ЗАПОРОЖСКОЕ КОЗАЧЕСТВО[1] КАК ПРАВОСЛАВНЫЙ ДУХОВНО-РЫЦАРСКИЙ ОРДЕН.

Ой, на гори та жныци жнуть,
Ой, на гори та жныци жнуть.
А по-пид горою,
Яром-долыною
Козакы йдуть.
Гей, долыною, гей,
Шырокою
Козакы йдуть.

(Из старинной козачьей песни, которую моя бабушка Лиза часто пела мне в раннем детстве вместо колыбельной).

Обычно в сознании православного (да и не только православного) человека феномен военно-монашеских или, как их еще называют, духовно-рыцарских Орденов[2] связывается с римско-католической верой или, во всяком случае, с западноевропейской культурно-исторической традицией. У всех обычно «на слуху» возникшие в эпоху Крестовых походов Ордены странноприимцев-иоаннитов, храмовников-тамплиеров, кавалеров Святого Лазаря, Святого Фомы из Акры, немецких (или тевтонских) рыцарей. Несколько меньшей известностью пользуются аналогичные духовно-рыцарские братства Иберийского полуострова – Ордены Святого Иакова и Меча (Сантьяго), Сальватьерры (Калатравы), Алькантары, Пресвятой Девы Монтезской, португальские Ордены Эворы (Святого Бенедикта Авишского), рыцарей Христа и т.п.

Совсем мало, но все же известны созданные после 1-го Крестового похода в Палестине и прекратившие свое существование после утраты крестоносцами Святой земли военно-монашеские Ордены рыцарей Благой Смерти, Крыла Святого Архангела Михаила или Богородицы Монжуа. Между тем, остается как будто совершенно не замеченным тот несомненный факт, что столь широко известный феномен православного мира (хотя, как следует указать справедливости ради, и возникший на его периферии — на территории средневековой Речи Посполитой — т.е. как бы на стыке западного христианского мира с восточным), как запорожское козачество[3], как это ни может показаться парадоксальным на первый взгляд, совершенно однозначно подходит под определение духовно-рыцарского братства, или Ордена (кстати, в эпоху Средневековья граница между этими двумя понятиями была весьма зыбкой, и оба термина употреблялись зачастую как синонимы)[4].

В самом деле – Запорожская Сечь[5] (или, как говорили сами козаки – Сичь), расположенная в классический период ее существования на днепровском острове Хортица, и, тем более, Запорожский Кош[6], были ни чем иным, как огромным мужским монастырем, куда вход женщинам любого возраста был категорически запрещен[7] – точно так же, как мужскими монастырями, запретными для любых особ женского пола, являлись крепости военно-монашеских Орденов римско-католического мира – прецептории-«храмы» тамплиеров, странноприимницы-«госпитали» иоаннитов, комтурии (командории) Тевтонского (Немецкого) Ордена. Для сечевых козаков степь заменяла командорию, «радуты»[8] и «могилы»[9] – сторожевые замки, острова и днепровские лиманы – скиты и монастыри.

Француз Пьер Шевалье сообщал в 1663 году: «Чтобы кандидату быть признану за истинного козака, должно было переплыть Днепровские пороги и следственно побывать на Черном море, подобно тому, как Мальтийские кавалеры для достижения высшего звания в своем Ордене обязаны участвовать в их «караванах», т.е. сражаться на их галерах против неверных».[10] Западноевропейские рыцари, вступая в военно-монашеский Орден, принимали постриг, приносили обеты целомудрия, послушания и нестяжания, отказывались от своего имущества и родового герба и принимали монашеское имя, иными словами, «умирали для мира».

Запорожские козаки, при вступлении в сечевое «товариство», точно так же «умирали для мира»[11], приобщались к рыцарскому братству, отказываясь от своего прежнего имени (принимая вместо него нарочито уничижительное прозвище – Бородавка, Вовк, Ворона, Гнида, Голота, Держихвист-Пистолем, Задерихвист, Кирдяга, Корж, Кривонос, Лысыця, Лупынос, Малюта, Махина, Не-Рыдай-Мене-Маты, Непийпиво, Неижмак, Пивторакожуха, Пидкова, Рогозяный-Дид, Свербыгуз, Святоша, Семи-Палка, Сиромаха, Шкода, Шмат, Часнык и проч[12].), обязывались, как и подобает монахам, не иметь никакого имущества (все добытое в походах незамедлительно пропивалось), беспрекословно слушались своих «отаманов[13]», которые избирались из членов братства, подобно тому, как избирались «магистры» – главы духовно-монашеских Орденов католического Запада. В обоих случаях (в отличие о современных европейских монархий с передачей власти по наследству или, во всяком случае, по ближайшей родственной линии), передача власти как в военно-духовных Орденах Запада, так и в Запорожском Коше, зависела от авторитета кандидата на должность главы Братства, а подчинение ему – от признания.

Выбор кошевого отамана определялся преимущественно его превосходством в воинских науках и авторитетом, но не давал ему, как и Магистру военно-монашеского Ордена, права распоряжаться судьбой братства-войска единолично. Во всех важнейших вопросах отаман и подчиненные непосредственно ему высшие должностные лица (старшина) обязаны были советоваться с «товариством[14]» (Войском). Решение принимало прежде всего Войско, и лишь затем – отаман и старшина, что явствует и из запорожских грамот. Таким образом, если для войска средневековой монархии авторитет венценосца – как помазанника Божия! — являлся объектом веры, то для запорожского войска, как и для всякого духовно-рыцарского Ордена, могущество выборного (а не помазанного Церковью на Царство!) отамана (магистра) — очевидной реальностью, не требовавшей религиозного поклонения, но от этого отнюдь не утрачивавшей своего сакрального характера.

Подобно тому, как Святой Архистратиг Божий Архангел Михаил[15] и возглавляемое им Воинство Небесное в строгом соответствии с иерархией ангельских чинов, окружали Престол Господень, так и запорожцы при избрании кошевого отамана охватывали выстроенным по «военным степеням» (ср. псаломские степени Царя и Пророка Божия Давида) кругом главный сечевой Храм – Покрова Пресвятой Богородицы[16] – превращая тем самым церковный алтарь в духовное средоточие своего упования.

Так православное «степное лыцарство (рыцарство)» зримо воспроизводило предвечное (и в то же время всякий раз новое) рождение Христа-Еммануила, окруженного воинством Архистратига и как бы благодатно воплощавшегося в кошевом отамане. Дистанция, разделявшая Войско и кандидата в «кошевые отаманы», набравшего наибольшее число голосов (в буквальном смысле слова, ибо собравшиеся голосовали криком), подчеркивалась не возвышением его, а, напротив, ритуальным унижением (Лк 14,11). Упиравшегося (по обычаю, с целью подчеркнуть свою скромность) избранника «товариства» выталкивали на площадь со словами: «Иди, скурвий сину, бо тебе нам треба, ти тепер наш батько, ти будешь у нас паном».[17] Ритуал поставления кошевого отамана напоминал ритуал помазания на Царство, однако, вместо святого мира, выбритую (как тонзура рыцарей-монахов!) макушку новоизбранного батька седоусые «диды»[18] мазали площадной грязью. Причем речь шла явно не о наглядной иллюстрации к пословице «из грязи в князи», а скорее о реминисценции последования панихиды: «…земнии убо от земли создахомся, и в землю туюжде пойдем».[19]

Чин кошевого «пана-отца» соответствовал чину Великого, или Верховного, Магистра (Гран-Мэтра или Гроссмейстера)западных военно-монашеских Орденов, совмещавшего в одном лице высшую гражданскую, военную и духовную судебную инстанции. Во время богослужений кошевой отаман пользовался в храме особым местом, наподобие Царского («бокуном» или «стасидией»). На имя «Его Вельможности Кошевого Отамана» адресовались не только монаршии, но и церковные грамоты». Ему присягало не только козачье «арматное стадо», но и духовные пастыри этого «стада» – служившее на Сечи священство. Будучи выборным главой монашеско-рыцарского братства, кошевой обладал верховной духовной властью. Любой священнослужитель, начиная с настоятеля сечевого Храма, мог быть по требованию кошевого немедленно удален из Коша и заменен иереем, более подходящим, с точки зрения Магистра «степного рыцарства».

