Орлёнок, орлёнок, взлети выше солнца
И степи с высот огляди!
Навеки умолкли весёлые хлопцы,
В живых я остался один.
Орлёнок, орлёнок, блесни опереньем,
Собою затми белый свет.
Не хочется думать о смерти, поверь мне,
В шестнадцать мальчишеских лет.
Орлёнок, орлёнок, гремучей гранатой
От сопки врага отмело.
Меня называли орлёнком в отряде,
Враги называют орлом.
Орлёнок, орлёнок, мой верный товарищ,
Ты видишь, что я уцелел.
Лети на станицу, родимой расскажешь,
Как сына вели на расстрел.
Орлёнок, орлёнок, товарищ крылатый,
Ковыльные степи в огне.
На помощь спешат комсомольцы-орлята —
И жизнь возвратится ко мне.
Орлёнок, орлёнок, идут эшелоны,
Победа борьбой решена.
У власти орлиной орлят миллионы,
И нами гордится страна.
1936.
История создания знакомой всем с детства героической песни «Орленок» полна загадок. И самая главная из них заключается в том, что поэт Яков Шведов, заявивший свои права на текст песни «Орленок», не является создателем поэтического образа…
Воистину, текст песни «Орленок» был рожден при странных обстоятельствах! Вот выдержки из интернет-статьи Александра Бондаря «Украденные рифмы».

«Официальная советская версия гласит, что впервые мелодия песни прозвучала со сцены спектакля «Зямка Копач» или же «Хлопчик», поставленного еврейским местечковым театром в 1936 году, на идише. Пьесу написал Марк Даниэль (Меерович) — еврейский драматург, отец будущего диссидента Юлия Даниэля, умерший в 1940 году от туберкулеза. Здесь надо сказать, что всё немалое, в общем, литературное наследие Марка Даниэля сегодня забыто наглухо, несмотря на то, что в плане художественном его книги значительно ярче и интереснее текстов современных нам еврейских литераторов, обильно осыпаемых литературными премиями — что, впрочем, не столько говорит о качестве литераторов, сколько о качестве премий. О Марке Даниэле сегодня можно только прочесть несколько сухих, равнодушных строчек в еврейских энциклопедиях — мол, родился, жил, написал что-то там и помер тогда-то, точка. Остался только упомянутый выше «Хлопчик» — его можно прочесть в сетевых библиотеках — и то, только благодаря песне «Орлёнок».
Спектакль про еврейского хлопчика показывали в еврейских театрах Харькова, Днепропетровска, Кишинёва, Биробиджана. Революционной тематикой в те годы зрителя удивить было тяжело, да и сюжет спектакля смотрелся достаточно трафаретно: подпольщики-большевики (и в их числе главный герой пьесы) сражаются против захвативших Западную Белоруссию легионеров-пилсудчиков. Враги берут в плен красного командира Кудрявцева — ему угрожает расстрел. Хлопчик Зямка, также угодивший в тюрьму, желает спасти командира. Он убегает на волю, ему удаётся связаться с подпольщиками, и те, узнав, что командира Кудрявцева поляки планируют расстрелять, освобождают его. Хэппи-энда, впрочем, не чувствуется. Финал у пьесы достаточно многозначительный — автор будто указывает, что основная борьба ещё впереди, и неизвестно, доживёт ли хлопчик Зямка до всеобщего рабоче-крестьянского счастья. По ходу спектакля хлопчик поёт печальную и вместе с тем бодрую песню про птицу орлёнка.
Песня эта особенно понравилась зрителям. Было там всего четыре куплета. Три вначале, а после — в самом конце спектакля — ещё один. Вот этот текст.

Орлёнок, орлёнок — могучая птица,
Лети ты в далёкий мой край,
Там мама-старушка по сыну томится,
Родимой привет передай!

Орлёнок, орлёнок — могучая птица,
К востоку стреми свой полёт,
Взлети над Москвою, над красной столицей,
Где Ленин любимый живёт!

Орлёнок, орлёнок, ему расскажи ты
Про наших врагов, про тюрьму;
Скажи, что в плену мы, но мы не разбиты
И нас не сломить никому.

Четвёртый куплет:
Орлёнок, орлёнок, на Родине дальней
Наш Ленин любимый живёт,
К нему ты лети и ему расскажи ты,
Что смело глядим мы вперёд.

