НЕОБХОДИМОЕ ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ

Настоящая публикация ни в коей мере не является апологией и (или) пропагандой справедливо осужденных всем прогрессивным человечеством национал-социалистических, фашистских или иных тоталитарных человеконенавистнических символов, движений, партий, взглядов и идей, антисемитизма или юдофобии, нося исключительно популярно-ознакомительный характер.

ТО, ЧТО ОСТАЛОСЬ В МОЕЙ ПАМЯТИ ОТ «ПАМЯТИ»

Человеческая память похожа на чувствительную фотопленку, и мы всю жизнь только и делаем, что стараемся стереть запечатлевшееся на ней.

(Рэй Брэдбери. 451° по Фаренгейту)

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь.

Когда-то «Память» была у всех на слуху. Теперь же память о «Памяти» почти угасла.

Попробуем, однако, освежить в нашей слабеющей памяти то, что в ней осталось о «Памяти» (или, если быть точнее, то о «Памятях»).

Итак, если автору этих строк не изменяет память, начало самой первой, сычевской, «Памяти» («первенство» которой, впрочем, многими впоследствии оспаривалось и оспаривается, насколько мне известно, до сих пор) и отпочковавшимся от нее впоследствии многочисленным «Памятям» разного толка положил кружок, собиравшийся в МАИ под патронажем руководителя общества книголюбов Министерства авиационной промышленности СССР инженера Геннадия (если не ошибаюсь, Ивановича) Фрыгина (создавшего, по-моему, также не слишком долговечное объединение «Витязи») и профессора Натальи Петровны Бехтеревой (доказывавшей в своих трудах 70-х гг. реальность существования колдуний дочки знаменитого психолога, поставившего Сталину диагноз «шизофрения» и вскоре обвиненного в сексуальных извращениях — он якобы укусил в грудь свою пациентку — и в прочих грехах профессора Бехтерева), которой неизвестные проломили голову, после чего она от дел «Памяти» плавно отошла. Само название «Память» общество получило от широко известного (в свое время) двухтомника «Память» Владимира Алексеевича Чивилихина, впервые в послевоенном СССР открыто написавшего об «арийском происхождении русских» и об аналогичных крайне подозрительных с точки зрения марксистско-ленинской идеологии пролетарского интернационализма и советского патриотизма вещах. С началом горбачевской перестройки, после назначения Бориса Николаевича Ельцина (будущего первого Президента России-Российской Федерации)

Первым секретарем Московского Городского Комитета Коммунистической Партии Советского Союза (КПСС), художник Игорь Сычев учредил движение «Память» (а если быть точнее — Русский Народно-Демократический Фронт-Движение «Память»), включавшее в свой состав некоторых «отцов-основателей» из числа собиравшихся в свое время в МАИ, и проведшее ряд публичных мероприятий, привлекших внимание прессы и общественности как в СССР, так и за рубежом. Так, в канун 7 ноября 1987 года члены сычевской «Памяти» провели вызвавший широкий резонанс (в первую очередь — благодаря публикациям в необычайно популярных в годы перестройки, или, по мнению оппонентов, «разгула демократии», журнале «Огонек» Виталия Алексеевича Коротича, газете «Московские Новости» Егора Владимировича Яковлева и др. средствах массовой информации) митинг-молебен под открытым небом возле памятника гражданину Козьме Минину и князю Дмитрию Пожарскому перед Покровским собором (известном в народе как храм Василия Блаженного) на Красной площади, впоследствии — митинг у мемориального Соловецкого камня на Лубянке перед зданием тогдашнего Комитета Государственной Безопасности (КГБ) СССР, прорыв через Спасские ворота в Кремль в 1989 г. и т.д. Из числа моих знакомых военно-исторических реконструкторов — соратников по Добровольческому Корпусу — особенно активное участие принимал во всем этом Янис Артурович Бремзис. Поначалу члены сычевского движения «Память» носили (поверх гражданской одежды) защитные солдатские шинели советского образца с советскими же «золотыми» металлическими пуговицами (украшенными пентаграммой с серпом и молотом) и кирзовые солдатские сапоги. На левом рукаве выше локтевого сгиба «памятники» Сычева носили бело-сине-красные нарукавные повязки (запрещенных в СССР официально цветов государственного флага «дооктябрьской» России) с красным щитком, украшенным золотым изображением святого Георгия Победоносца, поражающего копьем змея, на средней — синей — полосе повязки. Впоследствии у сычевских «памятников» появилась собственная форма.