Тростниковая булава-насека кошевого служила явным указанием на «трость», которую «не преломит» Возлюбленный Отрок (Ис. 42б3; Мф 12,20) и которая затем, во время Страстей Господних, появляется в деснице Хрис

та (Мф. 27,29), дабы стать золотым модулем Небесного Града (Откр. 21, 15)[20]. В период пребывания кошевого отамана в Сечи над его ставкой поднимался белый прапор (стяг). В период отсутствия кошевого этот прапор опускался. Над свежей могилой усопшего «сечевика» также устанавливался стяг белого цвета – между прочим, имевшего первостепенное значение и для всех военно-монашеских Орденов Запада – кроме, разве что, рыцарей Благой Смерти, кавалеров Святого Лазаря и госпитальеров[21]. Такой же прочный симбиоз, как существовавший на Западе между монашескими и рыцарскими Орденами (бенедиктинцы-госпитальеры, цистерцианцы-тамплиеры и т.д.), существовал между запорожцами и старцами Святой горы Афон. Многие козаки заканчивали дни своей земной жизни подвижничеством на этом «православном Олимпе».

Что касается общего для всех духовно-рыцарских Орденов обета нестяжания, то общепринятым самоназванием запорожских козаков было «сиромахи», «сирома», «сиромашня», т.е. «сироты», «бобыли», «бесприютные», одним словом – сирые (убогие, нищие, бедняки), а в более широком контексте – бедное рыцарство, сознательно расточающее отнятое у врагов Христианства богатство во исполнение обета нестяжания. Подобная, непосредственно связанная с обетом нестяжания, установка и самооценка имела место и в военно-монашеских Орденах Западной Европы. Не случайно, например, Гроссмейстер (Великий Магистр) Ордена госпитальеров-иоаннитов именовался «попечителем нищенствующей братии Христовой»[22], а убогих и больных иоанниты именовали «своими господами».

О фактическом принятии козаками на себя обета целомудрия говорилось выше[23]. Следует лишь добавить, что запорожцы, уклоняясь от связей с женщинами, в то же время, подобно рыцарям-монахам Запада, горячо почитали Пресвятую Богородицу. Главным храмом Сечи был собор Покрова Пресвятой Богородицы, чей праздник имел для «степных рыцарей» двойное значение. Под омофором Богоматери они не боялись ни вражеского оружия, ни грозной морской стихии; под покровительством Приснодевы они сохраняли девственность и исполняли принесенные обеты.[24]

Но самое главное, что роднило православных «степных рыцарей» с их западноевропейскими собратьями по духу, заключалось в их основном жизненном предназначении – защите Христианства от натиска исламских орд[25]. Связанные, подобно членам католических духовно-рыцарских Орденов, тройными узами общины (societas), веры (religio) и призвания (vocatio), заключавшегося в вечной, духовной и телесной «брани против мира сего[26]», они являлись рыцарями-крестоносцами в полном смысле этого слова – «по гроб жизни».

Характерным представляется в данной связи обычное воззвание, с которым запорожцы обращались перед походом на татар или турок к рассеянным по расположенным вокруг Сечи селам женатым козакам-«гнездюкам» («вассалам» Запорожского Ордена[27]): «Кто хочет за Христианскую веру быть посаженным на кол, кто хочет быть четвертован, колесован, кто готов принять всякие муки за Святой Крест, кто не боится смерти, приставай к нам!». Как видим, это не сборы корсаров, а прежде всего поход в защиту Веры.[28] Те немногие, кому выпадало редкое счастье не «сложить буйную голову на копье бусурманское» в «Диком поле», «земле незнаемой» нашего славного «Слова о полку Игореве», и впрямь уходили в монастырь, в «святую браму», как об этом повествуется в многочисленных козацких «думах»[29]. Так и престарелые рыцари-монахи Запада доживали свой век в инфирмериях (богадельнях) своих крепостей-монастырей.

Как известно, католические рыцари-монахи отважно ратоборствовали с врагами Христианства не только на суше, но и на море. Флот военно-духовного Тевтонского Ордена очистил Балтийское море от пиратских шаек «виталийских братьев» («витальеров») и в 1396 году уничтожил главное разбойничье гнездо – г. Висби на о. Готланд. Флот рыцарей-иоаннитов, именовавшихся в разные периоды своей истории также «кипрскими», «родосскими» и «мальтийскими рыцарями», был грозой мусульманских корсаров Средиземноморья, главным образом турок-османов, отправив на дно морское за несколько столетий бесчисленное множество турецких кораблей и покрыв себя неувядаемой славой в грандиозной морской битве при Лепанто[30], где был сломан становой хребет турецкого могущества в Средиземноморье.

Запорожские козаки также отважно бились с турками на море. На своих юрких многовесельных лодках-«чайках»[31], прямых преемницах однодеревок-«моноксилов» древнерусских князей Олега Вещего, Игоря Старого, Святослава Игоревича и Владимира Святого, запорожцы захватывали многопушечные турецкие корабли-«катарги»[32] и не раз, по выражению Н.В. Гоголя, «шарпали» берега захваченной пришедшими из глубин Азии турками древней христианской земли Анатолии, являвшейся некогда сердцем православной Византийской Империи. Любопытно, что сами запорожцы, по описаниям современников-западноевропейцев, охотно называли себя «мальтийскими кавалерами» и носили на шее восьмиугольные мальтийские крестики, символизировавшими восемь категорий блаженных из Нагорной проповеди Спасителя[33].

Разумеется, запорожцы могли заимствовать мальтийские кресты не только напрямую у рыцарей Мальтийского Ордена, но и опосредованно, через воинов польско-русско-литовской Речи Посполитой. Дело в том, что отборные войска этого государства, чьими подданными, а вернее – союзниками, на протяжении столетий являлись козаки, тяжеловооруженные гусарские и панцирные хоругви, состояли из рыцарей, украшавших свои кирасы и флюгера (флажки) на копьях «кавалерскими» мальтийскими крестами[34].

Сходство с символикой военно-духовного Мальтийского Ордена усиливалось еще и за счет одинаковой – красно-белой – цветовой гаммы. Не случайным в данной связи представляется и тот факт, что все основные ордена Речи Посполитой – Святого Станислава, Белого Орла и «За военные заслуги» («Виртути милитари») представляют собой в основе «кавалерские» мальтийские кресты. Данное обстоятельство говорит о том, что все воинское сословие этого пограничного с миром воинствующего ислама христианского славянского государства, в котором находилось крупнейшее в Европе Приорство Державного Ордена рыцарей-госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского, Родоса и Мальты (Мальтийского Ордена) – Острожский майорат – в целом воспринимало себя в качестве братства рыцарей-крестоносцев, «поборающих на поганых» и служащих щитом Европы от воинствующего ислама. Поэтому не удивительно, что и запорожское козачество, православное «лыцарство», на протяжении столетий являвшееся неотъемлемой составной частью воинского сословия Речи Посполитой, привыкло считать эти «крестоносные» духовные ценности своими[35].

