Иван Андреевич КРЫЛОВ
(1769 — 21.11.1844),
баснописец.

Его герои нам знакомы с раннего детства, но ни один педагог не назовет его жизненный путь образцом, достойным подражания. Начинавший как драматург, имевший опыт издания сатирического журнала «Почта духов», запрещенного цензурой, Крылов в 22 года открыл типографию и книжную лавку, продолжил издательскую деятельность и привлек внимание императрицы ЕКАТЕРИНЫ II, которой до всего было дело, особенно после революции во Франции. Приглашенный ею для объяснений и материнского увещевания, Крылов уже считал себя сосланным в Сибирь. Его покаявшемуся приятелю царица дала деньги для учебы за границей, а Крылов решил прекратить литературные занятия, уехал из столицы в Москву и увлекся карточной игрой, которая обрела в Первопрестольной невиданный размах. Попав в компанию шулеров, он стал разъезжать по городам и ярмаркам. Плюсом впоследствии оказалось то, что он попал в гущу жизни, увидел то, чего не отыскать в столичных гостиных, смог узнать язык всех сословий, речь народа. Раз в компании игроков возникла драка, по делу было назначено следствие, а список картежников лег на стол императрице. Большинство из них было прощено, но нескольких игроков, включая Крылова, выслали из Москвы с запретом жить в столицах и губернских городах.

На 6 лет Крылов исчез из виду, даже смерть Екатерины не пробудила его активность. Перемены пришли с приглашением стать секретарем князя Сергея ГОЛИЦЫНА, вскоре назначенного лифляндским генерал–губернатором. Разбирательство жалоб рижан на произвол магистрата, являвшего тогда собой немецкую вотчину, не стало увлекательнвм занятием для Крылова. Потому под предлогом неотложных дел он часто покидал приемную и отсыпался в своей комнате. Когда князю пожаловались на ленивого секретаря, Голицын решил проверить его. Но Крылов, услышав приближающиеся шаги, вскочил и спросонья голым уселся за конторку. Князь не мог сдержать смех: «Вот люблю Крылова, вечно за своим делом, жаль только, слишком легко одет». О том времени свидетельствует портрет русского баснописца в нынешней резиденции президента Латвии. После Риги Крылов вернулся к литературной деятельности. В 1809 году вышла первая книга его басен, а за год до смерти их издали уже в 9 книгах. В 1855 году ему, первому из писателей, воздвигли в российской столице памятник.

После революции дом Шаляпина часто обыскивали. Искали золото и бриллианты. Однажды конфисковали серебряные ложки и вилки, а также двести бутылок французских вин. Шаляпин жаловался Зиновьеву: «Я не против обысков, но нельзя ли обыскивать меня в удобное для меня время, с восьми до девятнадцати, например?»

Полет «Союза-23» в октябре 1976 года из-за неполадок на борту был досрочно прекращен. Командиру корабля Вячеславу ЗУДОВУ и бортинженеру Рождественскому пришлось приводняться на поверхность озера Тенгиз. Друзья после этого стали называть Валерия адмиралом Тенгизским (он ведь к тому же по профессии водолаз-глубоководник).

Вторая дочь графа Романа Илларионовича РОМАНЦОВА после смерти матери была взята императрицей ЕЛИЗАВЕТОЙ ко двору и помещена с фрейлинами великой княгини ЕКАТЕРИНЫ АЛЕКСЕЕВНЫ. Увлечение великим князем «толстой и нескладной» фрейлиной вызвало всеобщее недоумение и удивляло придворных. После воцарения император пожаловал ее в камер-фрейлины и отвел при переезде в Зимний дворец ей комнаты рядом со своими. Постоянная участница его ночных попоек и кутежей с голштинскими солдатами, Воронцова выступала в роли «официальной фаворитки». Не лишенная ума, но бесхарактерная и безалаберная, она мало пользовалась своим положением. После переворота, устроенного Екатериной, Воронцова была арестована вместе с Петром III, отправлена в подмосковную деревню отца, лишена ордена св. Екатерины. В 1765 году она вышла замуж за полковника Полянского, при дворе не появлялась, но в свете показывалась.