Форма эта состояла из советского армейского «хэбэ» (списанных, как запрещенных официально приказом министра обороны СССР в 1972 году, хлопчатобумажных гимнастерок с круглым воротом, без погон, и брюк защитного цвета; у некоторых, впрочем, защитная форма была более позднего образца — эти носили советский полевой защитный китель с отложным воротником), с бело-сине-красным шевроном углом вниз — как в Вооруженных Силах Юга России генерала Антона Ивановича Деникина — на левом рукаве (выше локтевого сгиба), с поясным ремнем и портупеей армейского образца (коричневой кожи) и упомянутых выше черных солдатских сапог советского образца (не кожаных, как в Царской армии, а, разумеется, кирзовых).

Головным убором «памятникам» Игоря Сычева служила советская полевая защитная армейская фуражка с защитным козырьком, овальной кокардой, напоминавшей по форме русскую дооктябрьскую, обтянутой белой материей или просто покрытую белой краской, на околыше. На левой стороне груди (или на средней, синей, полосе своей трехцветной бело-сине-красной повязки на левом рукаве шинели) «сычевцы» носили выпущенный при Ельцине в 1987 году (к 840-летию основания Москвы) металлический значок в форме дореволюционного герба города Москвы (официально отмененного и запрещенного советской властью сразу же после большевицкого октябрьского переворота 1917 года).

Значок представлял собой серебристое выпуклое изображение московского «ездеца» — святого Георгия Победоносца на коне, поражающего копьем змея, по бокам головы всадника стояли даты «1147» (слева) и «1987» (справа), на ярко-красном поле (хотя были в ходу и упрощенные — серебристые, с гравировкой, значки). Сычевские «памятники» носили этот значок со святым Георгием как на защитных гимнастерках и шинелях (а кое-кто — к примеру, гвардии полковник Вооруженных Сил СССР в отставке Ерофей Левшов, участник штурма берлинского Рейхстага, убитый выстрелом в затылок неизвестным 7 января 1992 года, в день Рождества Христова/1/ — и на парадно-выходном кителе), советского образца), так и на гражданской одежде. Впоследствии в продажу поступили аналогичные значки, но без дат по бокам головы святого Георгия. Сам седокудрый и седобородый (таким я его, во всяком случае, запомнил) Игорь Сычев носил иногда (преимущественно — зимой) вместо защитной фуражки черную папаху или меховую шапку-ушанку.

В описанной выше «белогвардейской» защитного цвета форме лично я его не видел ни разу, обычно он носил штатский костюм под советской армейской шинелью или болотного цвета плащом с погончиками в стиле «милитари». Обычно Сычева и Левшова сопровождал иеромонах Гермоген (якобы бывший офицер сталинского Министерства Государственной Безопасности, присутствовавший при казни донского казачьего атамана Петра Николаевича Краснова и других белых генералов, и со временем обратившийся в Православие, а впоследствии убитый при невыясненных обстоятельствах). Гимном сычевских «памятников» была песня времен Первой мировой и Гражданской войн «Как ныне сбирается вещий Олег» (на слова Александра Сергеевича Пушкина). У сычевского фронта-движения «Память» имелось, помнится, четыре разных знамени. Одно из них представляло собой старый русский военно-морской Андреевский флаг с синим косым крестом на белом поле (используемый также в годы Гражданской войны дроздовцами, а в годы Второй Мировой — Русской Освободительной Армией генерала Андрея Андреевича Власова, уцелевшие ветераны которой создали в эмиграции антисоветский «Союз Андреевского Флага» — естественно, вся эта антикоммунистическая символика была до Михаила Сергеевича Горбачева в СССР под строжайшим запретом, и только после начала перестройки, наряду с сычевским движением «Память», появилась общественная организация «Российский Народный Фронт» с Андреевским флагом в качестве официального знамени).

