СКОНЧАЛИСЬ:

СОБЫТИЯ:

С Новгородской Республикой веком ранее покончил его дед — великий князь Московский ИВАН III. 60 годами ранее в эти же дни его отец ВАСИЛИЙ III смирил Псков и увез вечевой колокол из города. Теперь же тревогу царя вызвало подозрение, что Новгород со всеми жителями решил поддаться польскому королю. О грамоте с обращением к королю, хранящейся в Софийском соборе с подписью архиепископа ПИМЕНА и других горожан, донес некий бродяга ПЕТР. Потом говорили, что грамоту тот сочинил сам и искусно подделал все подписи. Царь не разбирался, а выступил в поход. Во всех встречавшихся на пути городах мятежной прежде тверской земли, где никто не мыслил о неприятеле, устраивались резня и грабеж, не щадили ни жен, ни младенцев. Всякого, кто встречался на дороге, убивали. Царев поход долженствовал быть тайною для России! Когда 2 января передовая дружина вошла в Новгород, город окружили со всех сторон крепкими заставами, чтобы никто не мог бежать. Иноков и священников ставили на правеж: всенародно били, секли с утра до вечера.

Когда в город вступил Грозный, тот пошел в палату к архиепископу, сел за стол со всеми боярами, начал обедать и вдруг завопил страшным голосом… Архиепископа, чиновников и слуг его схватили, палаты и церковь ограбили, после чего немедленно открылся суд на Городище. Ежедневно пред царем представляли от пятисот до тысячи новгородцев, которых били, жгли составом огненным, привязывали к саням и волокли на берег Волхова, где река не замерзала зимой, и бросали с моста в воду целыми семействами: жен с мужьями, матерей с грудными младенцами. Ратники ездили на лодках по реке с кольями, баграми и секирами: тех, кто всплывал, кололи, рассекали на части. Казни продолжались пять недель, а потом город подвергся общему грабежу. Со времен угрозы Батыева погрома горожане не знали такого страха.

12 февраля государь призвал к себе уцелевших именитых новгородцев, возрел на них оком милостивым и кротким (гнев и ярость внезапно угасли) и тихо сказал: «Суди Бог изменнику моему, вашему архиепископу Пимену и злым его советникам! На них, на них взыщется кровь, здесь излиянная. Да умолкнет плач и стенание; да утешится скорбь и горесть! Живите и благоденствуйте в сем граде! Идите в домы свои с миром!»

Архиепископа вместе с добычей увезли в столицу, а в опустевшем Новгороде (уверяют, что тогда погибло не менее 60 000 жителей) до осени не могли похоронить всех мертвых. Но вершина безумства тирана еще не была достигнута: все эти месяцы шло следствие, искавшее тайных единомышленников Пимена. Их обнаружили среди ближайших слуг царя, которые вместе с ним веселились на пирах и свирепствовали в убийствах. Казнь «изменникам» была устроена летом в Москве. После этого царь мог еще губить, но уже не мог изумлять россиян никакими новыми изобретениями лютости. Не правда ли, что нарисованная Николаем КАРАМЗИНЫМ картина напоминает наше совсем недавнее прошлое?

Тем самым Османская империя признавала свое поражение в споре за эти территории. Императрица ЕКАТЕРИНА II еще весной издала манифест о присоединении Крыма к России, сохранявшийся в тайне, так как тогда существовала опасность новой войны с Турцией, требовалось урегулировать многие вопросы международной политики. Умелой дипломатической игрой было обеспечено невмешательство Англии в русско–турецкие отношения. Даже с союзником, австрийским императором ИОСИФОМ II, постоянно приходилось быть начеку. Тот, кроме совместных дипломатических деклараций, ничего не обещал, на что Екатерина с насмешкой замечала: «Когда пирог испечен, у каждого явится аппетит». Когда австрийцы поняли, куда простираются интересы России, они потребовали за свое участие в войне дунайские княжества Молдавию и Валахию, которым покровительствовала Россия, но чужая помощь не потребовалась, да еще такой ценой. Беспокойство вызывало и поведение северной соседки — Швеции, подталкиваемой Францией и на ее деньги начавшей строительство лагерей в Финляндии. Но ни эти действия, ни переданная правительством Франции нота по поводу действий России в Крыму воздействия не возымели. Высказанное Францией желание стать посредником было расценено как наглость, стремление «все господствовать и вмешиваться в чужие дела, где их не просят, как будто мы от них зависим».

Тем временем в самом Крыму местная знать устала от постоянной и небезопасной для себя смены власти. Добровольно сложивший с себя ханское достоинство ШАГИН–ГИРЕЙ стал первым мусульманином, удостоенным высшей награды империи — ордена Андрея Первозванного. Для этого в знаки ордена были внесены изменения: христианскую символику заменили государственной. Крымская знать и духовенство принесли присягу императрице, так же поступили ногайские татары, а в августе был подписан Георгиевский трактат с грузинским царством. Григорий ПОТЕМКИН докладывал Екатерине: «Род татарский — тиран России некогда, а в недавних временах стократный разоритель, коего силу подсек царь Иван Василич, Вы же истребили корень. Границы теперешние обещают покой России, зависть Европе и страх Порте Оттоманской». Турцию продолжали подстрекать. Теперь за дело взялся прусский посланник в Стамбуле, но визирь на его интриги отозвался так: «Человек сей желает произвести пожар только для того, чтобы погреться». Присоединение Крыма прошло мирно. Императрица могла с удовлетворением сказать: «Много дел, совершенных в короткое время. На зависть Европы я весьма спокойно смотрю. Пусть балагурят, а мы дело делаем».