Положение изменилось лишь в начале XVII века, при польском короле Сигизмунде III Вазе[36] – фанатичном католике и выученике иезуитов, заклятых врагов Православия (и Мальтийского Ордена!), вознамерившихся помочь Ватикану (между прочим, всегда стремившемуся подчинить своему влиянию козаков и мальтийских рыцарей – причем эти попытки долго оставались безуспешными!) насильственно окатоличить все население Речи Посполитой (считавшейся дотоле, по сравнению с другими современными европейскими государствами, настолько веротерпимой страной, что ее даже прозвали «убежищем для еретиков»[37]!) с целью последующего использования ее огромных материальных и людских ресурсов в целях Контрреформации.[38] Изменилось, кстати, самым роковым образом – в конечном итоге, как для самой Речи Посполитой, так и для козачества в его традиционной форме существования[39]!

Здесь конец и Богу нашему слава!

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] В отличие от донского, гребенского (терского), яицкого (уральского) и вообще «великорусского» казачества, в применении к запорожскому (днепровскому) духовно-рыцарскому Ордену представляется более уместным употребление термина «козачество», как соответствующего малороссийскому произношению и написанию этого слова. Выражение «украинское козачество» представляется нам неуместным по той простой причине, что термин «Украина» в описываемый период официально не употреблялся, а использовался только в частном обиходе, да и то в значении «окраина» (хотя название «украина» впервые встречается в русских летописях конца XII века; так, смотря из Киева, «украиной» называли Залесье – будущую Великороссию). «Украиной» (т.е. окраиной Речи Посполитой – называли свою «малую родину» жители этих земель). В то же время они, в т.ч. и полонизированные шляхтичи и даже магнаты, имевшие владения на данной территории, не переставали считать себя русскими (не кто иной, как злейший враг днепровского козачества, хотя и являвшийся потомком одного из его основателей, князь Иеремия Вишневецкий в самый разгар войны с Богданом Хмельницким, начинал свои воззвания словами: «Я, Князь Иеремия Вишневецкий, Воевода Русский и т.д.).

[2] Условимся, во избежание путаницы, называть всякое монашеское или духовно-рыцарское братство «Орден» (во множественном числе: «Ордены»), в отличие от наградного знака, именуемого «орден» (во множественном числе: «ордена») – хотя эти наградные «ордена» и происходят исторически от видимых знаков принадлежности к «Орденам» (монашеским, а позднее – и светским рыцарским организациям).

[3] Нам представляется уместным, в отличие от «великорусских» донского, гребенского и ведущего свое происхождение от последнего терского, яицкого (уральского) и прочих казачьих войск, говорить в отношении Украины и, в частности, Запорожья, не о «казачестве», а о «козачестве», и не об «атаманах», а об «отаманах», что соответствует особенностям местного произношения этих слов.

[4] Еще известный предводитель козачества Остап (Евстафий) Дашкович, староста чигиринский и каневский, живший в первой половине XVI века, предлагал сейму Речи Посполитой организовать защиту Днепра от набегов крымских татар-вассалов Османской империи – посредством постоянной стражи из 2 000 козаков и устроить за днепровскими порогами рыцарскую школу (К. Осипов, Богдан Хмельницкий, М., 1948, с. 32).

[5] Буквально: «(лесная) засека».

[6] В отличие от военно-монашеских Орденов Западной Европы, близких по своей структуре к ремесленным цехам и ложам, Запорожская Сечь имела структуру пастушеского кочевья, что выражалось в наличии соответствуюшей должностной иерархии и атрибутики. Самоназвание главной ставки Запорожья – Кош – и его устройство родственны понятию «кхош» (укрепленный табор, по-древнерусски «товар», отсюда «товарищ» и «товариство», как называли свое братство сами запорожцы!) у тюркских кочевников. У тюрок «кхошем» назывались 10 объединенных вместе овечьих отар – а Запорожская Сечь к 1775 году подразделялась именно на 10 округов-«паланок». При каждой отаре у тюрок (например, у ближайших южных соседей запорожцев — крымских татар) состояло по 3 пастуха (чабана). Самый опытный чабан возглавлял всех пастухов «кхоша» (объединенной отары) и назывался «одаман» (что очень похоже на «отаман» – титул атамана запорожских казаков). Главное управление всеми отдельными («малыми») отарами-стадами было сосредоточено в «кхоше», где проживал сам «одаман». По аналогии казаки под «Сечью» понимали столицу всего козачества, а под «Кошем» – свое козацкое «правительство» во главе с «кошевым отаманом».

Будучи братством христианских рыцарей, козаки именовали себя также «Арматным (вооруженным) Стадом» — здесь напрашивается прямая аналогия с (само)определением древнеримской армии как «civitas armata», то есть, буквально: «вооруженной общины (вооруженного города-государства)» -,  в то же время возводя себя тем самым к евангельскому «малому стаду» (Лк. 12,32), а в «кошевом отамане», которому вручался тростниковый пастушеский посох-булава с золоченым яблоком-навершием, видели воплощение Пастыря Доброго. Уговаривая Богдана Хмельницкого в 1648 году возглавить их, козаки говорили ему: «Мы как стадо без пастуха!».

[7] Безбрачие было одним из обязательных условий принятия в козацкое «товариство». В одной козацкой «думе» отец, провожая сына к запорожцам, наставляет его:

Мы жинок мусимо любыты

Так, як наших сестер, материв,

А опричь их нам треба никого не любыты,

И утикаты, як от злых ворогив.

Бо ты знаешь, мiй милый сынку:

Лыцареви треба воюваты,

А тоби буде жаль жинку зоставляты.

[8] Земляные укрепления, именовавшиеся также «фигурами».

[9] Холмы или курганы.

[10] Р. Багдасаров «За порогом», в сб. «Волшебная гора», М., 1996, с. 286.

[11] Вступивший в запорожское братство «свежеиспеченный» козак причислялся к одному из «куреней», на которые делилась Сечь. Куренем (от монголо-татарского слова «курен», т.е. «двор») именовалось козачье «общежитие», имевшее свое помещение, в котором проживало около 150 козаков (нечто вроде общежития-«обержа» рыцарей Мальтийского Ордена). Новоприбывшему козаку куренной отаман отводил в курене место в 3 аршина длины и 2 ширины для установки нар, разъясняя: «Ось тоби i домовина (т.е. гроб), а як умреш, то зробим ще коротшу».

[12] Поэтому среди малороссийского дворянства – «обмирщленного» потомства средневековой козацкой «старшины» — еще в начале XIX века нередко встречались «фамилии» вроде Тупу-Тупу-Табунец-Буланый и т.п.

[13] Соответствовавших «атаманам» у «великорусских» казаков.

[14] Именуя себя «товариством» («товариществом»), запорожские козаки как бы подчеркивали свою принадлежность к воинскому, т.е. рыцарскому сословию (в эпоху Средневековья латинское слово miles, означавшее изначально просто «воин», в связи с возросшим значением тяжеловооруженной рыцарской конницы на поле боя, стало означать исключительно рыцаря, превратившись в синоним другого, идущего еще с древнеримских времен, обозначение всадника-рыцаря — eques). В войске Речи Посполитой той поры «товариством» (towarzystwo) cчитались исключительно рыцари-кавалеры шляхетского рода, служившие в гусарских и панцирных хоругвях., в то время, как воины-простолюдины именовались «жолнеры», «жолдацтво» — собственно, «солдаты», т.е. наемники, служащие за жалованье-Sold (нем.), шеренговые и пр.

[15] Покровитель Христианского воинства, и особенно – рыцарства. Имя его означает «Кто как Бог». Михаил – ангел смерти, времени и, тем самым, истории. Время началось с момента низвержения Михаилом и его небесным воинством в бездну отпавших ангелов, восставших на Бога во главе с Денницей-Люцифером. «И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них, но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе (Откр.12, 7-8).

Но он же и завершает ход земной истории и, тем самым, время: «И восстанет в то время Михаил, князь великий, стоящий за сынов народа твоего; и наступит время тяжкое, какого не бывало с тех пор, как существуют люди, до сего времени; но спасутся в это время из народа твоего все, которые найдены будут записанными в книге. И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление. И разумные будут сиять, как светила на тверди, и обратившие многих к правде – как звезды, вовеки, навсегда». (Дан.,12, 1-3).