Второе, красное, знамя сычевских «памятников» очень напоминало государственный флаг СССР, но с золотым изображением Георгия Победоносца, поражающего копьем змея на фоне восходящего солнца, вместо советских серпа, молота и звезды. Третье знамя было бело-сине-красным, со вписанным в красный щиток (формы, именуемой в русской геральдике «французской») цветным изображением святого Георгия Победоносца в серебряном вооружении и лазоревом плаще, на белом коне, копьем поражающего змея (это знамя было идентично флагу антисоветского Русского Государственного Образования «Локотьское Окружное Самоуправление» Константина Павловича Воскобойника и Бронислава Владиславовича Каминского 1941-1943 гг.). Все перечисленные выше знамена (а также появившееся впоследствии упрощенное красное знамя с золотым Георгием Победоносцем и змеем, но без восходящего солнца) Движения «Память» (используемые в начальный период сычевского движения наряду с советским красным знаменем, привезенным, согласно утверждениям упомянутого выше активиста «Памяти» гвардии полковника Ерофея Левшова, в 1945 году из Берлина) сопровождали сычевских «памятников» на всех демонстрациях, пикетах, шествиях, митингах и молебнах, когда в 1987-1991 гг., «на гребне перестройки», сычевское движение достигло апогея своего развития.

Вообще-то у «сычевцев» имелось еще и пятое знамя — красное, с белым кругом в центре, с черной надписью в круге «Мужество Каждый День» (в три строки). Таков был официальный лозунг сычевского движения «Память», сформулированный его идеологом Кимом (впоследствии — Иоакимом) Андреевым.

Это пятое знамя, однако, на марши не выносилось. Оно висело на стене в квартире Сычева, а другим таким же красным знаменем с черной надписью в три строки «Мужество Каждый День» в центральном белом круге была задрапирована трибуна, с которой выступали иногда перед народом ораторы сычевской «Памяти». Как-то автору настоящих строк довелось побывать «по военно-реконструкторским делам» на вечере в память чинов белого добровольческого корпуса светлейшего князя Анатолия Павловича Ливена (Либавских стрелков), организованным моими соратниками по военно-историческому объединению «Ливенский добровольческий корпус» братьями Лилленурмами, в одной из московских средних школ, где работал сын уже покойного к тому времени Игоря Сычева — Олег, бывший нашим радушным хозяином и показавший мне в одном из памятных альбомов любопытную фотографию начального периода движения. На этом фото на трибуне, задрапированной флагом сычевской «Памяти» с черной надписью «Мужество Каждый День» в центральном белом круге, были запечатлены, плечом к плечу, Игорь Сычев, Янис Бремзис и молодой Владимир Жириновский. Больше я нигде ни у кого подобной фотографии не видел. Впоследствии встречался мне и иной вариант: надпись синими буквами на белом поле в красном обрамлении (в сочетании дававшие цвета бело-сине-красного российского триколора).

Поскольку Игорь Сычев руководил не только движением «Память», но и рядом других патриотических организаций — в частности, «Русским Народным Ополчением», сокращенно: РНО (одноименным с добровольческим отрядом, сформированным в 1944 году русским белоэмигрантом Николаем Николаевичем Сахновским, соратником старейшей из сохранившихся на сегодняшний день монархической организации — Российского Имперского Союза, переименованного впоследствии в Российский Имперский Союз-Орден, РИС-О — при Валлонском Легионе германского вермахта), его всегда сопровождала хоругвь этого ополчения — белая, расшитая золотом, с ликом Cпаса Нерукотворного и тремя золотыми литерами «РНО» под ликом Спасителя.

В августовские дни 1991 г., последовавшие за удалением с пьедестала памятника Дзержинскому перед зданием КГБ на Лубянке (именовавшейся тогда еще площадью Дзержинского), фигуры «Железного Феликса», Бремзис сидел на опустевшем пьедестале с бомбой и большим православным деревянным крестом, в донской казачьей форме — защитной гимнастерке с соответствующими погонами, фуражке с синей тульей и красным околышем и синих шароварах с красными лампасами, требуя от властей признания казачества репрессированным советской властью народом (это признание осуществилось уже после распада СССР, при  Ельцине как Президенте России-Российской Федерации). Впоследствии Янис Бремзис носил на различных шествиях, митингах, крестных ходах и прочих массовых мероприятиях форму Дроздовского стрелкового полка с малиновыми фуражкой и погонами (правда, недолго), а затем — защитную форму Северо-Западной Армии генерала Николая Николаевича Юденича с нарукавным знаком «северо-западников» (бело-сине-красным, углом вверх, и с белым равносторонним крестом, а потом — без креста), с голубыми, с малиновым просветом и металлической славянской литеров «Л», погонами либавских стрелков Светлейшего князя Анатолия Павловича Ливена, и защитной, с голубым околышем (а порой — просто защитной) фуражкой с царской кокардой, бросавшейся в глаза своим небольшим размером. А одно время, уже Янис, помнится, носил парадно-выходную форму Вооруженных Сил Российской Федерации с единственным отличием от уставной — на нарукавном щитке с бело-сине-красным триколором вместо надписи желтыми буквами на черном поле «ВООРУЖЕННЫЕ СИЛЫ» у него была аббревиатура «РОВС».