В оригинальной постановке на идише, кстати, было всего два куплета, в том числе отсутствовал финальный — дополнительные два появились при переводе пьесы на русский язык и постановке её в Москве.
Многие зрители, выйдя на улицу после спектакля, распевали песню.
В общем, спектакль про хлопчика, а заодно и песню, решили перевести на русский язык и показать в Москве, в театре имени Моссовета. И не просто перевести песню, но также и дописать её.
И вот тут появляется Яков Шведов — поэт, скажем так, не великий, но зато опытный и умелый ремесленник.
Родился Шведов в деревне Пенья Тверской губернии, в 1905 году. Позже семья перебралась в Москву, где для таких, как они, освобождались квартиры высылаемых из столицы «классово чуждых» москвичей. Мальчишка после смерти родителей оказался на заводе — соответственно, и первые стихи его — тоже про заводы. Потом, как и у Николая Кооля, служба в ЧОНе.
Яков Захарович Шведов прожил достаточно долгую жизнь. Скончался он в 1985-м. Написал множество стихов, у него вышло немало стихотворных сборников, но, кроме «Орлёнка», вспомнить сегодня, увы, особо и нечего. Один из стихотворных сборников Шведова называется «С открытым сердцем», другой — «Продиктовано временем». Кто сегодня это будет читать?
Зато «Орлёнку» выпала серьёзная слава. Песню эту любили и Гайдар, и Островский. И даже Блюхер, который тоже очень скоро окажется в застенке — отнюдь не белогвардейском, почему-то считал, что песня написана про него.
«Орлёнка» пели бойцы и партизаны в годы войны с гитлеровской Германией. Для поддержания боевого духа, специально для красноармейцев, тиражом в 25000 экземпляров была отпечатана книжечка с текстом песни. Один из первых исполнителей песни, певец Александр Окаёмов попал в плен, перед расстрелом пел «Орлёнка». Всё это было.
Много лет мальчишка-«орлёнок» из песни оставался сакральным персонажем. По мотивам песни сняли мультфильм (в 1968 году) и художественный фильм (в 1957 году). Герою песни ставили памятники. «Не каждой песне ставят памятник, а вот песне «Орлёнок» повезло. Комсомольцы-челябинцы воздвигли памятник герою песни в честь мужества юных бойцов Гражданской войны», — сказал композитор Лев Ошанин на открытии памятника «Орлёнку» в Челябинске, в 1958 году.

Предметом полурелигиозного культа «Орлёнок» оставался до самой перестройки, когда его в конечном итоге постигла та же участь, что и большинство символов советской эпохи. «Его называли козлёнком в отряде. Враги называли козлом», — так звучала кавээновская пародия горбачёвских времён.
Однако сам Шведов никогда не отличался особенным фанатизмом. Так утверждает, по крайней мере, его внучка Юлия Гончарова, корреспондент газеты «Московский комсомолец». Вот, что вспоминает Ю. Гончарова: «Дед с юмором относился к своему творчеству, постоянно рифмуя шутки, прибаутки, коверкая собственные стихи. Мы с ним действительно были очень близки, возможно, потому, что я — младшая внучка. Забавляя меня, он читал разные четверостишия, отношение к партии у него тоже было юмористическое. В итоге один из первых стихов, прочитанных мною в детском саду, был: «Ленин Троцкому сказал: поедем, Лёва, на базар, купим лошадь карюю, накормим пролетариев.» Разразился скандал, на что дед невозмутимо ответил: — А вы что, против народных стихов о Ленине?» Желание внучки понятно — она пытается приспособить деда к реалиям совершенно другого времени, но вот портрет песенника-стихотворца в итоге получается не особенно привлекательный: перед глазами встаёт образ закоренелого циника, не верящего вообще ни во что, человека, готового славить любую власть, втихаря над этой же властью посмеиваясь. Вместе с композитором Виктором Белым Шведов написал цикл песен о Сталине, за который едва не получил Сталинскую премию — не получил, однако, так как, по словам Ю. Гончаровой, «не умел прогибаться».

