повязки с черной свастикой (по-монгольски – «суувастик»).

Ги-су, ги-су, лхажалло!
Су-су, лхажалло!

Здесь конец и Богу нашему слава!

ПРИЛОЖЕНИЕ 1

Барон Юлиус Эвола.

КРОВОЖАДНЫЙ БАРОН.

Сразу же после своего появления в 1924 г. книга Фердинанда Оссендовского «И люди, и звери, и боги» стала настоящим событием. Сенсацию вызвало описание авантюрного путешествия через Центральную Азию, предпринятое Оссендовским в 1921-22 гг., чтобы ускользнуть от большевиков, но также и описание необычной личности, с которой пересекались его пути — барона Унгерна фон Штернберга (на самом деле — фон Унгерн-Штернберга — В.А.), и, наконец, то, что он рассказывает о так называемом «царе мира». Мы хотели бы остановиться здесь на обоих вышеупомянутых вопросах.

Миф вокруг Унгерна фон Штернберга в Азии родился почти сам по себе; сообщалось, что в некоторых храмах Монголии его почитали как олицетворение бога войны. На немецком языке появилась его биография под заголовком «Ich befehle» («Я приказываю»), в которой образ барона окружен романтическим ореолом, а французский журнал «Этюд Традисьонель» («Etudes Traditionelles») опубликовал интересные сведения о его личности, поведанные командиром артиллерии его армии (? — В.А.). Мы сами узнали о бароне от его брата, которому была уготована трагическая судьба; после того, как он ускользнул от большевиков и прорвался из Азии в Европу после всяческих кажущихся достойными авантюрного романа приключений, он и его жена были убиты при оккупации Вены в 1945 г. повредившимся в уме швейцаром (? — В.А.).

Унгерн фон Штернберг происходил из старинного балтийского рода, восходящего еще к викингам (? — В.А.). В начале большевицкой революции, в качестве офицера русской армии, он командовал кавалерийской частью в Азии, постепенно пополнявшей свои ряды, пока она не стала настоящей армией (? — В.А.). С ней Унгерн фон Штернберг сражался против красных мятежников до последнего. При этом его операционная база находилась в Тибете (на самом деле — в Даурии, а впоследствии — в Монголии! — В.А.); отсюда он прогнал китайцев (? — В.А.), которые тогда уже заняли его часть (? — В.А.), и завязал тесные отношения с Далай-ламой, которого он сам освободил (на самом деле Унгерн, как известно, освободил от китайцев не тибетского Далай-ламу, а монгольского Богдо-гегена! — В.А.).

Действия барона серьезно тревожили большевиков. После того, как они неоднократно несли тяжелые потери, они посчитали необходимым провести крупную операцию, которой командовал так называемый «красный Наполеон« — генерал Блюхер (на самом деле «красным Наполеоном» именовали другого большевицкого военачальника — М.Н. Тухачевского, а не В.К. Блюхера, который в 1921 г. никак не мог быть советским «генералом», поскольку такого чина в Красной Армии еще не существовало — В.А.).

Война бушевала с переменным успехом, но, однако, закончилась поражением фон Штернберга, причем перелом ознаменовало предательское дезертирство нескольких чехословацких полков (похоже, информатор Юлиуса Эволы или он сам путают судьбу барона Унгерн-Штернберга с судьбой Верховного Правителя России адмирала А.В. Колчака! — В.А.). О кончине барона циркулируют противоречивые версии; точно ничего не известно. Во всяком случае, сообщается, что он точно предвидел, когда он умрет; он также знал определенные подробности своей жизни заранее — к примеру, (он знал — В.А.) о своем ранении при атаке на Дургу (вероятно, столицу Монголии Ургу; Дурга — имя индуистской богини, известной также как Кали, супруга бога-разрушителя Шивы — В.А.), что и произошло на самом деле.

Здесь нас интересуют два аспекта фон Штернберга. Первый касается его личности, в которой смешиваются не имеющие себе равных черты. Он был мужчиной исключительной внешности и безграничной смелости, но одновременно и безграничной жестокости; по отношению к своим смертельным врагам, большевикам, он был беспощаден. Поэтому его называли кровожадным бароном.