После странной во многих отношениях смерти Игоря Сычева (который успел выступить в нескольких передачах по российскому телевидению, в частности, в передаче Беллы Курковой — кажется, «До и после полуночи», или у Анэли Меркуловой в «Пятом колесе», сейчас уже точно не помню) его движение «Память» раскололось на несколько враждующих между собою группировок. Та же судьба постигла и «Русское Народное Ополчение», но Янис Бремзис по сей день выносит хоругвь РНО с ликом Спаса Нерукотворного на все народно-патриотические и военно-исторические мероприятия (включая мероприятия Московского им. генерал-майора Петра Космолинского Корпуса Военно-Исторической Комиссии Центрального Совета Всероссийского Общества Охраны Памятников Истории и культуры, а также Добровольческого Корпуса), в которых принимает участие.

Как уже говорилось выше, сычевский фронт-движение «Память» раскололся на несколько группировок. Одной из них стал так называемый Международный (или Всемирный — по-моему, он назывался то так, то этак) Антисионистский и антимасонский Фронт (или Комитет) «Память» Валерия Николаевича Емельянова, одного из первых на моей памяти «православных сталинистов» (но отнюдь не монархистом) и автора нашумевшей в своей время книги «Десионизация», переведенной арабами-антисионистами (в первую очередь — антиизраильски настроенными  палестинцами)  на арабский, французский и несколько европейских языков, впервые — в Сирийской Арабской Республике, дружественной тогдашнему СССР не меньше, чем Объединенная Арабская Республика, как в ту пору официально именовалась Арабская Республика Египет (особенно скандальным стало парижское издание книги, содержавшее, в частности, «Протоколы Сионских мудрецов»). Сам Валерий Емельянов в то время был то ли военным советником, то ли переводчиком при военной миссии СССР в Египте. Публикация, естественно, вызвала нежелательный эффект. Емельянова выслали в СССР. Он продолжал свою публикационную и пропагандистскую деятельность уже по линии набиравшего в ту пору силу самиздата и в то же время преподавал арабский язык в тогдашнем Московском Государственном Педагогическим Институте иностранных языков имени Мориса Тореза (в просторечии — «Инъязе»), пока на переводческом факультете еще существовало арабское отделение. Автор этих строк поступил на переводческий факультет Инъяза в 1972 году, за год до ликвидации там арабского отделения (и, соответственно, увольнения оттуда Емельянова). В октябре первого же курса нас послали на картошку в Истринский район, совхоз Ваулино, куда присматривать за нами, первокурсниками, был, вместе с парочкой других преподавателей, направлен и Емельянов. Так что я его запомнил хорошо. Он любил выпивать с нами, студентами, и развивать перед молодым поколением свою теорию. Например, усматривал сионистское влияние (воздействие на умы через «эффект присутствия» сионистской символики), скажем, в наличии на новогодних витринах магазинов шестиконечных снежинок, а на на маленьких белых репродукторах, установленных под потолком во всех тогдашних станциях московского метро — узоров, образующих шестиконечную звезду — «магендавид»: кстати говоря, со временем этот «могендовид», именуемый им «сионистской свастикой», убрали с репродукторов, после чего исчезли и сами репродукторы. Конечно, post hoc non est propter hoc, но…шут его знает? Как-то десионизатор, в перерыве между двумя длинными тирадами, попросил меня сходить с ведром принести воды на случай утреннего сушняка. А я, заслушавшись и опьянев (не от его речей, а от некачественной водки, действие которой на мой еще не достаточно окрепший организм было усугублено портвейном — совсем, как в романе Михаила