И далее: «И Ангел, которого я видел стоящим на море и на земле, поднял руку свою к небу и клялся Живущим во веки веков, Который сотворил небо и все, что на нем, землю и все, что на ней, и море и все, что в нем, что времени уже не будет (Откр. 10, 5-7)». Образ Архангела Михаила со времен Императора Оттона I украшал военный штандарт владык Священной Римской Империи, гербы многочисленных городов христианской Европы (в том числе и г. Киева), знамена князя Дмитрия Пожарского и покорителя Сибири – донского казачьего атамана Ермака Тимофеевича, хоругви «Союза Михаила Архангела» в годы первой русской Смуты и румынского «Легиона Архангела Михаила» Корнелиу Зеля Кодряну между двумя мировыми войнами, Ему был посвящен сочиненный Царем Иваном IV «Канон Грозному Ангелу», под его покровительством находилось несколько рыцарских Орденов и т.п. Лезвие бердыша Зиновия Богдана Хмельницкого после избрания его гетманом также украшал образ Архистратига Архангела Михаила.

[16] При сечевой церкви имелась школа для обучения юношей; имелся и «шпиталь» (т.е. госпиталь) – приют для больных и раненых, что также роднит Сечь со странноприимными военно-монашескими Орденами Запада, и прежде всего – с Мальтийским Орденом.

[17] Яворницький Д.I. Icторiя запорозьких козакiв. Киев, 1990, т.1, с.234.

[18] деды

[19] Так и православным Государям Восточно-Римской Империи (Византии) при венчании на Царство, в знак тщеты всего земного, вручался мешочек с землей (т.н. «акакия»).

[20] О православной символике «трости» см.: Никифор, архимандрит «Иллюстрированная полная популярная библейская энциклопедия, М, 1990, с.707-708).

[21] Рыцари созданного в Святой земле сразу после 1-го Крестового похода Ордена Благой Смерти (о котором сохранилось очень мало сведений) носили поверх доспехов черные плащи с «Адамовой головой» (белым черепом и скрещенными костями); кавалеры Ордена Святого Лазаря – черные плащи с белой каймой и зеленым крестом; госпитальеры-иоанниты – черные плащи с белым крестом, под которые в период боевых действий поддевали украшенные прямым белым крестом красные полукафтанья. Рыцари всех остальных военно-монашеских Орденов, начиная с храмовников-тамплиеров, носили плащи белого цвета с орденскими эмблемами (обычно крестами различного цвета и формы – красного у тамплиеров, меченосцев, рыцарей Святого Гроба Господня, Калатравы/Сальватьерры, Пресвятой Девы Монтезской и Христа, черного у рыцарей Тевтонского Ордена, зеленого у рыцарей Алькантары и Эворы/Святого Бенедикта/Авиша; но, наряду с крестами, существовали и эмблемы иной формы – крыло Архангела Михаила – у рыцарей одноименного палестинского Ордена, крестообразный красный меч – у рыцарей Сантьяго, красные шестиконечная звезда и меч – у рыцарей Добринского Ордена, красные крест и меч (а позднее – красные перекрещенные мечи и золотая шестиконечная звезда) – у ливонских рыцарей-меченосцев, красная пятиконечная звезда у палестинского военно-духовного Ордена Пресвятой Богородицы Монжуа, и т.д.).

[22] Полный титул Великого Магистра одного из современных госпитальерских Орденов, претендующих на происхождение от иерусалимского странноприимного братства XI века – «Суверенного Военного Ордена рыцарей-госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского, Родоса и Мальты» -, звучит следующим образом: «Божией Милостию Священного Странноприимного Дома Святого Иоанна Иерусалимского и Рыцарского Ордена Святого Гроба Господня смиренный Магистр и убогих во Христе Иисусе охранитель».

[23] В Запорожское Войско, наряду с неженатыми «сечевиками» (т.е. полноправными «рыцарями-монахами, или «профессами»), входили и женатые («гнездюки» или «сидни»), однако последние не являлись полноправными членами братства и не имели права именоваться «товарищами» или «лыцарями», занимая положение «сервиентов», «полубратьев» или «фамилиаров» западных духовно-рыцарских Орденов. Семейным запрещалось жить на территории самой Сечи, ибо, по ее неписаному «войсковому обычаю», привод туда женщины, будь то даже родная мать, сестра или дочь, почитался за преступление, достойное строжайшей кары.

[24] По слову Апостола Павла: «Неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу, а женатый заботится о мирском, как угодить жене» (1 Кор 7, 33)».

[25] Вооружение козаков состояло из мушкетов-самопалов, пистолей (пистолетов), сабель, сагайдаков (луков со стрелами), пик, дротиков и боевых топоров. Огнестрельное оружие имели почти все запорожцы. Не случайно на гербе, дарованном Запорожскому войску королем Речи Посполитой Стефаном Баторием в 1576 году изображен козак не только с саблей на боку, но и с мушкетом (или аркебузой, по-козацки, «гаковницей») на плече. Согласно французскому военному инженеру Гийому Левассеру де Боплану, служившему правительству Речи Посполитой в 30-е-40-е гг. XVII в., козаки метко стреляли из пищалей (самопалов) – «обыкновенного своего оружия». Отправляясь в морской поход, каждый козак брал с собой по 5-6 мушкетов. Каждый конный козак имел по 4 пистолета и 1-2 заводных (запасных) коня, чтобы во время похода не уступать татарам, всегда имевшим заводных коней. В Сечи всегда имелось не менее 50 пушек («армат» или «гармат») и множество превосходных артиллеристов.

[26] по являющемуся девизом любого монашеского христианского братства Свято-Апостольскому слову: «…не знаете ли, что дружба с миром есть вражда против Бога? Итак, кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу» (Иак 4,4).

[27] Вооруженные силы всех духовно-рыцарских Орденов, наряду с полноправными «орденскими братьями» (рыцарями-монахами) и различными категориями орденских служителей («услужающих братьев»), состояли из рыцарей-вассалов Ордена, кормившихся с пожалованных им Орденом отвоеванных у мусульман или язычников земель и обязанных за это Ордену воинской службой (от этих вассалов ливонских меченосцев, а позднее – Тевтонского Ордена произошло «остзейское дворянство»), а также из ополчения крестоносцев, добровольно стекавшихся под знамена Ордена изо всех стран Христианского мира (причем, не только римско-католического – упоминаемый в «Слове о полку Игореве» галицкий князь Ярослав Осмомысл «стрелял салтанов за землями», т.е. участвовал в Крестовых походах западных рыцарей против мусульман в Святой Земле).

[28] К. Осипов. Богдан Хмельницкий. М., 1948, с. 40.

[29] Так, в сочинении малороссийского историка П.А. Кулиша «Чорная Рада» (СПб, 1860), следующим образом описывает «прощание козака со светом» (т.е. уход в монастырь): «Музыка ударяла «веселоi» и компания трогалась в путь. Впереди всех на прекрасном боевом коне несся сам прощальник «сивоусий»; нередко и он сам сходил с коня, пил, ел и пускался «навприсядки». Всех встречных и поперечных он приглашал в свою компанию, угощал напитками и предлагал всевозможные закуски. Если он увидит на своем пути воз с горшками, немедленно подскакивает к нему, опрокидывает его…, и вся веселая компания его тотчас подбегает к горшкам, пляшет по ним и разбивает вдребезги. Если он завидит воз с рыбой, также подскакивает к нему и …всю рыбу разбрасывает по площади и приговаривает: «Iжте, люди добрi, та поминайте прощальника!». Если он наскочит на «перекупку» с бубликами, то …забирает у нее все бублики и раздает их веселой компании. Если попадется ему лавка с дегтем, он…скачет в бочку с дегтем, танцует в ней и выкидывает всевозможные «выкрутасы». За всякий убыток…платит потерпевшим червонцами, разбрасывая их вокруг себя «жменями» (пригорошнями — В.А.). Так добирается прощальник…до самого монастыря; тут компания его останавливается у стен святой обители, а сам он кланяется собравшемуся народу на все четыре стороны, просит у всех прощения, братски обнимается с каждым и, наконец, подходит к воротам монастыря и стучит в них:

— Кто такой?