Сын обрусевшего немца, главы банкирской фирмы в Петербурге и Москве, не пошел по стопам отца, а получил медицинское образование в университетах Дерпта и Геттингена. После совершенного в 19 лет путешествия по Исландии он всерьез увлекся географическими исследованиями. В 1873 году Юнкер в составе археологической экспедиции оказался в Тунисе, и с тех пор Африка навсегда покорила его. Объектами его исследований были Алжир, Египет, Ливия, Судан, Центральная Африка. Изучая водораздел Нила и Конго, он совершил целый ряд географических открытий, впервые составил карту огромной части Центральной Африки, первым наладил регулярные метеонаблюдения на двух станциях. Проведя несколько лет среди племен ньям-ньям и мангбатту, Юнкер составил словари десяти негритянских племен, собрал большую этнографическую коллекцию, ценнейшие коллекции растений и животных Африки, открыл неизвестного тогда науке зверя — шерстокрыла. Корифей африканской географии, как назвал его СЕМЁНОВ-ТЯН-ШАНСКИЙ, написал трехтомный труд «Путешествия по Африке», опубликованный в Вене на немецком языке. Подготовку русского издания прервала смерть исследователя, и впервые оно вышло только в 1949 году.

СОБЫТИЯ:

Поэт Александр ПУШКИН сказал о нем: «Карамзин есть первый наш историк и последний летописец». За 15 лет до выхода этих томов 37–летний европейски прославленный автор оставил занятия прозой, поэзией и журналистикой, записав себя в историки. До Карамзина российской историей занимались Василий ТАТИЩЕВ и Михаил ЩЕРБАТОВ, но их сочинений, кроме знатоков, никто не читал. После Карамзина многие, подобно знаменитому Федору ТОЛТОМУ по прозвищу Американец, могли гордо воскликнуть: «Оказывается, у меня есть Отечество!»

Но не все так положительно встретили труд историка. С некоторыми из них, например — князем Петром ВЯЗЕМСКИМ, дело дошло практически до разрыва. Сестрой князя была жена Карамзина Екатерина Андреевна. В отправленном брату письме она написала: «Для вас, либералов, не свойственно быть еще и терпимыми. Следует иметь те же взгляды, а без этого нельзя не только любить друг друга, но даже встречаться». А сам Карамзин приписал: «Обнимаю вас, либеральных, которые не либеральны даже в разговорах».

Мы и сегодня видим и слышим многих таких «либералов».

Первая железная дорога в России связала Петербург с Царским Селом, имела протяженность 24 версты (25,6 км), была открыта в 1837 году и воспринималась как развлечение. Протяженность всех линий в Европе тогда едва достигла 400 верст, и к будущему железных дорог многие относились с недоверием. В сравнении с российскими масштабами европейские проекты казались игрушечными, к тому же совсем иными были природные и климатические условия, как и то, что сегодня зовется инфраструктурой. В России ее попросту не было, а топи, болота, вечная мерзлота, длинные суровые зимы могли напугать кого угодно. Потому и утверждал министр финансов России Егор КАНКРИН, ценимый императором и вовсе не ретроград, что «предположение покрыть Россию сетью железных дорог есть мысль, не только превышающая всякую возможность, но на несколько веков преждевременная».

Решимость проявили инженеры Павел МЕЛЬНИКОВ с Николаем КРАФТОМ, добившиеся аудиенции с государем. Тот их выслушал и через два дня подписал данный указ, в котором было заявлено: «Признав за благо даровать отечеству нашему сообщение, которого устроение хотя и сопряжено со значительными расходами, но обещает государству выгоды многоразличные и соединит обе столицы как бы воедино, мы положили возвести железную дорогу от Петербурга до Москвы, дабы удержать на пользу общую соображение столь важное для всей промышленности и деятельной жизни государства».

Мельников стал главным строителем и будущим первым министром путей сообщения, начинать которому пришлось с разработки специальной терминологии. Многое перешло со времен конной тяги и гужевого транспорта. Слово «поезд» в старину означало торжественный выезд, кортеж (к примеру, свадебный поезд), «станция» была местом, где меняли лошадей, а вот «железнодорожник» как профессия появилось значительно позже. Первоначально так звали концессионеров, наживавших капиталы на строительстве железных дорог, и слово имело отрицательный оттенок.

Первая магистраль длиной 650 км была открыта для регулярных перевозок через 9 лет, имела два пути, разбита на 6 участков с большой станцией через каждые 70-90 км. Каждая станция имела большой вокзал с протяженными навесами и колоннадой перронов, депо-ротонду в виде кольца диаметром 60 м с поворотным кругом, водонапорную башню, храм. Все сооружалось из кирпича, даже выстроенные на каждой версте будки обходчиков. В этом была определенная эстетика, выдержавшая испытание в сравнении с последующими советскими типовыми проектами, а прочность сооружений оказалась такова, что через десятилетия им были нипочем бомбежки фашистских стервятников.

