Родившийся в Астрахани, в семье священника, он в 20 лет прибыл в Москву для учебы в Славяно-греко-латинской академии, которую бросил через два года и самовольно уехал в Голландию, откуда уже пешком из-за бедности добирался в Париж. Он первым из незнатных россиян получил гуманитарное образование за рубежом, проучившись три года на богословском факультете Сорбонны, одновременно обучаясь математике и философии. По возвращении в Россию Тредиаковский издал перевод романа французского писателя Поля Тальмана «Езда в остров любви» — первое произведение, написанное не книжным церковно-славянским языком, а литературным, близким к разговорной русской речи.

В 1733 году указом императрицы Анны Иоанновны он был принят в Академию наук на должность секретаря, а в конце 1735 года выпустил труд под названием «Новый и краткий способ к сложению российских стихов с определениями до сего надлежащих знаний». В приложении он привел примеры новых в России поэтических жанров — сонета, мадригала, любовной элегии и т. д. Учтя критику М. В. ЛОМОНОСОВА, он через двадцать лет переработал свой труд, а в промежутке между двумя изданиями стал первым в России профессором элоквенции (красноречия) и напечатал еще одну свою работу — «Разговор между чужестранным человеком и российским об орфографии старинной и новой…», предложив реформировать правописание на фонетической основе. После смерти Анны Иоанновны Тредиаковский лишился работы в Академии, но зато смог всецело посвятить себя литературному труду. Много времени он уделял переводам, а в 1766 году написал эпическую поэму «Тилемахида», впервые применив в русской поэзии гекзаметр. А. С. ПУШКИН считал, что о русском стихосложении Тредиаковский имел «обширнейшее понятие, нежели Ломоносов и Сумароков».

В 21 год капитан Петров в результате ранений при переправе через Днепр лишился обеих рук, год пробыл в госпиталях (там он узнал о присвоении ему звания Героя), но вернулся в строй. О том, что он стал дважды Героем, также узнал в госпитале: в своем последнем бою в конце апреля 45-го года он личным примером поднял в атаку батальон и был тяжело ранен в обе ноги. Стрелявшему в него немцу он сохранил жизнь. Его дважды оставляли пожизненно в армии.

В 60-е годы она была одной из самых популярных певиц на советской эстраде («Пусть всегда будет солнце», «Первые шаги», «Давай никогда не ссориться», «Черный кот», «Кукла»), умела превратить каждую песню в маленький спектакль. А потом почти на 20 лет она просто исчезла: пластинки с песнями в ее исполнении перестали выпускать, на радио и телевидении ее голос больше не звучал, за границу ее не выпускали. Сегодня Тамара Григорьевна преподает вокал в Российской академии театрального искусства (бывший ГИТИС).

Она была среди первых выпускников Государственного техникума кинематографии (нынешнего ВГИКа), в эпоху немого кино стала звездой, а потом надолго исчезла с экрана, чтобы появиться уже в 60-е в таких ролях, как княгиня Курагина в «Войне и мире».

В 1948 году окончил 1-й медицинский институт. В 1949 году был арестован по ложному обвинению, провел почти два года в одиночной камере, потом три года в лагере в Красноярском крае. В марте 1954 года реабилитирован. Продолжил образование, работал врачом, защитил кандидатскую, потом докторскую диссертации. Более 30 лет возглавлял институт им. Бехтерева, был президентом Всемирной организации динамической психиатрии. В 1998 году Международным биографическим центром Кембриджского университета ему было присвоено звание «Человек года». «Мы не можем изменить окружающий мир, но мы можем изменить отношение к нему» — таково было кредо профессора.

У современного автора А. Б. ШИРОКОРАДА говорится о сражении на берегу реки Псковы, близ церкви Петра и Павла. Отказавшихся сдаться в плен рыцарей сбросили с крутого берега в речку, где они и утонули.

Согласно указу, навоз, мертвечину и всякий помет следовало свозить за Земляной город в дальние места и засыпать землей, бревен с мощеных улиц не выламывать и не красть, каждому смотреть за порядком против своего двора, а выбранным десятским подавать в Приказ земских дел письма о тех, кто указ не соблюдает. При первом проступке бить батогами, при втором — в дополнение к батогам брать пени в 5 рублей, при третьем приводе — бить кнутом, а пени назначить 10 рублей. Если же кто станет помет бросать под двор соседа или красть бревна против его двора, то тех бить кнутом, а при повторе к кнуту добавить пени 10 рублей.

В решении Синода говорилось: «Известный миру писатель, русский по рождению, православный по крещению и воспитанию своему, граф Толстой, в прельщении гордого ума своего, дерзко восстал на Господа и на Христа Его и на святое Его достояние, явно пред всеми отрекся от вскормившей его матери, Церкви Православной, и посвятил свою литературную деятельность и данный ему от Бога талант на распространение в народе учений, противных Христу и Церкви, и на истребление в умах и сердцах людей веры отеческой, веры православной, которая утвердила вселенную которою жили и спасались наши предки и которою доселе держалась и крепка была Русь Святая. В своих сочинениях и письмах, в множестве рассеиваемых им и его учениками по всему свету, в особенности же в пределах дорогого Отечества нашего, он проповедует с ревностью фанатика ниспровержение всех догматов православной Церкви и самой сущности веры христианской… Все сие проповедует граф Толстой непрерывно, словом и писанием, к соблазну и ужасу всего православного мира, и тем неприкровенно, но явно пред всеми, сознательно и намеренно отверг себя сам от всякого общения с Церковью Православной. Бывшие же к его вразумлению попытки не увенчались успехом. Посему Церковь не считает его своим членом и не может считать, доколе он не раскается и не восстановит общения с нею… Многие из ближних его, хранящих веру, со скорбию помышляют о том, что он, в конце дней своих, остается без веры в Бога и Господа Спасителя нашего, отвергшись от благословений и молитв Церкви и от всякого общения с ней. Посему свидетельствуя об отпадения его от Церкви, вместе и молимся, да подаст ему Господь покаяние и разум истины (2 Тим. 2,25)… ».

Характерен и ответ Толстого: «То, что я отрекся от церкви, называющей себя православной, это совершенно справедливо. Но отрекся я от нее не потому, что я восстал на Господа, а напротив, только потому, что всеми силами души желал служить Ему. Прежде чем отречься от церкви и единения с народом, которое мне было невыразимо дорого, я, по некоторым признакам усомнившись в правоте церкви, посвятил несколько лет на то, чтобы исследовать теоретически и практически учение церкви: теоретически — я перечитал все, что мог об учении церкви, изучил и критически разобрал догматическое богословие; практически — строго следовал, в продолжение более года, всем предписаниям церкви, соблюдая все посты и все церковные службы. И я убедился, что учение церкви есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же собрание самых грубых суеверий и колдовства, скрывающее совершенно весь смысл христианского учения… И я действительно отрекся от церкви, перестал исполнять ее обряды и написал в завещании своим близким, чтобы они, когда я буду умирать, не допускали ко мне церковных служителей, и мертвое мое тело убрали бы поскорей, без всяких над ним заклинаний и молитв, как убирают всякую противную и ненужную вещь, чтобы она не мешала живым».