— Запорожец!

— Чего ради?

— Спасатися!

Тогда ворота отпираются, и прощальника впускают в обитель, а вся его веселая компания (провожавшая его до монастырских врат – В.А.)…остается у ограды монастыря. Сам же прощальник, скрывшись за стеной монастыря, снимает с себя черес (пояс) с оставшимися червонцами, отдает его монахам, сбрасывает дорогое платье, надевает грубую власяницу и приступает к тяжелому, но давно желанному «спасению».

Свята брама одчинилась –

Козака впустили,

I знов брама зачинилась,

Навiк зачинилась

Козаковi…

Вышеописанные действия «прощальника» – битье горшков, т.е. сокрушение «сосудов глиняных» (Откр. 2, 27 и др.), насыщение народа рыбой (символом Христовой любви) и бубликами, т.е. хлебами – опять же по Евангельскому слову, насмешка над дегтем-смолой, как главным адским атрибутом (вспомним гоголевского запорожца из «Тараса Бульбы», у которого «шаровары были закапаны дегтем»!) – являлись зримым свидетельством преодоления двойственности жизни «степного рыцаря» в момент принятия им «ангельского чина» – бесповоротного личного разрыва с земным миром. Кроме «смерти для мира» в стенах «святой брамы», для запорожца, как и для всякого Христова рыцаря, существовал и другой способ «ухода от мира» — славная смерть в бою с врагами Бога и Веры Христовой.

[30] 7 октября 1571 года галеры Мальтийского Ордена под началом Пьетро Джустиниани в составе объединенного военного флота Священной Римской Империи, Венеции, римского папы и ряда мелких итальянских государств нанесли средиземноморской армаде османской Турции сокрушительное поражение в морском сражении при Лепанто (Навпактосе).

[31] «Чайкой» назывался челн без киля длиною в 60, шириною в 10 футов, с каждой стороны которого садилось по 10-15 гребцов. Чтобы не терять времени на повороты, «чайка» была снабжена 2 рулями (по одному на корме и на носу). В каждую «чайку» помещали 5-6 мелкокалиберных пушек-фальконетов (вероятно, закрепленных на вертлюгах; впрочем, некоторые позднейшие историки сомневаются в возможности вести огонь из этих мелкокалиберных пушек с бортов козацких «чаек», полагая, что эти легкие лодки неминуемо перевернулись бы при стрельбе). Высадившись на турецком берегу, козаки оставляли по 4 часовых на «чайку» и шли на «добычь». Низкая осадка (2,5 фута) делала «чайки» малозаметными в море. Ночью козаки подплывали к османским кораблям и брали их на абордаж. Если турки своевременно замечали козаков, те стремились сблизиться с турецкими кораблями, чтобы огонь козачьих фальконетов и ружей-самопалов причинял туркам наибольший вред; турки же, наоборот, старались держаться от них в отдалении и безнаказанно обстреливать «чайки» из своих дальнобойных и тяжелых корабельных пушек.

[32] От названия этого многовесельного и многоярусного гребного корабля, гребцами на котором служили христиане, обычно захваченные в плен крымскими татарами или варварийскими (т.е. алжирскими или тунисскими) корсарами и проданные в рабство туркам, происходит наше русское слово «каторга».

[33] Любопытно, что в часовне арагонского «ланга» («языка») духовно-рыцарского Ордена госпитальеров в Соборе Святого Иоанна в Ла Валетте на Мальте – бывшем главном Храме Мальтийского Ордена – сохранилось надгробие Великого Магистра Николя Котонера (1628-1701 гг.). На мраморном пьедестале высится бюст Котонера, опирающийся на статуи полуобнаженных атлантов. Двухметровый памятник высечен из белого мрамора; фигуры согнулись под тяжестью пушек, оружия и воинских доспехов. Атлант слева – обнаженный по пояс мускулистый человек с гладко выбритой головой и …длинным запорожским чубом-оселедцем! Вряд ли фигура запорожца случайно попала в собор католического военно-монашеского Ордена. Вывод один – запорожский козак запечатлен на надгробии Великого Магистра мальтийских кавалеров как символ братства по оружию и дружественных связей Мальтийского Ордена с православным духовно-рыцарским братством козаков, единым фронтом выступавшим против воинствующих орд тогдашних «джихадистов» (см. помещенные нами над данным примечанием по сторонам козацкой печати две цветные фотографии надгробия Великого Магистра).

[34] «Мальтийским» исторически считался не только крест с характерными «ласточкиными хвостами» на концах (утвердившийся в качестве наиболее распространенной эмблемы рыцарей-иоаннитов не ранее XVI века, да и то не сразу!), но и т.н. «лапчатый крест» или «германский крест» с расширяющимися к концам лучами (croix patee), нередко именуемый в дореволюционной русской литературе «тевтонским» или «тевтоническим»; долгое время имел значение цвет креста (у госпитальеров – белый), а не его форма. Именно таков типичный «козачий» крест – белый и обычно лапчатый, в червленом (красном), малиновом или пурпурном поле.

Символика мальтийских рыцарей на знаменах Черноморского казачьего войска (состоявшего из потомков переселенных при Императрице Екатерине II Великой на Кубань запорожских козаков) времен Российской Империи:

(1. Военное знамя 1788 года 3. Куренные значки 1788 года, пожалованные Екатериной ІІ. 2. Знамёна 1803 года, пожалованные черноморским казакам Императором Александром І Благословенным.)

[35] К слову сказать, более детальное знакомство с эмблематикой и регалиями Запорожского Войска полностью опровергает все еще бытующее расхожее представление о нем как об ораве голодранцев, не руководимой никакими высшими принципами.

Вслед за тростниковым отаманским пастырским посохом – булавой или палицей (нередко золоченой и осыпанной драгоценными каменьями) — в набор войсковых «клейнодов» входили: красное шелковое знамя с белым мальтийским крестом по центру (и белым орлом на обороте), образами Спасителя и Архистратига Михаила по бокам; бунчук с черным и белым конским волосом; пернач-шестопер с 6 перьями; круглая серебряная войсковая печать, изображавшая «козака в кунтуше, перетянутом поясом, и высокой шапке, поддерживающего левой рукой положенное на плечо ружье и упершего правую руку в бок, с саблей на левом боку» и с надписью: «Копия Войска Запорозкого» (до 1-й половины XVII века), впоследствии: «Печать Войска Его Королевской Милости Запорозкого» и, наконец: «Печать Царского Величества Малои Росiи Войска Запорозкого»; отдельная от войсковой печать Запорожья, также с гербовым изображением козака полном вооружении, но в остроконечной шапке, с луком и с копьем, «стоящим пред рыцарем, воина бодрствующего знаменующим» и надписью «Печать Славного Войска Запорозкого Низового»; паланочные (окружные), полковые, сотенные и куренные печати с изображениями различных геральдических фигур, каждая из которых обозначала в христианской символике определенную идею (коня, оленя, птицы, льва, звезды, луны, солнца, лука, меча, стрелы и пр.); литавры – серебряные котлы с натянутой на них кожей и деревянными колотушками, в которые бил («довбил»), созывая козаков на раду (круг, совет) специальный литаврщик-«довбыш». При этом не все эти инсигнии власти являлись знаком достоинства кошевого отамана. Войсковая печать была инсигнией войскового судьи, серебряная чернильница – войскового писаря. Инсигнией «осаула» (есаула) являлся особый жезл.

