Мещерский издавал газету-журнал «Гражданин» (одно время его редактировал ДОСТОЕВСКИЙ), журнал «Добро», газеты «Воскресенье», «Русь». Сам же помимо публицистики также писал романы — сатиру на высшую бюрократию, великосветское общество («Один из наших Бисмарков», «Женщины из петербургского большого света»), которые пользовались кратковременным, но громким успехом (последний превосходил по популярности даже «Анну Каренину»). Современники легко угадывали прототипов героев его произведений, а наблюдательность Мещерского была фотографической. В то же время в своих характеристиках он был очень тенденциозен, что нашло отражение и в мемуарах «Мои воспоминания». Но из всего этого никак не следует (особенно учитывая весь последующий и современный опыт), что он был «явление, поистине позорящее Россию» (Н. Шелгунов), «посмешище всей печати и всей читающей России» (В. Короленко), «за что ни возьмется, все опошлит… ему не худо бы запретить писать…» (Н. Лесков). Во-первых, к нему шли сами и литераторы, и государственные деятели, в том числе и критиковавшие его, во-вторых, в своих взглядах Мещерский оставался независим и не менял их под влиянием дующих ветров. Стоя у истоков создания всех черносотенных организаций, он резко критиковал их деятельность, протестуя против погромов и обвинения БЕЙЛИСА.

СКОНЧАЛИСЬ:

Сегодня Царь–пушка стоит в Кремле на специально изготовленном лафете напротив церкви Двенадцати апостолов. Свое имя она получила по литому изображению скачущего всадника с булавой и в короне и поясняющей надписи, что это «божиею милостию царь и великий князь Федор Иванович, государь и самодержец всея великия Россия». Побывавший в Смутное время в Москве шляхтич писал: «Среди рынка я видел мортиру… Солдаты наши обыкновенно влезали в это орудие человека по три и там играли в карты под запалом, который служил им вместо окна». Когда царь ПЕТР I, создавая новую армию, велел перелить в металл церковные колокола и старые орудия, Царь–пушку не тронул, сознавая ее историческую ценность. Она так и стоит, оставаясь одним из символов российской государственности.

Успеху дела, не двигавшегося с места несколько лет, в значительной мере способствовал великий и полномочный посол Афанасий Лаврентьевич ОРДИН-НАЩОКИН. Одной из самых действенных мер оказалось обещание щедрого государева жалованья польским комиссарам. Нащокин писал им: «Королевскому величеству мы не можем назначить, но когда будут у него царские послы с мирным подтверждением, то привезут достойные дары…» Но поляков гораздо больше интересовали не королевские, а личные дары. Прибывший от них Иероним КОМАР 6 января бил челом, чтоб сверх обещанных денег в тайную дачу пожаловал им государь явно соболями, чтобы им можно было хвалиться перед людьми, а для себя лично Комар просил вместо ефимков дать ему золотыми червонными, потому что червонцы легче скрыть, так что и домашние не узнают. На редкость прагматичный посол объявил, что как только комиссары получат государево жалованье, сразу же станут писать договорные статьи. Деньги были высланы из Москвы немедленно.

Ярославская канцелярия получила указ Сената: во исполнение высочайшего именного указа велено ярославских купцов Федора Григорьева ВОЛКОВА с братьями Гаврилою и Григорьем, которые в Ярославле содержат театр и играют комедии, и кто им еще из прочих чинов потребны будут и принадлежащее к игранию комедий их платье отправить в С.-Петербург. На следующий день в столицу для создания русского театра отправились на 19 подводах 12 человек.

Случилось это в правление императрицы ЕЛИЗАВЕТЫ ПЕТРОВНЫ, которая, cтав императрицей, пожелала приохотить и своих придворных к итальянской опере и французской комедии. Для этого специальным указом было определено: какому рангу где сидеть, каким чинам стоять, что в театр надевать. Но смотрельщики, как звались в те времена зрители, из знати были никудышные, а вот люди более низкого звания шли на представления охотно. Рассказывали об одном фельдфебеле, которого, по его низкому чину, не полагалось в театр пускать, но он гордо объявил лакею на входе: «В армии три фельда токмо: фельдмаршал, фельдцейхмейстер и фельдфебель. Так что сам рассуждай, каков это чин!» И был с великим почтением пропущен в зал.

Елизавета, решив создать национальный театр, когда узнала о появлении такого в Ярославле, немедленно велела доставить его актеров в столицу. Федору Волкову тогда еще не исполнилось и 24 лет, но он уже два года как бросил все заводские дела и серьезно увлекся театром. Его друзья были еще моложе. Не стоит думать, что Волков сразу победил. После показа нескольких спектаклей императрица оставила только троих из приехавших, потом позволив присоединиться к ним еще двум. Всех определят в придворные певчие, а учиться запишут в Шляхетский кадетский корпус. Лишь осенью 1756 году будет создан первый русский театр, который получит для представлений здание на Васильевском острове.

Помимо Елизаветы рождение первого в России университета связано с тремя именами. До революции честь его создания приписывалась только фавориту императрицы 27-летнему Ивану ШУВАЛОВУ, назначенному первым куратором университета. Слывший «российским меценатом», он и в дальнейшем заботился о нем, но сам посетил его стены лишь раз. Подлинным организатором, составившим проект и устав университета, его учебные программы стал Михаил ЛОМОНОСОВ. Созданные по замыслу ПЕТРА I Петербургская АН и гимназия при ней плохо справлялись с основной задачей — подготовкой национальных научных кадров. При засилье немцев в АН случались даже годы, когда в гимназию принимались исключительно иностранцы. Поэтому местом университета была выбрана Москва, а число иностранных учеников в гимназиях не должно было превышать пятой доли.