Булгакова, сокращенный вариант которого, опубликованный в двух номерах журнала «Москва», имевшихся в родительской библиотеке, Ваш покорный слуга тогда знал наизусть, ибо выучил его, наговаривая текст «Мастера и Маргариты» на магнитофонную пленку, распространяя потом бобины с записями среди однокурсников, знакомых и друзей), отнесся к этому ответственному поручению старшего товарища непростительно халатно. Наутро Емельянов весьма сурово отчитал меня за непростительное манкирование своими обязанностями, прибавив характерную, достаточно крамольную для преподавателя «вуза, готовящего будущих работников идеологического фронта» (каковым Инъяз считался наряду с МГИМО), по тем временам, фразу: «Я же Вас русским языком просил принести воды! У народа сушняк, что теперь прикажете делать!? Ведь это не политинформация, которая никому не нужна!». Любимым коньком Емельянова были рассуждения о том, что исконная прародина славян — Палестина — Палый Стан, сиречь Опаленная (солнцем) земля, что палостанские славяне поклонялись триединому богу, ипостаси которого именовались, якобы: Явь, бог явного, посюстороннего мира; Навь (бог иного, потустороннего мира, откуда приходят наваждения) и Правь (нечто вроде Мирового Разума). Злокозненные же иудеи, по учению Емельянова, украли у славян, чей Палый Стан они коварно захватили, их правую веру, но, по своей приверженности к низменным материальным благам, стали поклоняться лишь той ипостаси триединого бога, которая управляла явным, посюсторонним, материальным миром — Яви (назвав его по-своему — Яхве). И далее в том же духе…Человек он был довольно странный (если не сказать «зомбированный») и, мягко говоря, своеобразно относился к собственной жене. Представьте себе комнату, в которой сидят человек двадцать мужчин разного возраста, от юных студентов до вполне зрелых мужей, и беспробудно глушат (жбанят, квасят — как угодно) алкогольные напитки разной степени крепости. Из соседней комнаты доносятся истошные крики лежащей на сносях супруги хозяина, которой пришла пора рожать, отчаянно умоляющей пирующего в кругу соратником супруга вызвать скорую, и супруга, зычно советующего ей не орать, а вспомнить, как в благословенные времена Руси Великой крестьянки, породив очередное чадо прямо в чистом поле, преспокойно продолжали жать, вязать снопы и прочее. Наконец один из присутствующих не выдерживает, идет звонить в скорую (мобильных телефонов тогда еще не было), скорая приезжает, забирает болезную рожать, а пьянка продолжается. Я акцентирую внимание на данном эпизоде только потому, что тот же самый человек впоследствии стал лютым ненавистником всякого алкоголя, «ввезенного на Русь иудеями-шинкарями с целью споить русский народ» (в чем арендаторам-шинкарям якобы усердно помогали христианские попы и вообще ненавистные пламенному десионизатору христиане, в особенности же — русские цари, происшедшие, по утверждению Валерия Емельянова, от князя Владимира, внука иудея Малха, сына иудейской царевны Малуши-Малки, навязавший, дескать, великому славянскому народу не только алкогольные напитки, но и тайный вид иудаизма для «гоев» — под названием «христианства»; отзвуки емельяновских идей то и дело звучат в проповедях и писаниях нынешних язычников-«родноверов»). После увольнения Виктора Емельянова в связи с закрытием на нашем факультете отделения арабского языка (а заодно — и отделения математической лингвистики), я утратил с ним непосредственный живой контакт. Впоследствии стало известно, что десионизатор якобы убил и расчленил свою жену (хотя сам на следствии и после освобождения утверждал, что это сделали «подставившие» его сионисты). Емельянова посадили не в тюрьму, а в психушку.