Вышеперечисленные «члены орденского правительства» вместе с гроссмейстером-кошевым как бы символизировали 4 стороны света, необходимую полноту, и, в конечном счете, рациональность орденской организации. Кроме кошевого отамана и войсковых, судьи, есаула и писаря, в Запорожском войске имелась «полковая старшина» (полковник, писарь и есаул) и войсковые служители — подъесаулий, довбыш-литаврщик, поддовбыший, канцеляристы, пушкарь (заведующий артиллерией и хранитель пороховых запасов; кроме того, в пушкарне содержались преступники), подпушкарный, гармаши (артиллерийская прислуга); толмачи-переводчики; шафар (от немецкого Schaffner), наблюдавший за состоянием перевозов через Днепр и взиманием платы с пользующихся перевозами); контаржей (наблюдавший за мерами и весами и собиравший налог с торговцев).

В каждом запорожском курене имелся свой куренной отаман, заботившийся о провианте, топливе, хранении одежды и денег и обладавший значительными административными правами в отношении козаков своего куреня. Права запорожцев на владение вышеперечисленными клейнодами-регалиями подтверждались монархами Речи Посполитой и соседних держав, а позднее – московскими Царями и российскими Императорами; они почитались, как воинские святыни и хранились в войсковом Храме Покрова Пресвятой Богородицы. Сам факт, что Запорожский Кош, помимо «основных», общевойсковых знамени и печати, располагал также куренными (полковыми) прапорами и иными клейнодами, приравнивал его членов по крайней мере к кавалерам-баннеретам рыцарской иерархической пирамиды. Кстати, в Речи Посполитой термин «клейнод» означал не только «регалии», но также «герб» и «патент на дворянское звание».

[36] Сигизмунд III Ваза был королем польским и великим князем литовским (1587.1632), а также, некоторое время, королем швежским (1592-1599).

[37] Asylium haereticorum.

[38] 50 годами ранее провалилась аналогичная попытка папского престола и Ордена иезуитов при помощи нескольких Лжедимитриев и многочисленных русских «воров» и изменников приковать к ватиканской колеснице Московскую (Великую) Русь.

[39] Кстати, западные военно-монашеские Ордены, подобно запорожскому Кошу, несмотря на то, что представляли собой жесткие иерархические структуры, всегда, являясь, подобно запорожской Сечи, «государством в государстве», были оппозиционны и враждебны монархиям, на территориях которых располагались орденские владения. В этом смысле разгром Запорожской Сечи Императрицей Екатериной II имеет явные черты сходства с разгромом Ордена тамплиеров французским королем Филиппом IV Красивым. Впрочем, и судьба других духовно-рыцарских Орденов была, в конечном счете, не многим лучше. Немецкий (Тевтонский) Орден рыцарей Пресвятой Девы Марии потерял большую часть своих владений в результате их секуляризации и превращения в светское герцогство Прусское последним «гохмейстером» (Верховным Магистром) в Пруссии Альбрехтом Гогенцоллерн-Ансбахом; уцелевшие в Ливонии тевтонские рыцари со временем превратились в заурядных помещиков (т.н. «остзейское дворянство»); сохранившийся на территории «Священной Римской Империи германской нации» остаток Тевтонского Ордена во главе с «дейчмейстером» (магистром Германии) со временем превратился в династический «Тевтонский (Немецкий) рыцарский Орден» австрийских Габсбургов, а в 1923 году — в чисто духовный (клерикальный) Орден с гохмейстером-монахом во главе. Были секуляризованы и подчинены короне и все военно-монашеские Ордены Иберийского полуострова. Единственным исключением оказался древнейший военно-монашеский Орден рыцарей-госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского, продолжающий существовать в форме многочисленных рыцарских братств, оспаривающих друг у друга правопреемство от древнего странноприимного братства («Госпиталя»), основанного в Иерусалиме еще до начала Крестовых походов, но не имеющих ни собственной территории, ни подлинного суверенитета — католический так называемый «Суверенный рыцарский Орден госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского, Родоса и Мальты» (S.M.O.M.) с центром в Риме, претендующий на «эксклюзивное» происхождение от вышеупомянутого «Госпиталя» и яростно, хотя и безуспешно, оспаривающий соответствующее происхождение других, некатолических Орденов Святого Иоанна, ныне на деле представляет собой отнюдь не «суверенное государство», а всего лишь «карманный» Орден римских пап.

ПРИЛОЖЕНИЕ 1

1)Cултан турецкий Мохаммед (Мехмет) IV — запорожскiм козакам:

«Я, султан и владыка Блистательной Порты, брат Солнца и Луны, наместник Аллаха на Земле, властелин царств — Македонского, Вавилонского, Иерусалимского, Большого и Малого Египта, царь над царями, властелин над властелинами, несравненный рыцарь, никем не победимый воин, владетель Древа Жизни, неотступный хранитель Гроба Иисуса Христа, попечитель самого Бога, надежда и утешитель мусульман, устрашитель и великий защитник христиан, повелеваю вам, запорожскiе козаки, сдаться мне добровольно и без всякого сопротивления и меня вашими нерадениями не заставлять беспокоиться.

Султан Мохаммед IV».

2)Отвiт запорожскiх козаков турецькому султану Мохаммеду(Мехмету)IV:

«Ти, султан, чорт турецький, i проклятого чорта брат i товарищ, самого Люциперя секретарь. Який ты в чорта лыцарь, коли голою сракою ежака не вбъешь. Чорт высирае, а твое вiйско пожирае. Не будешь ти, сукин ти сину, сынiв христiяньских пiд собой маты, твойого вiйска мы не боiмось, землею i водою будем биться з тобою, распро твою мать. Вавилоньский ты кухарь, Макидоньский колесник, Iерусалимский бравирник, Александрiйський козолуп, Великого и Малого Египта свинарь, Армяньска злодиюка, Татарський сагайдак, Каменецкий кат, у всего свiту i пiдсвiту блязень, самого гаспида внук и нашего хера крюк. Свиняча ты морда, кобыляча срака, рiзницька собака, нехрещений лоб, мать твою ёб. От так тоби запорожцi висказали, плюгавче. Не будешь ты i свиней христiанских пасти. Теперь кончаемо, бо числа не знаемо i календаря не маемо, мiсяц у небi, год у книзи, а день такий у нас, якиi i у Вас, за це поцелуй в сраку нас! Подписали: кошевой отаман Иван Сирко зо всiм кошем Запорожськiм».

Надо сказать, что до нас дошли и другие, более лаконичные и дипломатичные, варианты ответа запорожских козаков турецкому султану. Например:

«Ти, шайтан турецький, проклятого черта брат i товарищ и самого люципера секретар! Який ти в чорта лыцар? Чорт выкидаэ, а тве вийско пожираэ. Не будеш ти годен синiв христiяньских под собою мати, твоего вийска мы не боiмось, землею i водою будем битися з тобою. Вавилоньский ти кухар, македонський колесник, ерусалимский броварник, олександрийский козолуп, Великого и Малого Египта свинар, каменецкий кат, подолянський злодиюка, сомого гаспида внук и всього свiту i пiдсвuту блазень, а нашего Бога дурень, свиняча морда, ризницька собака, нехрещений лоб, хай бы взял тебе чорт! Отак тоби козаки видказали, плюгавче!  Негоден еси матери вирних христiян!
Числа не знаем, бо календаря не маем, мiсяць у небi, год у книзи, а день такой у нас, як i у вас, поцелуй за те ось куда нас!

Кошевой атаман Иван Сирко зо всiм коштом запорозьким».