Орлёнок. Этимология образа

Но всё-таки, почему орлёнок? Почему именно эта птица пришла на ум авторам? Почему не сокол, к примеру? В те времена была очень популярна «Песня о соколе» М. Горького…
Сам Шведов утверждал, что создавая песню про героя-мальчишку, вдохновлялся образом своего старого друга — Герасима Фейгина, погибшего при подавлении Кронштадтского восстания. Но только это выглядит странным. Кронштадское восстание, жестоко подавленное Тухачевским, массовые расстрелы несчастных матросов, осмелившихся взбунтоваться против «рабоче-крестьянской власти»… Мальчишка-орлёнок из песни — жертва, странно портрет жертвы писать с образа палача.
Юлия Гончарова в упомянутой выше статье пишет, что дед рассказывал неоднократно: одним из прототипов «орлёнка» стал также Анатолий Попов, старший сын писателя Александра Серафимовича — с Серафимовичем Шведова объединяла дружба. Шестнадцатилетний юноша, в октябре 17-го, во время уличных боёв в Москве, переодевшись в гимназиста, проник в Кремль, занятый юнкерами, — отправился туда на разведку. Юнкера опознали его, схватили и хотели было расстрелять, но Попова спасли ворвавшиеся в Кремль красногвардейцы. Похоже на историю песенного орлёнка? По-моему, не очень.
Будь Шведов начитаннее, он бы вероятно назвал пьесу Эдмона Ростана «L’Aiglon» («Орлёнок»), написанную в 1900 году и повествующую о печальной судьбе Наполеона II Бонапарта — сына Наполеона I, так и не взошедшего на престол и умершего в возрасте 21 года. Пьеса была популярна в России до революции, её обожала Марина Цветаева, которую пьеса эта превратила в фанатичную почитательницу обоих Бонапартов («Отца и Сына», как называла она этих исторических персонажей). Цветаева даже написала стихи: «Теперь мой дух почти спокоен, Его укором не смущай… Прощай, тоской сражённый воин, Орлёнок раненый, прощай!» Однако пьеса на русский язык не переводилась, а Шведов французским не владел. Знал ли он о существовании такой пьесы, читал ли он стихи Цветаевой об Орлёнке, или же нет, но среди источников вдохновения он их, во всяком случае, не назвал.
Шведов говорил, что образ орлёнка он будто бы позаимствовал непосредственно из стихотворения А. С. Пушкина «Узник». Звучит не особенно убедительно. У Пушкина образ орла, парящего высоко над землёй — образ свободы, прекрасной и недосягаемой. В песне же доминирует интонация сентиментально-трагическая, замешанная на эстетике жертвенного мученичества — то, чего в стихотворении Пушкина нет и в помине.
Смущает, кроме того, упоминание в песне (дважды) степей и (один раз) станицы. Если за основу сюжета брать историю даниэлевского «хлопчика», то действие песни должно происходить в Западной Белоруссии. Однако, ни станиц, ни степей в Белоруссии нет и никогда не было.
С этим связана, кстати, ещё одна любопытная версия, которая оказалась широко озвученной уже после войны. Бурятские краеведы заявили, что прототипом героя песни стал, будто бы, бурятский мальчишка-комсомолец Женя Манзанов, взятый в плен и расстрелянный белогвардейцами. В самой Бурятии о Манзанове широко узнали только в 1966 году — когда «орлёнок крылатый», из комсомольской песни, давно и прочно уже стал мифом. В 1966-м вышла книга Иосифа Тугутова «На четырёх ветрах». В Бурятии, кстати сказать, есть даже Манзановское поле — названное в честь Евгения Манзанова. И тут уже всё совпадает. В Бурятии есть и станицы и степи. И судьба героя точно воспроизводит судьбу песенного персонажа. На эту тему бурятскими краеведами написана масса статей, а Большой Детский Хор, многократно исполнявший «Орлёнка», выдал новый вариант песни — вместо «ковыльные степи в огне» теперь прозвучало «бурятские степи в огне». (Между прочим, в книге украинской писательницы Оксаны Иваненко «Родные дети», написанной в 1951 году, упоминается некий спектакль, поставленный в одном из театров Киева, перед войной — то есть, в конце тридцатых, где исполняется песня «Орлёнок» в варианте Шведова, однако вместо «ковыльные степи в огне», там звучит именно «бурятские степи», что может свидетельствовать — «бурятский» вариант песни появился значительно раньше 1966 года. Однако Шведов никак не прокомментировал эту версию. Вряд ли он когда-либо интересовался Бурятией, и вряд ли ему вообще была известна история бурятского «орлёнка».
Кстати, словом «орлы» в русских старинных песнях называли казаков. Соответственно, «орлёнок» — «казачонок». Это если обойтись без метафорических символов. Помните, в песне «За рекой Ляохэ»: «сотни храбрых орлов из казачьих полков»?.. Слово «орлята» в годы гражданской войны вполне могло быть применено и просто по отношению к казакам — как ласково-гордое обозначение: «Под Кореновской завязался длительный и упорный бой. Листницкий со своим полком два раза ходил в атаку и контратаку. В третий раз поднялись цепи его батальона. Подталкиваемый криками ротного: «Не ложись!», «Орлята, вперёд!», «Вперёд — за дело Корнилова!» — он бежал по нескошенной пшенице тяжёлой трусцой, щитком держа в левой руке над головой сапёрную лопатку, правой сжимая винтовку.» (М. А. Шолохов «Тихий Дон»).
А почему не предположить, что выданный в 1936 году Яковом Шведовым текст — своего рода «ремейк» другого текста, более раннего? И тогда всё это — и «станицы» со «степями», и герой — «орлёнок» («казочонок»?) – просто-напросто атавизмы, шрамы, оставшиеся как следы от проделанной автором песенного ремейка «хирургической операции»?..