Выйдя оттуда он, кажется, действительно тронулся умом и стал проповедовать трезвость (хотя раньше любил выпить, как и все мы, грешные, бе бо «Руси есть веселие пити, не можем без того быти»). Именно он бросил в народ расхожий лозунг: «Если пьёшь вино и пиво, / Ты — сторонник Тель-Авива!». Вылетев из сычевского движения «Память» в связи со всеми этими (а может быть, еще и другими, оставшимися мне неизвестными) обстоятельствами, Емельянов учредил свой собственный Международный (Всемирный) Антисионистский и Антимасонский Комитет (Фронт) «Память». Члены емельяновской «Памяти» (вероятно, все они были, как и он сам, выражаясь современным языком, «родноверами») носили белые фуфайки с цветным изображением святого Георгия Победоносца (отличавшегося от сычевского: емельяновский Георгий был не «геральдическим», а скорее «иконописным», в виде древнерусского воина, с красным остроконечным флажком на тупом конце древка копья), обрамленным названием организации прописным шрифтом. Последний раз я видел Емельянова в этой фуфайке (с лозунгом о вине, пиве и, конечно, Тель-Авиве на спине) на скандальном процессе Константина Владимировича Смирнова-Осташвили (тоже отколовшегося со своими сторонниками от сычевской «Памяти», учредившего собственную организацию, под названием Союз за национально-пропорциональное представительство «Память», учинившего в московском Центральном Доме Литераторов шумную или, как сказали бы сейчас, «резонансную» потасовку с членами перестроечной писательской организации «Апрель», обвиненной им в сионизме, разбившего очки писателю Анатолию Николаевичу Курчаткину, приговоренного к тюремному заключению и убитого — повешенного, хотя, по другой версии — повесившегося, несмотря на раздробленные пальцы рук! — при невыясненных обстоятельствах в тюрьме, вскоре после интервью, данного им в месте заключения модной перестроечной газете «Московские Новости» (в котором Осташвили заявил о «пересмотре своих взглядов на еврейство»); эмблемой некоторым смирновско-оставшиливским «памятникам» служил сине-серебряный значок со святым Георгием и змеем и надписью «Мужество каждый день», а иногда — серебристый значок с изображением памятника Минину и Пожарскому). Какой-то особой военной или полувоенной формы члены «Памяти» Смирнова-Осташвили, стоявшие на позициях особенно причудливого «православного сталинизма», насколько я помню, не носили. Какого-то гимна ни у «емельяновских», ни у «смирновско-осташвиливских» «памятников», насколько мне известно, не имелось.

Про другие «Памяти» — к примеру, НПФ «Память» Филимонова и Кварталова, Православный НПФ «Память» Кулакова и Воротынцева, Координационный Совет патриотического движения «Память» братьев Поповых, русское собрание «Память» Щеглова и существовавшую, кроме них «Память» во главе с Волобуевым (если не ошибаюсь) — я мало что могу вспомнить, поскольку личного контакта с ними практически не имел, а с чужих слов писать сегодня мне особенно не хочется. Тем более, что наибольшую известность из всех «Памятей» снискала себе (прежде всего — нашумевшим налетом на редакцию газеты «Московский Комсомолец», именуемую тогдашними «национал-патриотами» не иначе как «Масонский Комжидовец» — извините, ради Бога, за такую «неполиткорректность», но они именовали популярную тогда газету так, а не иначе!; в связи с этим широко освещенным всеми тогдашними средствами массовой информации налетом выяснилось, что главный редактор «МК» Павел Николаевич Гусев, оказывается, сам монархист и держит в своем рабочем кабинете портрет Царя-Мученика Николая II), выросшая на «дрожжах» (или, верней, обломках) сычевского движения «Память» организация «Димдимыча» (Дмитрия) Васильева под названием Национально-Патриотический Фронт «Память», из которой впоследствии вышли «Русский Национальный Союз» (РНС) Константина Родионовича (Радиевича) Касимовского (из которого впоследствии выделилась «Черная Сотня» Александра Робертовича Штильмарка), Республиканская Народная партия (РНП) Николая Николаевича Лысенко, Национал-Социальный Союз (НСС) Виктора Михайловича Якушева и «Русское Национальное Единство» (РНЕ) Александра Петровича Баркашова. Дмитрий Дмитриевич Васильев (Бурцев), фотограф, появился на заседаниях сычевской «Памяти» поначалу в качестве гостя, и первым предложил записывать «для истории» на магнитофон (или диктофон) все, о чем говорилось на ее заседаниях. Когда дело дошло до раскола, и «Димдимыч» учредил свой НПФ, он, в отличие от русского националиста-«непредрешенца», с явным сталинистским «трендом», Сычева, открыто позиционировал себя православным монархистом (дело-то происходило уже после провала путча ГКЧП, ухода Михаила Сергеевича Горбачева с поста первого — и последнего! — Президента СССР, отпадения Прибалтики, Грузии, Армении, Молдавии и Средней Азии, Беловежских соглашений и прочих крайне турбулентных событий). И даже переиздал вышедшую за рубежом монографию русского эмигранта профессора Пагануцци об убийстве Царской Семьи большевиками на Урале. Официальным знаменем «васильевского» НПФ «Память» стало черно-желто-белое полотнище «флага династии Романовых», а наряду с ним — императорский штандарт (черный коронованный двуглавый орел со всеми регалиями на желтом поле) или бело-сине-красный, с Императорским штандартом в крыже, российский государственный флаг образца 1914 года.