Открыл свои двери университет в мае. В нем было три факультета: юридический, медицинский и философский. Кафедры химии и естествознания относились к медицинскому, а физики и истории — к философскому факультетам. А для гимназий (одна для дворянских детей, другая — для разночинцев) Ломоносов ввел и свою систему отметок, в которой наряду с «не знал уроку», «знал урок нетвердо», «все исполнил», «все исполнил с избытком» была и трудно поддающаяся нашему разумению отметка «шабаш». Были разработаны меры наказания (битье «по рукам ферулею», т. е. линейкой, порка лозами по спине) и поощрения (награждением книгами, инструментами, серебряными медалями). Существовала и такая своеобразная мера наказания-поощрения, когда отстающие ученики должны были кланяться в школе отличникам.

Традиционная и многим из нас привычная пятибалльная система оценивания впервые была предложена как эксперимент в 1837 году и введена официально в 1846 году. Знания первых учеников были далеки от идеала: на экзамене по географии никто не знал, в какое море впадает Волга, а преподаватель латыни специально надел кафтан с пятью пуговицами (по числу склонений) и жилет с четырьмя (по числу спряжений), чтобы, взявшись за соответствующую, подсказывать ученикам. И тем не менее первый московский выпуск дал нам драматурга Дениса ФОНВИЗИНА, просветителя Николая НОВИКОВА, выдающегося государственного деятеля Григория ПОТЕМКИНА.

Ныне Московский университет носит имя своего создателя, а все российское студенчество, как прежде и советское, празднует Татьянин день. По церковным святцам день указа оказался днем памяти святой Татьяны (в наши дни он приходится на 25 января), которая с того времени считается покровительницей студентов.

Идея обратиться к произведению Александра ПУШКИНА появилась у композитора случайно. В мае 1877 года он был в гостях у певицы Елизаветы ЛАВРОВСКОЙ, когда зашел разговор о сюжетах для оперы. Недалекий муж певицы нес чепуху и предлагал самые невозможные варианты. Чтобы его остановить, хозяйка дома произнесла: «А что бы взять «Евгения Онегина»?» Чайковскому сама мысль об этом показалась, по его признанию, настолько дикой, что он промолчал. Уже оставшись один, он во время обеда в трактире вспомнил произнесенную фразу, задумался, к концу обеда решился и бросился домой отыскивать томик Пушкина. Перечитал с восторгом и, проведя бессонную ночь, к утру имел полный сценарий оперы с текстом Пушкина. На следующий день композитор отправился к своему приятелю Константину ШИЛОВСКОМУ, чтобы предложить ему взяться за либретто. Шиловский пять лет служил актером Малого театра, сочинял романсы, был художественным критиком. Человек увлекающийся, он мог вдруг погрузиться в алхимию, заняться черной магией, изучать быт Древнего Египта, а то целиком уйти в допетровскую эпоху и ходить летом в боярском одеянии. Он с жаром взялся за поставленную задачу, а Чайковскому предложил перебраться в его имение Глебово в 60 верстах от Москвы, где композитору был выделен отдельный флигель и никто не мог отвлекать его от работы.

Только в нашем рассказе об опере никак не обойти вниманием историю женитьбы композитора со столь же драматическим развитием событий, что и история главных героев Пушкина, но с еще более трагическим финалом. Сами участники и свидетели по-разному трактуют все происходившее, еще больше догадок позволяют себе биографы, рассуждая, как переплелись и влияли друг на друга жизнь и художественный вымысел. Случайное знакомство Чайковского с Антониной МИЛЮКОВОЙ, которой он посоветовал вместо поступления в консерваторию выйти замуж, спустя 5 лет действительно кончилось ее замужеством, причем избранником девушки стал сам композитор. При первой встрече ее поразили его «чудные, дивные глаза… Они грели издали так же, как вблизи». Влюбившаяся и поверившая, что понравилась сама, она несколько лет тайно переживала свой воображаемый роман, пока не решилась написать, чтобы излить на бумаге свои чувства. Так невольно Чайковский оказался в роли Онегина, получившего письмо Татьяны.

Чайковский решил: «Судьбы своей не избежать… в моем столкновении с этой девушкой есть что–то роковое… Пусть будет что будет…» — и сделал Антонине предложение. Свалил на нее все заботы, сам уехал в Глебово, где успешно трудился над оперой, никого не поставил в известность, сообщив о предстоящей женитьбе лишь за день до свадьбы, потому знали о ней только отец и брат Анатолий, единственный из родственников приглашенный на венчание. Он был почему–то уверен, что слепая любовь Антонины позволит обойтись уверениями, что он станет ей преданным и благодарным другом, хотя и не любит ее. Жизнь под одной крышей уложилась у новобрачных в 5 недель — три в июле, две в сентябре, после чего Чайковский сбежал за границу. В дальнейшем он называл свою супругу только «гадиной» или, если не мог говорить резко, «известной особой». Она пережила Чайковского, оставила свои воспоминания, но свои дни кончила в сумасшедшем доме.

Завершал работу над «Евгением Онегиным» Чайковский уже в следующем году. Композитор думал, что театру опера не будет интересна, так как в ней нет сценического движения, но при этом он говорил, что те, кто ищет «обыденных, простых, общечеловеческих чувствований, могут остаться довольны моей оперой». Видимо, из этих расчетов впервые ее поставили в марте 1879 года как ученический спектакль Московской консерватории. Потом пришла пора Большого, на столичной постановке настоял император АЛЕКСАНДР III, а заграничные премьеры стали триумфом автора.