«В полях под Челябой родной»?..
10 октября 2004 года на интернет-сайте «Меч и трость» появилась статья Владимира Черкасова-Георгиевского «Орлы-белоказаки и их орлёнки. Иерей РПЦЗ(В) А. Моисеев выстаивает с песней «Орлёнок» смолинских казаков атамана А.И.Дутова»». Автор статьи утверждал, что знаменитый «Орлёнок» — не более чем переделка старой белоказачьей песни. Песня эта народная, она была популярна среди казаков атамана Смолина, входивших в Дутовское войско. И её до сих пор помнят в тех местах, где смолинские казаки в былые времена сражались с красными.

Вот оригинальный текст песни (согласно статье):

Орлёнок, орлёнок, взлети выше солнца
И в степи с высот погляди.
Наверно, навеки покинул я дом свой,
В казачьи вступая ряды.

Ты помнишь, орлёнок, как вместе летали
Над степью в пыли боевой,
Как лошади ржали, как шашки сверкали
Орлёнок, орлёнок, мой верный товарищ,
Ты видел, как в грозном бою
И справа, и слева снаряды взрывались,
Срывая папаху мою.

В разведку я послан своим атаманом,
Ты помнишь, мой друг боевой,
Как темною ночью в сраженье неравном
Убит был мой преданный конь.

Орлёнок, орлёнок, мой верный товарищ,
Ты видел, что я уцелел.
Лети на родную станицу, расскажешь,
Как сына вели на расстрел!

Ты видел, орлёнок, как долго терзали
Меня большевицким штыком,
Как били прикладом и много пытали
В чекистских застенках потом.

Орлёнок, орлёнок, взлети выше солнца,
Где вражеской подлости нет.
Не хочется верить о смерти, поверь мне,
В шестнадцать мальчишеских лет.

Увидишь, орлёнок, кружась над степями,
Кровавое тело моё.
Казаки умолкнут, опустят здесь знамя
И скажут: Господь, успокой!

Конечно, версию эту сегодня доказать сложно. Так же, как и опровергнуть. Одно несомненно: она не противоречива, в отличие от официальной советской версии и вопросов не вызывает.
Стоило «белогвардейскому» тексту «Орлёнка» появится в сети, как сразу же выскочило множество всевозможных «исследований» вопроса о происхождении песни. Все — крайне поверхностные и предвзятые. Логика авторов свелась к тому, что версия о белоказачьем происхождении песни настолько глупа и никчёмна, мол, даже и обсуждать её — только зря время тратить.
Например, блоггер и журналист Леонид Каганов, посвятивший вопросу происхождения «Орлёнка» три большие статьи, опубликованные в его Живом Журнале, пишет: «Разумеется, это фейк. В отличие от стройного канонического текста, «выкинутые» куплеты откровенно бездарны в плане стихотворной техники и с головой выдают работу дилетанта. Вдобавок здесь выпирает креатив из мультика 1968 года, сделанного, как утверждалось, лишь по мотивам песни: именно в мультике герой был послан командиром в разведку, именно там впервые упоминался убитый конь. Неужели кто-то всерьёз хочет нас убедить, что советский мультик придуман по мотивам этой белогвардейской песни, а не наоборот?»