Вообще в символике васильевских «памятников» постоянно присутствовали в разных сочетаниях «романовские династические» цвета — черный, желтый (оранжевый) и белый. Кроме того, у васильевских «памятников» имелся черный флаг с красной надписью славянской вязью «ПАМЯТЬ» на фоне белого контурного изображения колокола, обрамленного по кругу названием организации простой кириллицей. Члены (и сторонники) «васильевского» фронта «Память» носили также черные майки с рукавами чуть выше локтей (и черные фуфайки с длинными рукавами — «свэтшёрты») с белым контурным изображением колокола и красной надписью славянским шрифтом «Память». Со временем у членов «Памяти» Васильева появилась собственная форма военного образца. В нее входили черные гимнастерки с погонами (или черные рубашки с длинными или короткими, смотря по погоде, рукавами, с отложным воротником, погонами и черным же галстуком), черные брюки, обычно заправленные в черные сапоги (но не кирзовые солдатские, как у сычевских «памятников», а яловые или хромовые офицерские) с черным поясным ремнем и черной портупеей, черные кителя со стоячим воротником и погонами (типа кителей офицеров советского Военно-Морского Флота добрежневского образца), такие же черные, морского образца, шинели, пилотки и фуражки с овальными кокардами «царского» образца. На пуговицах были не советские звезды с серпом и молотом, как у «сычевцев», а царские двуглавые орлы. Такой же орел украшал и латунную поясную четырехугольную, с закругленными краями, бляху (хотя автору этих строк приходилось видеть и поясные бляхи с надписью «ПАМЯТЬ» на фоне колокола, если мне не изменяет память). Аналогичная эмблема украшала нашивку чинов НПФ «Память» в форме геральдического щитка на левом рукаве выше локтевого сгиба. Пятиконечных звездочек на погонах «памятники» Дмитрия Васильева, в отличие от чинов Царской армии, белых армий, советской и российской армии не носили, считая их «сионистски-сатанинскими пентаграммами Соломона». Звездочки им заменяли маленькие двуглавые коронованные орлы серебристого металла.

Члены НПФ «Память» Дмитрия Васильева приветствовали друг-друга, начальство и знамя, как члены русских эмигрантских фашистских организаций (под руководством Родзаевского, Вонсяцкого, Светозарова, Авалова и других) — выбросом правой руки вперед в вверх (от сердца — к солнцу) и возгласом «Слава России!» (перенятого от них отколовшимся от НПФ Васильева и учредившим свое собственное «Русское Национальное Единство» Александром Баркашовым, а также Александром Штильмарком и его «Черной Сотней»). НПФ «Память», объявивший своей идеологией, судя по ряду печатных изданий (в первую очередь — имевшихся в свободной продаже, в т.ч. в редакциях газеты «Русский Вестник», журналов «Москва» и «Русский Дом», а также в помещении Союза Писателей России и Международного Фонда славянской письменности и культуры многотиражных газет «Память» и «Русские идут!») «монархо-фашизм», использовал в основном два лозунга; «За Русь Святую!» и «Бог! Царь! Нация!». Наряду с Васильевым, от сычевского движения «Память», между прочим, отделились и «ушли в раскол» не только Баркашов, Касимовский (ставший впоследствии монархичтом-легитимистом и вступившим в РИС-О), Штильмарк и Гладков («Кальтенбруннер»), но и бывший «адъютант» Сычева — Александр Анатольевич Поткин (он же — Белов, будущий учредитель запрещенного ныне Движения Против Нелегальной Эмиграции — ДПНИ -, о котором даже вышла в «Литературной Газете» большая статья, так и озаглавленная «Адъютант Его Превосходительства»). В качестве одного из источников финансирования организации «Димдимыч» Васильев учредил свой собственный сельскохозяйственный кооператив «Теремок».