ПРИЛОЖЕНИЕ 2

ДЕЛЯГИН М., АКУНОВ В. О СИТУАЦИИ НА УКРАИНЕ.

https://rutube.ru/video/82834b207c6291b27200b1caace4dda4/

АЛЕКСАНДР АЗАРЕНКОВ

«ГРАМАТА К ЗАПОРОЖЦАМ» И ПРОСТОЙ ОТВЕТ НА НЕЁ.

Все знают о картине И.Е. Репина «Запорожцы пишут письмо султану». Однако, значительно меньше людей знают, о чем же писали запорожцы, что же там было такого, отчего веселятся (мягко сказать) запорожцы, и при каких обстоятельствах было написано данное письмо? К слову сказать: вариантов картины с таким сюжетом у художника было два. В Абрамцево, на даче Саввы Ивановича Мамонтова, Репин зачитывал гостям список «письма», чем позабавил их на славу. С того времени и созрел сюжет у художника и возникли образы для будущей картины.

Мирный договор в Андрусове 1667 года между Россией и Польшей (а точнее — Речью Посполитой) разделил Украину на две части — Правобережье отошло к Речи Посполитой (Rzeczpospolita), а Левобережье с Киевом — к России. В связи с этим появилось два гетмана. Гетман Правобережной Украины Петр Дорошенко (1627-1698 гг.), пытаясь объединить под своей булавой обе Украины, пошел под протекторат султана Мухаммеда IV. Против этой авантюры выступили запорожцы во главе со славным кошевым атаманом Иваном Сирко.

Иван Дмитриевич Сирко, которого немцы называли: «Zirk» [Чиркас?], крымский хан: «Урус шайтан» — «русский черт», а крупнейший европейский полководец ХVII в., герой Вены, польский король Ян III Собесский: «славный русский воин», — был действительно человеком исключительной личной храбрости и талантливым военачальником. Лихой рубака, неуравновешенный, не признающий никакой дисциплины — он был типичным представителем разгульной казацкой вольности. Его именем татары в Крыму пугали детей. Титул полковника Войска Запорожского он носил с 1654 года и до самой смерти в 1689 году. Сирко участвовал в пяти десятках сражений и только в трех был побежден. При всех выдающихся способностях, атаман так и не освоил «грамматическую премудрость», и до конца жизни остался малограмотным (каламбур: грамота от неграмотного).

Д.И. Яворницкий (1850- 1940 гг.), академик Украинской Академии Наук (он же — Д.И. Эварницкий — В.А.), знаток истории запорожского казачества, в работе, посвященной И.Д. Сирко (С-Пб., 1894, стр. 94-99) изложил свою версию событий, связанных с написанием всем известного письма султану. [В роду академика были поляки, до революции писал он свою фамилию через «Э», а после — через «Я», производя её от слова «Явор», т.е. «платан»].

Летом 1675 года между Крымом и Войском Запорожским было заключено перемирие. Вероломно нарушив его, крымчаки сделали набег на Сечь (разночтение: Съчъ или Січ), намереваясь захватить ко всему прочему богатую себе добычу и полон. Благодаря счастливой случайности (какой-то казак поднял всех по тревоге) сечевики успели приготовиться к обороне. Крымчаки понесли большие потери и около 3000 из них было взято в плен. Казаки тогда отослали длинное письмо хану. Это письмо, было обнаружено в архивах Бахчисарая, и его подлинность не вызывает сомнений. Оно было опубликовано и оказалось выдержанным в рамках дипломатического этикета. Списки с него по рукам не ходили, — не было изюминки.

При всём при том, Запорожцы атамана Сирко Крымскому хану писали совершенно в ином тоне и стиле. Так:

«Отъ Кошеваго Ивана СЂрка къ Хану Крымскому.

Ясне Вельможный МосцЂ Хане Крымскій, съ многими Ордами, близкій нашъ сосЂде!» и т. д. Собственноручно написанная фамилия под текстом, в подтверждение своего авторства или согласия, заканчивала то послание:

«Тое все выразивши, жичимъ вашей Ханской Мосци доброго здоровья и счастливаго повоженья. Писанъ въ СЂчи Запорожской. Вашей Ханской Мосци зычливіе пріятели, Иванъ СЂрко, Атаманъ Кошовый, со всЂмъ войска Запорожского Низового товарыствомъ».

В отличии от истории письма казаков к крымскому хану, случай с письмом запорожцев султану был весьма запутан. На этом месте факты и легенды переплелись так тесно, что отделить одно от другого теперь весьма трудно.

Обеспокоенный Мухаммед IV осенью 1675 года в адрес запорожцев передал письмо. Подлинного текста этого ультиматума не удалось обнаружить ни в России, ни в архивах Стамбула. Списки этого «письма» с приложением ответа имели хождение на Украине еще в конце ХIХ столетия. Историк Яворницкий, приводит текст по одному из наиболее ранних списков ХVII века.

«Султан Мухаммед IV запорожским казакам!

Я, султан, сын Мухаммеда, брат Солнца и Луны, внук и наместник Бога, владелец царств Македонского, Вавилонского, Иерусалимского, Великого и Малого Египта, царь над царями, властитель над властелинами, необыкновенный рыцарь, никем непобедимый воин, неотступный хранитель гроба Иисуса Христа, попечитель самого Бога, надежда и утешение мусульман, смущение и великий защитник христиан — повелеваю Вам, запорожским казакам, сдаться мне добровольно безо всякого сопротивления и меня Вашим нападением не заставлять безпокоиться.

Султан турецкий Мухаммед IV».

Ультимативный, напыщенный и безапелляционный тон «ноты» султана возмутил казаков, а возможно скорее их атамана Сирко, что получился обратный эффект и разухабистое сальное письмо Запорожцев, сдобренное горилкой, вошло в Историю.

«В моем архиве в О И Р К ГосЭрмитажа хранится много писем из разных районов б. СССР и заграницы с просьбой ответить на эти вопросы» — так написал доктор исторических наук Сапунов. Меня также заинтересовало сообщение вышеуказанного автора, и я провёл собственное, дополнительное расследование. Получилось, то, что получилось. Без глупостей и скабрёзности — давайте отнесёмся серьёзно к историческим документам…

Можно представить, как изощрялись они в остроумии, бойкости ума, составляя ответ владыке Порты. Согласно преданиям, то письмо писалось под известным на Украине могучим запорожским дубом, на острове Верхняя Хортица, что первой Хортицкой Сичи, Корибута. Дуб-патриарх дожил до недавнего времени (по сообщению д.и.н. Сапунова Б.В., Академика Петровской Академии). И далее:

По списку последней четверти ХVII века, опубликованному Д.И. Яворницким, текст ответного письма запорожцев звучал так:

«Запорожские казаки турецкому султану!

Ты, шайтан турецкий, проклятого черта брат и товарищ, и самого люцеперя секретарь, якой ты в чорта лыцарь? Чорт выкидае, а твое вийско пожирае. Не будешь ты годен сыны христианские пид собой маты, твоего вийска не боимось, землею и водою будем биться с тобою. Вавилонский ты кухарь, македонский колесник, иерусалимский броварник, александрийский козолуп, Великого и Малого Египта свинарь, армянска злодиюка, татарский сагайдак, каменецкий кат, самого гаспида внук и всего свету блазень, и нашего Бога дурень, свинячя морда, кобыляча сука, разницка собака, нехрешений лоб, хай бы взял тебя чорт. От так тоби казаки видказали, плюгавче. Невгоден еси матери вирных христиан!

Числа не знаем, бо календаря не маем, месяц у неба, год у князя, а день такой у нас, як и у Вас, поцелуй за то ось куда нас!

Кошевой атаман Иван Сирко зо всим кошем запорожским».