А почему, собственно, советский мультфильм не мог создаваться на основе белоказачьей песни, если та была (почему бы и нет?) известна авторам мультфильма? Что же касается «работы дилетанта», то филологу Леониду Каганову должно быть известно: народные песни как раз дилетантами и сочиняются — у этих песен редко встречаются «стройные канонические тексты» — здесь можно вспомнить и «С одесского кичмана» и многочисленные версии «Мурки». Наконец, такому опытному ремесленнику, но не особо талантливому стихотворцу, как Яков Шведов, было значительно проще создать качественный текст на основе народной песни, чем если бы он отталкивался исключительно от собственного опыта и поэтического вдохновения — писать ремейк всегда легче, чем создавать произведение от нуля, и то, что ремейк как правило оказывается лучше оригинала, тоже вполне естественно. (Тот факт, что шведовский вариант «Орлёнка» художественнее, поэтичнее белоказачьего оригинала (допустим, это всё-таки оригинал), я лично отрицать бы не стал.) Скажем короче: если «белогвардейский» «Орлёнок» действительно подделка, то подделка, безусловно, высококачественная, выполненная технически безупречно»…

Все было бы гладко в этой версии, если бы не одно «но»: таких высококачественных текстов, а еще точнее – поэтических шедевров – в остальном творческом наследии Якова Шведова не наблюдается…
Кто-то возразит мне: а как же знаменитая «Смуглянка-молдаванка»?
Проследим рифменный ряд «Смуглянки»: сад-виноград, сказать-встречать, резной-тобой, лад-отряд, родной-густой, ушла-позвала, ночам-повстречал. Имеются также внутренние рифмы: смуглянка-молдаванка, краснею-бледнею, влюбленный-смущенный, обиду-увидел.
Из этих наблюдений можно сделать вывод, что рифма Якова Шведова не отличается своеобразием: автор пользуется недопустимой глагольной рифмой, то есть рифмует глаголы в неопределенной форме и в прошедшем времени. А рифмы типа сад-виноград, лад-отряд, родной-густой настолько неинтересны, что не нуждаются в комментариях.
В авторском тексте «Орленка» есть одна отличительная особенность: смелые эксперименты с рифмой. Такие рифмы, как солнца-хлопцы, опереньем-поверь мне, товарищ-расскажешь имеют яркую окраску самобытности, поскольку не являются традиционными. Например, для слова товарищ традиционной «рифмической парой» является слово «пожарищ», солнце чаще всего рифмуют с оконцем, а рифмовать существительное и глагол с местоимением (опереньем-поверь мне) может только весьма дерзкий поэт, обладающий яркой индивидуальностью. На фоне этих потрясающих консонансов грубым диссонансом выпирает «работа» Шведова. Берем отрывок:

Орленок, орленок, гремучей гранатой
От сопки врага отмело,
Меня называли орленком в отряде,
Враги называют орлом.

Сразу несколько замечаний: рифма гранатой-в отряде выглядит в тексте песни грубой заплатой. Шито по белому красными нитками! Доверяюсь своему поэтическому чутью: первоначальный авторский (не народный!) текст звучал так:

Орленок, орленок, гремучей гранатой
От сопки врага отмело.
Меня называли орленком когда-то,
Теперь называют орлом.

В такой версии не только рифма «встает на место», но и антитеза становится правильной: теперь и когда-то. Антитеза – это такое противопоставление, которое вытекает из лексического значения слов, не являясь продуктом «домысливания» текста.
Идем дальше. Очередная «заплата»!

Орленок, орленок, товарищ крылатый,
Ковыльные степи в огне,
На помощь спешат комсомольцы-орлята,
И жизнь возвратится ко мне.

«Ковыльные степи» — слишком холодный эпитет, неуместный в данном тексте. Продолжим логическую цепочку: ковыльные степи, песочная пустыня, хвойная тайга…
Рискнем предположить другой вариант: родимые степи. Почему этот эпитет не понравился Шведову – понять легко: до 1935 года слово Родина было запрещено, да и неуместно такое слово в пьесе о борьбе за Интернационал и Мировую революцию. С комсомольцами-орлятами тоже все просто:

На помощь спешите, степные орлята,
И жизнь возвратится ко мне!