Он издавал довольно толстую газету-бюллетень под названием «Память» с логотипом в форме описанного выше колокола. Васильевские «памятники» выпускали многочисленные видеокассеты о своей организации, взяли под свое покровительство московскую Марфо-Мариинскую обитель (пребывавшую в то время под омофором Русской Православной Церкви За Рубежом, существовавшей тогда отдельно от Русской Православной Церкви Московской Патриархии). Васильев дружил с приславнным в 1992 г. в РФ «из-за бугра» архиепископом РПЗЦ Варнавой Каннским и вывешивал на своих собраниях, вместе с православными иконами, черно-желто-белыми знаменами и штандартами с Императорским орлом, портрет Царя Мученика Николая Александровича и Святых Царственных Мучеников (еще не прославленных РПЦ МП в лике Страстотерпцев, но прославленных РПЦЗ в лике Мучеников еще в 1981 году). Иногда (например, во время большого телевизионного интервью, данного «Пятому колесу» Анэли Меркуловой, или Белле Курковой, обе тележурналистки были довольно-таки похожи друг на дружку, только одна жила в Питере, а другая — в Москве) «Димдимыч» (у него было еще одно, связанное с его достаточно объемистыми телесами, прозвище — «Булочка» /2/) сменял свою черную полувоенную форму на белую, с красной вышивкой, русскую народную рубашку, а также часто носил длинное черное кожаное пальто. У васильевского НПФ «Память» имелся собственный герб. Этот герб представлял собой изображение черного, на желтом поле, двуглавого орла без корон, под шапкой Мономаха, с обнаженным мечом в правой и увенчанной крестом державой — левой лапе. На груди орла был лик Спаса Нерукотворного, наложенный на окруженную сиянием, вписанную в черный круг прямостоящую золотую свастику-гаммадион. Членские значки НПФ «Память» были, насколько мне помнится, двух видов.

Значок первого вида имел круглую форму. В центральном черном круге располагалась надпись красными славянскими литерами «ПАМЯТЬ» поверх золотого колокола, увенчанного крестом. По краю значка шел красный ободок с белой надписью кириллицей «НАЦIОНАЛЬНО» (сверху) «ПАТРIОТИЧЕСКИЙ ФРОНТЪ» (снизу в две строчки). В верхней части ободка располагался черный двуглавый орел под шапкой Мономаха с мечом и державой в лапах, по бокам колокола — вписанные в золотую восьмилучевую звезду золотые стилизованные прямостоящие свастики-гаммадионы.

Второй (если мне не изменяет память, более поздний) вариант членского значка НПФ «Память» представлял собой многолучевую (с чередующимися желтыми, красными и белыми лучами) звезду, в центральном черном круге которой располагался золотой, увенчанный крестом, колокол, с наложенной поверх него красной надписью славянскими литерами «ПАМЯТЬ». По белому ободку центрального черного круга шла черная надпись кириллицей «НАЦIОНАЛЬНО» (сверху) «ПАТРIОТИЧЕСКИЙ ФРОНТЪ» (снизу в две строчки).

Что-то я сегодня утомился вспоминать то, что когда-то было. Может быть, как-нибудь вспомню и напишу еще о чем-нибудь. Пока же

Здесь конец и Господу нашему слава!

ПРИМЕЧАНИЕ

/1/ По другим данным гвардии полковник Ерофей Левшов был застрелен раньше, накануне начавшегося 19 августа 1991 года «путча ГКЧП», направленного, согласно официальной версии, на отстранение от власти М.С. Горбачева и восстановления «доперестроечного» статус-кво.

/2/ В связи с этим прозвищем недруги «Димдимыча» (главным образом, из рядов соперничающих с его «Памятью» альтернативных «Памятей», но также из рядов других тогдашних националистических организаций, скопом зачисляемых левыми и либералами в «черносотенцы») даже сочинили о нем издевательскую песенку, исполнявшуюся на мотив еврейской народной песенки «Бублички» («Бэйгелэх»):

Купите Булочку, купите Булочку,
Купите Булочку, да поскорей!
Был патриотом я, стал обормотом я!
Купите Булочку,
Жиды (извините за такую «неполиткорректность», но как говорит русская народная пословица, «из песни слова не выкинешь — В.А.) скорей!