Знаменитые теперь уже «Письма» написаны в стиле и традициях тогдашнего народного произведения и вольного творчества казацких писарей. Являются они по сути пародиями на письменные документы султанов и ханов, и были подхвачены людьми в других краях. «Что придало нескольким десяткам слов, просто и грубовато сказанным, такую жизненную силу, такой общественный резонанс, такое звучание? — писал один из исследователей письма. — Может то, что выражены они крепко приправленным перцем языком казаков. Может, частично и это, только есть здесь и другое: патриотизм, народность, эмоционально зрелый юмор, любовь к родной земле, уважение к собственному достоинству — все то, что постоянно живет в сердце честного, смелого человека».

В таком историческом контексте невольно вспоминаются и другие, более ранние письма запорожцев — универсалы 1648 года, «якия украински гетман высылаў аж да Барысава, Быхава і Магілева: З’яўленне казацкіх загонаў Нябабы, Галавацкага, Крывашапкі, Мікуліцкага, Гаркушы, Сакалоўскага і іншых палкоўнікаў, сярод якіх было нямала [старолитовцев] беларусаў (з ліку палкоўнікаў Хмяльніцкага многія таксама мелі беларускае паходжанне, напрыклад Бутрым, Грамыка, Крычэўскі, Ждановіч, Нячай, Хведаровіч), выклікала масавае далучэнне да іх…» («Гісторыя Беларусі» пад рэд. А.Г. Каханоўскага і інш. — Мн., 1998).

Кроме книги Эварницкого, мы можем отследить существующие, как указывалось, другие списки письма. Один из авторов (Интернет) вспоминает: «Подъезжая под Ижоры… обсуждая вопросы обустройства могилы моей любимой тетушки, из памяти всплыла эта давняя история, приключившаяся со мной во Львове.

Я тогда был учеником четвёртого класса школы № 17, которая стояла на углу тогдашних улиц Черняховского и Сталинградской, в 1961 году переименованной в Волгоградскую. Наш классный руководитель и учитель нелюбимого тогда английского языка Григорий Дмитриевич Мудрик организовал экскурсию в Исторический музей. Вернее его филиал, который располагался в угловом доме на примыкании улицы Галицкой к площади Рынок. На экскурсию мы поехали на трамвае № 2, в который погрузились на углу улиц Черняховского и Энгельса…» Далее автор пишет о письме запорожцев, из того музейного фонда. И ниже приводится, пожалуй, самый откровенный его вариант (а впрочем, мне попадался отклик вовсе непечатный – А.А.):

«Отвіт Запорожців Магомету IV-му

Запоріжські козаки турецькому султану! Ти, султан, хюй (мы вынуждены были заменить здесь и далее стоящую в оригинале второй в этом слове букву «у» на «ю», в связи с требованиями администрации сайта — В.А.) турецкий, i проклятого чорта брат i товариш, самого Люцеперя секретарь. Якiй ти в *** лицарь, коли голою сракою їжака не вб’єш!?. Чорт висирає, а твоє вiйсько пожирає.

Не будеш ти, сукiн ти сину, синiв христiянських пiд собой мати, твойого вiйска ми не боiмось, землею i водою будемо битися з тобою, распройоб твою мать.

Вавилоньский ты кухарь, Макидоньский колесник, Іерусалимський бравирник, Александрiйський козолуп, Великого и Малого Египту свинар, Армянська свиня, подолянська злодиюка, Татарський сагайдак, каменецький кат, самого гаспида онук і у всего свiту i пiдсвiту блазень, а нашого Бога дурень, свиняча морда, кобиляча срака, різницький собака, нехрещений лоб, мать твою в’йоб! Самого гаспида внук и нашего хюя крюк. От так тобi запорожцi виcказали, плюгавче. Не будешь ти i свиней христiанских пасти. Тепер кончаємо, бо числа не знаємо i календаря не маємо, мiсяць у небi, рік у князя, а день такий у нас, який i у Вас, за це поцілуй в сраку нас!

Пiдписали: Кошовий атаман Іван Сірко зо всiм кошем Запоріжськiм»

Н.И. Костомаров сообщает ему известный ответ казаков султану. Текст очень схожий со всеми вариантами, за исключением некоторых речевых оборотов и слов. Пример: «некрещений лоб <…> бы твою чорт парив!» и вместо Сирко указан отоман Захарченко!
Примечательны дополнительные сведения Российского историка:

Вот в каком виде известен мне ответ казаков султану. Трудно решить, действительно ли был дан такой ответ, или это измышление, но во всяком случае старое, запорожское. Ответ этот может относиться ко времени Мухамеда IV (царствовал с 1648 по 1687), завоевавшаго Каменец (1672 г.) и Подоль; на это намекают слова: «камшицький кат, подольский злодиюка».

Занимательно ещё одно примечание публикатора письма:

Во многих рукописных сборниках попадается весьма курьезное письмо Запорожцев к одному из турецких султанов в XVII столетии. У нас два списка — один в объемистом сборнике прошлаго столетия, сообщ. А.А. Шишковым, а другой — списан покойным Н. И. Бахтиным из бумаг московскаго архива и сообщен нам Н.Н. Селифонтовым. Ответ Запорожцев публикуется по списку Н.И. Костомарова с его примечанием. Отметим, что один из варьянтов — письма Запорожцев — был, кажется, помещен в «Описании хронографов» Андр. Попова.

Или такое сообщение:

Двадцать два года тому назад, я — тогда еще восьми-летним ребенком а также сосед мой, по месту моего рождения в Черниговской губернии, село Михайловка, — Скоропадский, бабка моя тоже почти соседка (30-ть верст деревня Хоробричи, тетка Н.В. Гоголю), Коробчиц — все мы знали на память ныне напечатанный в «Русской Старине» (изд. 1872 г., т. VI) ответ запорожцев. Наши предки всегда служили в «запорозьским вийски». От бабки Софии Андреевны Коробчиц я слышал изустно, а затем читал два списка — один, списанный печатной формы буквами моим прадедом Данилом Симоновским, а другой — предком Скоропадскаго (бывшаго гетмана), но не знаю, кем именно, и по всем этим трем данным… передаю тот ответ на страницы «Русской Старины», как помню наизусть с восьми-летняго возраста. Редакция настоящего списка имеет существенныя отличия от напечатаннаго в «Русской Старине». При этом для правильности чтения пишу «Ответ» с соблюдением, орфографии, употреблявшейся при издании журнала «Основа», так как точной орфографии малороссийскаго языка не существует.

Я.С. [Симоновский].

А озорное письмо же начиналось так:

«Ти шайтанъ турецькiй, проклятого чорта братъ и самого Люциперя секлетарь, да не отаманъ! <…> На тобi!»

Известнейший казачий поэт и общественный деятель Николай Туроверов так же уделил своим вниманием эту тему. Его «Письмо казаков к Турецкому Султану» – статья, казалось бы не сообщает ничего нового… но даёт повод нам не усомниться, что и казачья эмиграция собственно проявляла интерес к этому объекту.

«В старинных рукописных сборниках, сбереженных любителями древностей, и даже в государственных и монастырских архивах сохранился текст хлёсткой казацкой отповеди… данной турецкому султану. Очень интересную информацию собрал и рассказал академик Сапунов, о том, что в последнее время появились новые сведения об истории создания «Письма». Немецкие литературоведы обнаружили в библиотеках и архивах Вены, Будапешта, Софии, Кракова, Белграда списки этого письма на польском, немецком, сербском, болгарском и других языках, датируемых концом XVII столетия. Русские и украинские списки оказались вольными переводами антитурецкого памфлета, получившего в те годы широкое распространение в странах Юго-Восточной Европы. Они, эти списки, в конечном счёте, были направлены против турецкой экспансии, но в каждой стране принимали свой национальный колорит, не изменяя общего смысла. «Двойное дно», анекдот или заветная скаска с нехитрым народным юмором тут крепко сплавились».

Charta (epistula) non erubescit. Бумага (письмо) не краснеет.

Так це чи нi – судити вам, шановнi читачi.

Азъ (Александр Азаренков-Мещеряков).

Москва, 2007-2009 гг.