В пользу подобных смелых предположений, основанных только на поэтической интуиции, говорит еще один факт: песня «Орленок» впервые прозвучала в записи (в исполнении детского хора) в 1937 году, и в этой самой ранней версии вышеназванные куплеты просто ОТСУТСТВУЮТ! Очевидно, понадобилось время, чтобы поставить такие «заплаты», которые могли бы прикрыть текст, не имеющий никакого отношения к красным партизанам. А заменить слова «в России орлиной» словами «у власти орлиной» можно, как говорится, не глядя, хотя орел – это символ России, не имеющий никакого отношения к большевикам. В «поэзии победителей» образ орла обладал, скорее, отрицательной эмоционально-экспрессивной окраской: «орлом клевался верховный Колчак» (В. Маяковский).
Если же первоначальный авторский текст был создан на основе народной песни уральских казаков – возникает другой вопрос: откуда этот текст мог знать Яков Шведов, родившийся и выросший в центральной России, никогда не живший на «Белой» территории?!

Поэт Яков Шведов, действительно, никогда не оказывался на территориях, переходивших «из рук в руки». А вот драматург Марк Даниэль во время Гражданской войны находился на Белом Урале: именно туда, как мы выяснили, ведет «белогвардейский» след песенного текста «Орленок». Вряд ли еврейский драматург, никогда не писавший по-русски, мог оценить поэтическое богатство первоначального текста. Поэтому, вероятно, он взялся переписывать текст известного ему автора по-своему: дескать, для новой власти и пишем по-новому! А вот переделать первоначальный текст своей пьесы про мальчишку-еврея из Белого подполья в каком-то уральском городке – это ему удалось без больших потерь. Подобная ситуация была описана в романе Леонида Юзефовича «Казароза»:
«В самом низу напечатано было стихотворение Вагина «Женщина и воин»:
Целуй меня!
Ты — женщина. Я — воин.
Я шел к тебе средь пихты, гнилопня,
Под пенье пуль, под гром орудий, с боем,
И видел — Ночь садилась на коня
И в снежных вихрях уносилась, воя.
Синели нам уста слепого Дня,
Дышала Смерть над ледяным покоем.
Я так устал. Нам хорошо обоим.
Целуй меня.
Ты — женщина. Я — воин.
Ты — женщина. Целуй меня!
Осипов подождал, пока Пермяков, он же Хлопуша и Рваная Ноздря, выйдет из комнаты, и предложил:
— Для начала растолкуй мне, дураку, кем является твой лирический герой.
— Тут же написано, — указал Вагин на подзаголовок: Монолог красноармейца. 1 июля 1919 года.
— Тогда чего ради он называет себя воином?У красных принято слово боец.
— Да, но у меня в слове воин объединены два понятия — рядовой боец и командир. Образ получается более обобщенным.
— Ладно, идем дальше. Дело было летом, а у тебя смерть дышит над ледяным покоем. Почему?
— Это в переносном смысле. Ледяной — значит безжизненный.
— Черт с тобой, допускаю. Хотя если кругом огонь и дым, эпитет не самый подходящий. Но вот почему июньская или июльская ночь куда-то уносится в снежных вихрях, простой читатель понять решительно не в состоянии.
Вагин похолодел.
— Молчишь? Так я тебе, дружок, сейчас объясню, откуда взялись эти вихри. Красные заняли город летом прошлого года. А в позапрошлом их выбили отсюда Пепеляев и Укко-Уговец. В каком месяце это было?
— В декабре.
— Вот тогда и написано. Только раньше это был монолог не красноармейца, а сибирского стрелка. Дата в подзаголовке тоже стояла другая: не первое июля, а двадцать четвертое декабря, и не девятнадцатый год, а восемнадцатый. Что-что, но анализировать стихи я умею. Мне за это паек выдают.
Осипов ободряюще улыбнулся.
— Не бойся, я никому не скажу».

Вероятно, «белогвардейский» вариант драматург показал Шведову под большим секретом. Ремесленник пришел в восторг: перед ним лежал такой шедевр, что скрывать его не было никакой возможности. Слегка «подлатать» неудобные места – дело техники. Яков Шведов, по сути, выступил в качестве оценщика и сумел довести дело до конца…

автор Лариса Юрьева
Информационная служба МПР