Рассказывают, что великая страсть сожгла в нем все человеческие чувства и оставила лишь совершенное презрение к смерти. Одновременно он должен был обладать квазимистическими ? — В.А.) качествами. Еще до того, как он отправился в Азию, он заинтересовался буддизмом (который нельзя сводить только лишь к гуманистической моральной доктрине), и его отношения с представителями тибетской традиции ни в коем случае не ограничивались внешней, политической и военной сферой в рамках уже упомянутых событий ? — В.А.). Он располагал определенными сверхъестественными способностями; к примеру, ему приписывали что-то вроде ясновидения, что позволяло ему читать мысли других людей: он видел их так же ясно, как физические вещи (? — В.А.).

Второй аспект касается идеала, который почитал Унгерн фон Штернберг. Борьба против большевизма должна была стать лишь началом гораздо более обширного предприятия. Согласно фон Штернбергу, большевизм был не отдельным феноменом, а неизбежным следствием процесса упадка, происходящего продолжительное время в рамках всей европейской цивилизации. Как и Меттерних (министр иностранных дел и канцлер Австрийской империи, инициатор создания Священного Союза» — В.А.), он также верил — с полным на то основанием — в непрерывность различных фаз и форм всемирного разрушения, начиная с Французской революции. Для Унгерна фон Штернберга реакция должна была прийти с Востока — Востока, верного своим собственным духовным традициям и сплоченного против угрожающей опасности — вместе с теми, кто способен на мятеж против современного мира. Первой задачей должно было стать искоренение большевизма и освобождение России.

Захватывает следующий отмечаемый совершенно достоверными источниками факт: после того, как Унгерн фон Штернберг стал освободителем и защитником Тибета (в действительности, как мы знаем, не Тибета, а Монголии! — В.А.), он должен был вступить, в рамках упомянутого плана, в тайные отношения с представителями традиционных сил не только Индии, но и Японии и исламского мира. Мир, еще не уничтоженный материализмом и разрушением, постепенно должен был присоединиться к нему как из оборонительной, так и наступательной солидарности. Тут мы переходим ко второму вопросу — вопросу о так называемом «царе мира».

Оссендовский сообщает, что ламы и властители Центральной Азии должны были рассказывать о существовании таинственного мощного центра по имени Агарта, причем речь шла о местонахождении «царя мира». По слухам, он лежал под землей и общался со всем миром при помощи «подземных каналов», которые проходили под континентами и океанами.

В подхваченной Оссендовским версии эти утверждения выглядят фантастическими. Заслуга открытия подлинного содержания этих рассказов принадлежит Рене Генону, который в своей книге «Le Roi du Monde» («Царь мира») подчеркивал тот факт, что в книге «La mission des Indes» («Миссия Индии») Сент-Ива д’Альвейдра, вышедшей в 1910 г., о которой Оссендовский, наверное, не знал (? — В.А.), говорится о том же таинственном центре (именуемом Сент-Ивом несколько иначе — не «Агарта», а «Агартта» — В.А.). Генон объясняет, прежде всего, что это подземное царство (которое с трудом можно представить себе уже из-за проблем размещения и снабжения, если оно не населено исключительно духами) на самом деле нужно понимать как некий «невидимый центр (влияния — В.А.)». Что касается господствующего там «царя мира», то он является обобщенным символом представлений о «невидимом правительстве» или «контроле над миром или историей», и кажущееся фантастическим указание на подземные каналы, связывающие его местопребывание с различными странами Земли, нужно понимать также не материалистически, а как символ влияния, которое этот центр в какой-то мере оказывает «из-за кулис».

Если понимать все это в более конкретной форме, то мы увидим, конечно, различные проблемы, актуальность которых едва ли ускользает от кого бы то ни было. В то же время, картина происходящего на нашей планете, становящаяся все более очевидной, очень трудно согласовать с идеей существования этого влиятельного «царя мира», если рассматривать его влияние как положительное и полезное.

Ламы, якобы, сказали Оссендовскому: «Царь мира появится в будущем, когда для него настанет час вести всех добрых людей против злых. Тем не менее, это время еще не пришло. Самые злые представители человечества еще не родились». Это — повторение традиционной темы, известной также и в средневековой Европе.

Интересно, что ламы и властители земель в Тибете выражали мысли, очень схожие с мыслями Оссендовского, ссылаясь при этом на эзотерическое учение. Его более примитивный характер, переданный и включенный Оссендовским в описания своих путешествий, заставляет сделать вывод, что речь ни в коем случае не идет о его собственной выдумке.

Рим, 9 февраля 1973 г.