Дорога была названа Николаевской и переименовали ее в Октябрьскую только на шестом году советской власти. Безукоризненно прямая на всем протяжении, он имеет лишь один изгиб — в районе станции Веребье. Легенда приписывала его появление пальцу, которым император прижимал линейку, когда прочертил линию, связавшую две столицы. На самом деле император вовсе не был нерадивым учеником и дорога первоначально была в данном месте прямой. Изгиб появился только в 1881 году взамен существовавшего прежде моста.

P.S. Когда читаешь указ, глаз невольно спотыкается на слове «комиссия», потому что написано оно иначе — «коммисия». Мои поиски привели к тому, что такое написание пошло со времен указов ПЕТРА I, видимо, и пустившего его в оборот. Раз сохранилось минимум на полтора века, то и приводимая в примерах фраза из «Горя для ума»: «Что за комиссия, создатель, быть взрослой дочери отцом» звучала тогда иначе. В «Толковом словаре» (1861) Владимира ДАЛЯ слово претепело изменения и дается с одним «м» и одним «с» — «комисия». А ближе к концу XIX века читается уже в современном варианте. Самое забавное, что исходное латинское слово «commissio» имеет удвоение в обоих случаях, а польское «komisja», с которым, возможно, оно пришло в Россию, удвоенных согласных не имеет. Кто, когда и почему трижды менял написание слова, установить не могу.

Федор Иванович ТЮТЧЕВ назначен старшим цензором при министерстве иностранных дел.

В 1898 году Чеховым был написан один из лучших его рассказов — «Дама с собачкой». Уже тогда в его замыслах был сюжет пьесы, но на некоторое время работа была отложена. В это время в его жизни появилась актриса Ольга КНИППЕР, а в записных книжках писателя мы находим ироничную запись: «…была жажда жизни, а ему казалось, что это хочется выпить — и он выпил вина». Всерьез за пьесу Чехов, которого в начале года вместе со Львом ТОЛСТЫМ избрали в Академию наук по разряду изящной словесности, взялся в августе 1900 года. В театре все ее ждали, но работа не шла, автор даже не знал, допишет ли, не бросит ли. Все же завершив ее, в октябре отправился из Ялты в Москву. Чехову казалось, что «пьеса вышла скучная, тягучая, неудобная», а актеры после первого прослушивания увидели лишь схему, наброски ролей. Чехов нервничал, был сердит, три недели вносил исправления, а потом уехал за границу: если режиссеру Владимиру НЕМИРОВИЧУ–ДАНЧЕНКО он казался энергичным, веселым, помолодевшим, то сам писатель превозмогал себя и только самым близким говорил, что все эти дни ему нездоровится, голова болит сильно.

После отъезда они с Книппер обменивались письмами, но ей хотелось «подурить» с ним, а он хотел слышать, как идет работа над спектаклем. На его постановку ушло менее трех месяцев. И если одни ждали премьеры с радостью, то недоброжелатели рассчитывали на провал. Чехов после Ниццы отправился в Италию, где переезжал из города в город, потому до него не сразу дошли вести из Москвы: «громадные вызывы», «большой успех», «настоящая овация». При возвращении на родину чиновник в Одессе стал вскрывать все конверты, в которые Чехов запаковал письма своих корреспондентов: «Для меня служба выше всяких Чеховых».

После премьеры пошел поток рецензий, в котором хвалебные пропадали в вале недоуменных, ругательных, пошлых, глупых, вроде фельетона, что Чехов скоро запрудит сцену своей родней, а сам и слова доброго не заслуживает. Писатель Петр БОБОРЫКИН, которому мы обязаны словом «интеллигенция», вложил критику пьесы в уста героя своего нового романа: «И что вы в ней находите? Ни мысли, ни диалога, ни страсти, ни юмора, ничего! А подите — полюбуйтесь: зала набита битком, молодежь млеет и услаждается всем этим жалким распадом российской интеллигенции».

В штыки были встречены и петербургские гастроли театра: «ансамбль малодаровитых актеров», «вздор для потехи и удивления малосмыслящей толпы». Все это — клевета на провинцию, русскую жизнь, а успех у зрителя, очереди за билетами подобные критики объясняли массовым психозом. И вообще, что это все газеты пишут о Чехове?! Что все театры ставят Чехова?!

Сам Чехов, никого о том не оповещая, в конце мая обвенчался с Книппер и сразу же уехал с женой из Москвы в Уфимсую губернию лечиться кумысом. Приглашенная на званый обед труппа долго ждала, волнуясь, пока не узнала, что драматург и актриса после венчания сразу отправились на вокзал, а их здесь собрали, чтобы таким образом избежать обычного свадебного шума. Автор увидел свою пьесу на сцене только осенью и остался очень доволен: «Три сестры» идут великолепно, с блеском, идут гораздо лучше, чем написана пьеса».